«Лит» болезненно содрогнулся, и пол ушел из-под ног рифтера, когда направленный ядерный удар пробил защитное поле эсминца, и шлюпка с экипажем, защищенным от чудовищных перегрузок гравиполем, ринулась в образовавшееся отверстие. Хрим рухнул обратно в кресло. На мгновение заложило уши — это автоматически задраились люки, изолировав мостик, и тут же взревела сирена предупреждения о разгерметизации. Еще несколько секунд спустя сквозь палубу донесся приглушенный хлопок, и в памяти его всплыли кадры из приключенческих клипов его детства: носовая часть шлюпки взрывается, выпуская поток разъяренных, вооруженных до зубов, закованных в броню морских пехотинцев.

— Дясил, дай мне изображение лучеметных расчетов! — рявкнул Хрим. — И отследи эту гребаную пехоту! Поджер, повреждения?

— У меня ничего, снаряд заряжается... пошел.

В нижней части экрана высветились четыре окна. Три из них показывали боевые расчеты, дежурившие у оружейной, машинного отделения и мостика; всеобщее внимание привлекло четвертое. На нем виднелась цепочка громоздких фигур в сверкающей броне, по одной возникающих из зияющей пробоины в переборке; усеянный металлическими обломками коридор вокруг них корежился и начинал плавиться. Секунду спустя окно вспыхнуло ярким светом и погасло.

— Блин, ушли — чтоб их логосы затрахали, засранцев! — не выдержал Дясил. — Лучеметы! — Он забарабанил по клавишам, а Хрим выкрикивал тем временем команды расчетам, которые уже напяливали на себя легкую броню. Она не защитит, конечно, от попадания лучеметного разряда, как защитила бы сервоброня пехотинцев, но все же не даст изжариться в лучах энергии, излучаемой стенами коридора.

— Вот они! — завопил Дясил, и на экране снова показались пехотинцы. Теперь их осталось только четверо: один стоял на коленях у открытого инспекционного люка, опустив в него выдернутый из рукавицы тестер. — Минуточку! — взвизгнул Дясил. — Нет, нет, мать твою, не смей! — Он хлопнул рукой по клавишам, но было уже поздно. Динамики испустили веселую птичью трель, сопровождающуюся потоком тарабарщины на экранах. А еще через мгновение этот поток исчез, как исчезла и вся бортовая информация, и на экранах остался только пылающий диск Шарванна. Пехотинцы взломали компьютеры управления кораблем,

— Пимма морушка хай даценда нафар! — Голос Хрима сорвался от страха и злости. Эти гады рвали «Лит» на части, а он и поделать ничего не мог. Если он только выберется из всего этого живым, он скормит этому Барродаху его же собственный язык за обещание легкой добычи. Вид нового гиперснаряда, ударившего в щит, мало поднял ему настроение; резервный пункт управления огнем мог справляться с этим безо всякого труда, но ему это помочь не могло ничем — он сидел взаперти на мостике, не имея возможности выйти, и даже не знал, что происходит. Единственное, что его утешало еще, так это то, что шлюпка была только одна. И к тому же поврежденная.

— Дясил, ублюдок вонючий, сейчас же свяжи меня с расчетами! Эрби, обеспечь компьютеры! — Хрим был слишком напуган, чтобы дополнять приказы обычными угрозами. Рука его зависла над пультом, но тут он вспомнил, что не может рисковать безопасностью Норио. Ругаясь, почти срываясь на визг, он бросился к оружейному сейфу и кинул несколько двуручных лучеметов тем членам команды, которых можно было еще отвлечь от пультов, не забыв оставить один себе.

Эрби пригнулся к своему монитору так низко, что сквозь тонкую рубашку проступили острые позвонки; пальцы его мелькали с невероятной быстротой, но на главном экране так ничего и не изменилось.

— Даю звук, Дясил, — бросил он. — Раз, два, три...

Хрим судорожно стиснул рукоять оружия, не спуская глаз с люка. Динамики ожили, наполнив мостик ревом бластеров, криками и стонами.

— Машинная палуба, — объявил Дясил. Все до одного на мостике слушали не шелохнувшись, как будто так они могли понять ход слышимого, но невидимого боя.

Вздрогнув, Хрим сообразил, что не все, что он слышит, доносится до него из динамиков. Свирепым взмахом руки он заставил Дясила убрать звук — и теперь уже все слышали продолжающийся шум из-за люка. Дверь заскрипела и затрещала — с той стороны по ней стреляли из лучеметов. Хрим схоронился за спинкой своего кресла; остальные члены дежурной вахты тоже искали себе убежище, нацелив стволы на люк.

