— Зато те — нормальные старухи, — упрямо сказала мама, — а тут…..

— А сколько лет тетушке Мерте? — спросил я.

А про себя подумал, что время высушило ее до бумажной сухости, и даже странно, что при ее движении не слышно шороха.

— Бог знает, сколько ей лет, — мама наконец закончила шить и сложила работу. Она подошла к тетушке Мерте и тронула ее за плечо.

— Пойдемте спать, тетушка Мерта, — мама старалась говорить громко и отчетливо, — пора спать.

Я стал считать… три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Тетушка Мерта встала, покачиваясь, словно ноги отказывались нести ее невесомое тело.

Я улыбнулся. Все было, как обычно. Она смогла подняться на «десять» и это совсем неплохо, потому что только на счет «5» до нее доходило, что от нее требуется, и она начинала шевелиться. Я смотрел, как мама уводит тетушку Мерту. Ее нельзя было подталкивать и. направлять, она могла только как тень идти следом за вами. Потом я спросил отца:

— А как на самом деле зовут тетушку Мерту? И кем она нам приходится?

— Да я сам не знаю, — ответил он. — Можно, конечно, посчитать, в каком мы родстве, только это слишком долго. А тетушкой Мертой ее прозвал мой пра-пра-дед. Может, это и не очень красиво, но прозвище так и прижилось в нашей семье. — Отец зевнул и поднялся с кресла.

— Ну, я тоже пошел спать, — он взял со стола газету и отправился на кухню перекусить чего-нибудь на сон грядущий.

— А почему ее так прозвали? — крикнул я.

— Не знаю, — голос отца звучал глухо, наверное, он шарил в холодильнике. — Он говорил, что она давным-давно мертва, вот и прозвал так.

Я решил подсчитать. Я, отец, дедушка, пра-дедушка, пра-прадедушка и еще «пра» — шесть поколений. Если по 30 лет на поколение — получается 180. Я грыз кончик карандаша, чувствуя неприятный холодок в животе.

«Это же не точно, — успокаивал я себя. — Папа мог преувеличить, ради шутки. Но, даже если отбросить одно поколение, остается 150 лет».

Я отложил карандаш.

Значит 150 лет назад кто-то считал, что тетушка Мерта давным-давно мертва. Сколько же ей все-таки лет?

Наступившее утро встретило меня чистотой и свежестью. Умытый ночным дождем мир спал. Я наслаждался утренней прохладой и радовался жизни. Каникулы только начались, и работы на ферме пока не много.

Мама позвала к столу. Еще издали я почувствовал дразнящий запах оладьев, сосисок и кофе. И не заставил себя долго ждать и упрашивать. Оладьи были что надо — жаль, быстро кончились.

— Похоже, ты и вправду вырос, — заметил папа. — Управился быстрее отца…

Вдруг из спальни выбежала мама.

— Тетушка Мерта проснулась и сама встала, — сказала она испуганно.

— Да, — сказал папа, — Ты была права. Похоже, начинается.

— Мам, можно я поеду на рыбалку? — спросил я, не слишком прислушиваясь к их разговору. Я собрался на пару дней съездить на озеро Хонен.

— Лучше не сейчас, сынок, — ответил отец. — Я думаю, что не сегодня-завтра для тебя здесь найдется дело.

— Ну, пап, — я даже расстроился, — я ведь давно собираюсь.

— Ничего, это не надолго, — сказал папа. — А на озеро еще успеешь.

— Но что я должен буду делать?

Мама, расстроенная, теребила угол фартука.

— Ты нам будешь нужен, — повторила она.

— Но зачем?

— Сводить на прогулку тетушку Мерту.

— Прогуливать тетушку Мерту? — удивился я. — Но мама, ты же всегда сама с ней гуляешь.

— Это совсем другое, — мама, наконец, оставила фартук в покое. — На эту прогулку тетушка сама выбирает спутника. И идти придется тебе.

За ужином я стал внимательно рассматривать тетушку Мерту. До этого я не особенно обращал на нее внимание. Она была всегда такой же привычной и незаметной, как мебель.

Тетушка Мерта была совсем маленькой. Если бы она не была такой высохшей, то, наверное, походила бы на маму. Серые волосы заколоты в крохотный пучок на затылке. Лицо, как измятая бумага, провалившийся беззубый рот, крохотные, потерявшиеся в морщинах абсолютно пустые глаза. Она без всякого выражения смотрела сквозь меня, и только зубы, ощутив прикосновение ложки, начинали двигаться, втягивая жидкую кашу, которую подавала ей мама. Рот закрывался, и на каждый глоток дергалась тощая куриная шея.

