Фома пожал плечами, явно несогласный с тем, что стоит набивать живот в городе.

— Ты в порядке? — тихо уточнил я.

— Не извольте беспокоиться, — ответил парень с легкой улыбкой. — Буду вас ждать, вашество.

Я открыл дверь и вышел из авто. Филипп Петрович последовал за мной, и мы вместе направились к крыльцу.

— Знаешь, мне стоило бы проверить и твоего помощника. Но я даже не мог себе представить, насколько он у тебя необычный!

— И такое бывает, — коротко ответил я.

— И мне кажется, что Софья Яковлевна не особенно удивилась, когда этот Питерский обернулся тем зверем. Она знала о его природе?

— Да.

— То есть… все, кроме меня, знали, что в семье завелся кот?

— Все сложно… — я пожал плечами. — Но могу тебя уверить, что клятву семье Фома принес, как и полагается. И его скрытая сторона не мешает ему быть хорошим человеком.

— Ну, раз даже княгиня не возражает против такого, то и я приму как данность, что в твоем доме не будет мышей.

— Не смешно, — фыркнул я.

— Так я и не смеюсь, — ответил отец. И серьезно уточнил: — Выходит, что он шаман? Самый настоящий?

— Можно и так считать…

— Я читал о них сводки, но полагал, что все это сказки… — Филипп Петрович оглянулся, убеждаясь, что нас точно никто не слышит. — Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел… Кот! И он мурчал потом, когда Людмила Федоровна очнулась.

— Они с ней близки.

— Это как? — осторожно уточнил мужчина.

— Она считает его членом семьи. И относится как к ребенку, которого у нее никогда не было… К тому же она всегда умилялась факту, что он не совсем человек. Он, правда, никогда не обращался при ней, и не мурчал, но госпожа Яблокова всегда хотела узнать, есть ли у него такая функция.

— Женщины! — вздохнул князь. — Невозможные создания. Тяжело с ними, но и без них никак…

***

Несмотря на то, что мы приехали за приличное время до начала заседания, комиссия уже собралась. У дверей кабинета дежурил секретарь — невысокий худосочный мальчишка в сером костюме. И едва мы подошли к кабинету, он тут же исчез за дверью. Но вернулся он через несколько мгновений и сообщил:

— Вас ждут, Павел Филиппович. Прошу, проходите…

Парень услужливо распахнул передо мной дверь. Отец хлопнул меня по плечу и негромко бросил:

— Все будет хорошо…

И я вдруг понял, что он переживает. Это открытие настолько меня удивило, что я даже не успел подумать — хорошо это или плохо.

— Спасибо, — ответил я и вошел в помещение.

Кабинет был небольшим. В центре стоял длинный стол, за которым уже собрались перечисленные в письме люди. И почти всех я знал, кроме одной женщины, сидящей во главе стола. И почему-то она мне не понравилась. Отец был прав — она казалась неприятной.

Отчего-то она напомнила мне ведьму, какими их рисуют в сказках. С глубоко посаженными глазами, узкими поджатыми губами и крючковатым носом — ее лицо производило отталкивающее впечатление. Волосы, в которых, несмотря на аккуратное окрашивание, виднелась седина, были убраны в небрежный узел на затылке. Не хватало только бородавки на кончике носа, чтобы облик обрёл сказочную правдоподобность. И мне показалось, что легким это слушание не будет.

— Добрый день, — поприветствовал я собравшихся за столом. — Павел Филиппович Чехов. Прибыл на разбирательство по поводу нарушение кодекса адвоката.

Женщина растянула в улыбке тонкие бескровные губы. Но ее выцветшие глаза при этом оставались колючими и холодными:

— Добрый день, Павел Филиппович, — скрипучим голосом произнесла она и указала на свободное кресло. — Прошу, присаживайтесь.