Шум стих. Теперь из-за люка доносилось только негромкое постукивание. В горле у Хрима пересохло от тошнотворного страха. Все это было слишком взаправдашним — вот она, та неизбежная участь, которой он ждал, пусть даже не признаваясь себе в этом, в бессонные ночные часы, о которых никто не знал.

И тут с грохотом, таким громким, что он на мгновение совершенно оглох, два языка иссиня-белого пламени прорвались через люк, забрызгав весь мостик каплями расплавленного металла. Хрим не удержался от вскрика, когда жидкий, липкий огонь шмякнулся ему прямо на лоб. Кто-то за его спиной пронзительно заверещал. Почти сразу же в образовавшиеся отверстия просунулись два крюка, впились в металл, крышка люка с протестующим скрежетом подалась наружу и исчезла, лязгнув о палубу. Двое пехотинцев, взвыв сервомоторами своих боевых скафандров, отшвырнули её куда-то дальше.

Почти твердый на вид луч из оружия, слишком тяжелого, чтобы держать его без помощи сервомоторов, прочертил пылающую борозду в палубе и уперся в и без того уже поврежденный пульт Аллювана, разом уничтожив все то, что с таким трудом чинили всего пару часов назад. Затем на глазах у оцепеневших Хрима и его команды луч пробежал обратно к державшему лучемет пехотинцу и прожег сквозное отверстие в палубе у его ног. Устрашающая, закованная в броню фигура медленно опустилась на колени. Еще через несколько секунд лучемет истратил заряд и смолк, оставив в палубе зияющую дыру с оплавленными краями. Пехотинец оставался коленопреклоненным.

Второй пехотинец в проеме люка продолжал неподвижно стоять, полуопустив свой лучемет. Несколько секунд никто не шевелился, и тогда Хрим трясущимися руками навел свой лучемет ему прямо в забрало и нажал на спуск. Некоторое время зеркальный дайпласт выдерживал разряд, потом пехотинец начал заваливаться на спину.

Теперь на мостике снова воцарилась тишина, если не считать шипения и треска коротких замыканий в повторно развороченном пульте и стонов кого-то сильно обожженного. Хрим не решался выходить из-за своего укрытия, с опаской вглядываясь в фигуры лежащих панархистов. Никто не шевелился. Выждав еще немного, он выпрямился и подошел к тому пехотинцу, что лежал навзничь — палуба вокруг второго оставалась слишком горячей, чтобы по ней ходить. По наблюдавшим за этим рифтерам пробежал ропот, когда Хрим, поколебавшись секунду, поднял башмак и уперся пяткой в забрало лежащего. Потемневший от жара дайпласт подался, и стальная шпора провалилась внутрь.

Кровь медленно сочилась из раны от Хримовой шпоры на лице панархиста, а еще из глаз, из носа, рта, даже из пор. Лицо убитого было ярко-красным от жестокого ожога, и из трещины в забрале тянуло кислым рвотным запахом. Они, наверное, схлопотали это при взрыве «Кориона». Невыразимая тяжесть свалилась с души Хрима, и жуткое, унизительное ощущение беспомощности исчезло, не оставив и следа. Хрим оглянулся на экран — там как раз вырвался из пусковой трубы очередной гиперснаряд. Значит, панархисты облажались и там.

Потом он оглянулся на то, что осталось от оборонявшего мостик расчета. Почерневшие трупы, спекшиеся в единую массу с покореженной чудовищным жаром броней; из трещин в обугленной плоти сочилась густая красная жижа. Только на нескольких из лежащих пехотинцев виднелись следы лучеметных разрядов — некоторые из них, возможно, были даже еще живы, хотя Хрим сомневался, что они протянут долго. Замысловато выругавшись, он уставил лучемет в треснувшее забрало неподвижного пехотинца и нажал на спуск.

Краем глаза Хрим уловил какое-то движение. Он поднял взгляд и уставился прямо в лицо Норио. Широко раскрытые глаза темпата казались безумными, и на мгновение Хрим увидел в них собственное отражение — кроваво-красное от пылающего в шлеме поверженного пехотинца огня, окутанное дымом и сладкой вонью горелого мяса. Достаточно кошмарное зрелище; во всяком случае, его хватило, чтобы Хрим очнулся от охватившего его помрачения.