— А она может разговаривать? — спросил я.

Отец посмотрел на маму и уткнулся в свою тарелку.

— Никогда не слышала, — ответила мама.

— А делать что-нибудь она может? — допытывался я.

— Ну, в общем, да, — сказала папа. — Она отлично чистит горох, если ее правильно попросить.

— Да… — меня передернуло. Я вспомнил, как однажды меня, еще маленького, посадили помогать тетушке Мерте. Я подавал ей стручки, а она быстро, как автомат, вылущивала из них горошины. И, когда горох кончился, ее руки все никак не могли остановиться — брали, лущили, складывали…

— Еще она хорошо рвет полоски для половиков и может прополоть грядку от сорняков перед посадкой.

— Так почему… — я не знал, как бы спросить поделикатнее.

— Почему она живет у нас? Ты это хотел спросить? — мама вздохнула. — А куда ее денешь? Живет и живет. Да, в общем-то, она особенно и не мешает.

— Можно ее отправить в интернат, — сказал я.

— Во-первых, в интернат надо представлять документы, а откуда им взяться у тетушки Мерты, — объяснила мама, готовя сладкую кашу для старухи. — А, во-вторых, интернат стоит денег.

— А про какую прогулку вы говорили? Куда это мне с ней идти?

— В лощину, — ответил папа, нацеливаясь на очередной кусок пирога с вишней. — Вниз, до старого дуба, — папа тяжело вздохнул, словно вспомнив что-то. — И обратно.

— Ну, зачем же туда. Там же полно крапивы, да и комаров хватает. А кроме того там… ну… нехорошо.

— Ты хочешь сказать, нечисто? — улыбнулась мама.

— Ну, в общем, да, — я попытался объяснить. — Там даже погода не такая, как вокруг. Чего ради лезть туда?

— Она всегда идет именно туда, — сказал папа. — А ты будешь ее провожать.

— Ну раз надо, значит надо, — я поднялся. — Тогда уж лучше сделать это поскорее. Пойдемте, тетушка Мерта.

— Сейчас она не пойдет, — сказала мама. — Она сама решит, когда будет готова.

— А почему с ней не может сходить папа? Ведь он уже один раз ходил.

— И с меня вполне хватило одного раза, — ответил папа холодно. — В этот раз пойдешь ты. И ты должен быть здесь, когда придет час. Рыбалка от тебя никуда не денется.

— Ну ладно, — я почти смирился. — Но вы хоть объясните по-человечески, а то я так ничего и не понял.

И мне объяснили. Тетушка Мерта всегда была в нашей семье, хотя папа так и не смог рассчитать, в каком родстве она с нами. И всегда она была такой же старой и высохшей. В ней словно совсем не осталось плоти, ничего, способного разлагаться, поэтому она не была такой противной, какими бывают старухи.

Раз в двадцать — тридцать лет, она как будто просыпалась и рвалась куда-то идти. И сопровождать ее должен был обязательно мужчина. С женщиной она идти не могла. И ее провожатый возвращался изменившимся.

— Это очень сильно действует, — сказал папа. — Когда своими глазами видишь то, что никогда тебе не понять…

— А однажды это был настоящий кошмар, — начал рассказывать папа. — Это когда наша семья только переехала сюда. Тогда еще был жив твой пра-прадедушка. Они добирались сюда в крытом фургоне, и всю дорогу тетушка Мерта ничего не замечала. А когда она начала просыпаться и не нашла знакомых мест, она словно с ума сошла. Прадедушка хотел вести ее по дороге, но она металась в темноте, словно собака, потерявшая след. Прадедушка привел ее домой только утром, весь ободранный и в синяках. Но в конце концов она облюбовала себе эту лощину.

— А зачем она туда ходит? — спросил я. — Что ей там надо?

— Этого не расскажешь, — ответил папа. — Это можно только увидеть самому.

В этот вечер тетушка Мерта снова зашевелилась. Сначала она закрыла руками лицо, потом попыталась встать. Одной рукой она вцепилась в спинку стула, а другой взмахивала, словно пытаясь ухватиться за воздух. Мама подошла, погладила ее по плечам и усадила назад.