Я прошел к столу и сел в кресло. Женщина же начала:

— Комиссия в составе главы Адвокатской палаты Васильева Дамира Васильевича, заслуженного юриста Империи Михаила Александровича Суворова, заслуженного юриста Машукова Руслана Константиновича и председателя комиссии Муравьевой Инны Михайловны, собралась для разбирательства дела о нарушении кодекса адвоката. Причиной для разбирательства стала жалоба, поданная Антоном Ниловичем Самохваловым. В жалобе заявитель говорит, что нанял Чехова Павла Филипповича для представительства интересов в суде. В ходе разбирательства Павел Филиппович вызвал на заседание свидетеля, показания которого значительно ухудшили положение заявителя.

Муравьева отложила лист и взглянула на меня:

— Все ли, что указано в жалобе, верно?

Я кивнул:

— Все так.

— Тогда позвольте уточнить, почему вы так поступили? Прежде чем вы ответите, Павел Филиппович, хочу вас предупредить: вы совершили очень серьезный проступок. Ваши действия повлекли к тому, что мастер Самохвалов из ответчика по деловому иску стал фигурантом уголовного дела.

— В деле между мастером Волковым и мастером Самохваловым был только один свидетель, который мог признать сделку ничтожной, — ответил я. — И чтобы выиграть в суде, мне пришлось пригласить его на заседание.

— Но вы должны были оценивать риски и расставить приоритеты, не так ли? — строго уточнила Муравьева.

— Я не знал всех подробностей данного дела. Только эпизоды, которые были не страшны моему нанимателю в виду исковой давности. Но мастер Волков смог воспользоваться моей оплошностью.

— Опытный адвокат… — начала Муравьева.

Но Машуков с улыбкой ее перебил:

— Позвольте внести поправку: несмотря на множество закрытых заявок, Павел Филиппович не опытный адвокат, а стажер, который совсем недавно получил статус. При всем уважении, его нельзя ставить в один ряд с опытными адвокатами, Инна Михайловна.

Женщина строго взглянула на куратора и твердо произнесла:

— Стажер должен работать в тесном содействии с куратором. Кажется, вы являетесь его наставником, Руслан Константинович?

— Все верно, Инна Михайловна, — спокойно подтвердил Машуков. — Этот просчет — моя вина, и я ее с себя не снимаю.

Тонкие губы Муравьевой снова растянулись в усмешке:

— То есть, мы можем за одно заседание решить вопрос о двух лишениях статуса?

Машуков кивнул:

— При условии, что вы сможете доказать вину, Инна Михайловна, — холодно ответил он. — Потому что, если ваш вердикт не будет обоснован на фактах, я обжалую его в Министерство. А если мне покажется, что задета моя честь и деловая репутация — дело может обернуться куда более серьезным разбирательством.

Это возымело успех. Улыбка моментально сползла с лица Муравьевой.

— Вы мне угрожаете? — севшим голосом уточнила она.

Руслан Константинович покачал головой:

— Ну что вы, Инна Михайловна? Просто рассуждаю, как могут развиваться события. Знаете, эти истории из разряда «если бы»… Но, кажется, мы отошли от темы! Мы же собрались в этом зале в этот чудесный день не для того, чтобы рассуждать на отвлеченные темы, не так ли?

Женщина резко кивнула:

— Вы правы. Итак, Павел Филиппович?

— Как правильно сказал Руслан Константинович, я не опытный адвокат с многолетним стажем, — ответил я. — И не отказываюсь от допущенной мной ошибки. Но! Я не обладал достаточной информацией. Если бы мой наниматель рассказал мне обо всех обстоятельствах дела — я бы не стал вызывать на допрос данного свидетеля. И пытался бы выйти на сделку с мастером Волковым. Так что моя вина является косвенной. Я не знал, какие подробности могут вскрыться на заседании.

Боковым зрением я отметил, как довольно переглянулись Васильев и Суворов. Женщина, наоборот, замялась. Я же продолжил:

— Вся информация, полученная в кабинете, попадала бы под адвокатскую тайну и не могла быть разглашена мной.

— Учитывая этот факт и множество закрытых заявок… — начал было Васильев

Но Муравьева его перебила:

— Заседание назначается через неделю, — холодно произнесла она. — Вы можете быть свободны, Павел Филиппович. О новом заседании вас уведомят письмом.

Я вышел из кабинета, прикрыл за собой дверь. Глубоко вздохнул, пытаясь понять, что сейчас произошло.