— Следи за ним пока. Если заиграется – надавим.

— Давить нельзя – ему мозги нужно промывать.

— Я для него сейчас не авторитет. Не на него надавим, а на барышню, чтобы слилась.

— Вершить судьбы – высшая степень власти, — ухмыляется Арон.

— У тебя есть другие варианты? Или ты хочешь сноху-проститутку?! — начинаю злиться.

— Нет, все правильно. Все правильно, Мир. Но так выходит, что ты являешься вершителем его судьбы. На одной девушке женился, вторую хочешь задавить… Забавно выходит.

— Ничего забавного не вижу, — холодно отзываюсь я, смотря, как город заливает проливной дождь. — Так выходит… обострять отношения с братом я не хочу. Помнишь, как он в детстве ногу себе распорол, а мы до последнего пытались скрыть это от родителей, потому что не уследили за ним? В больницу его сами повезли.

— Помню…

— Так вот, незадолго до смерти, в этом самом кабинете отец просил меня присматривать за Платоном, направлять, а когда выучится – втянуть его в компанию. Я не придал этому значения, поскольку не полагал, что отец так быстро нас покинет…

Слышу, как Арон поднимается с кресла и подходит ко мне, тоже всматриваясь в окно.

— У каждого должен быть свой опыт. Это закаляет характер. Так что все правильно, пусть учится принимать потери и учится бороться, в первую очередь с собой и своими разочарованиями. Я присмотрю за ним, Мир.

Киваю, где-то он прав. Арон щелкает зажигалкой, прикуривая сигарету.

— Вон из моего кабинета! — отмахиваюсь от дыма.

— С удовольствием, пойду устрою охране внеплановые учения, — ухмыляется брат и идет на выход. Внеплановыми учениями Арон называет небольшую диверсию, которую сам же и устраивает, а потом наблюдает, как охрана с ней справляется.

— Зачетная задница, — вдруг произносит он. Оборачиваюсь и вижу, как в кабинет входит Ника. На ней кожаные штаны в обтяжку, шпильки, белая блузка, алые губы и строгая прическа. Ника чувствует тонкую грань между сексуальностью и вульгарностью и никогда ее не переходит.

— Язык откушу, — выдает ему Ника.

— Это был комплимент, если что, — смеется Арон. Ника цокает и захлопывает перед его носом дверь.

Сажусь назад в рабочее кресло, откидываюсь и наблюдаю, как Ника кидает сумочку на кожаный диван в зоне отдыха и проходится по кабинету. Молчим, осматривая друг друга.

Ника голодная, дышит глубоко, опуская взгляд на мои руки, на пальцы, играющие с ручкой. Мужские руки – ее фетиш. Поскольку я не разрешаю ей афишировать нашу связь, она выставляет в социальные сети фото только с моими руками и запястья с часами. Каждую нашу встречу она делала очередную порцию снимков – это своего рода ее стиль в «инсте». Моя ладонь на ее бедре в стрингах, или прикрывающая голую грудь, или мои руки на руле, или на ее ноге и еще много всего. Я разрешал ей играться. А сейчас она рассматривает мою правую руку, видимо, зависая на обручальном кольце.

— Привет, — решается она, поднимая глаза. Подходит близко и присаживается на край моего стола. Киваю, продолжая ее сканировать. Тихая, в глазах обида и вина. Пришла подлизываться. Воспитание идет на пользу. Только я не уверен, что хочу что-то продолжать с ней. Как-то остыл…

Без причины.

Хотя… Лгу.

Себе лгу.

Я знаю причины, но отчаянно пытаюсь их из себя искоренить. Не хочу настолько глубоко западать на женщину, на маленькую девочку. Это лишает воли и кислорода. Хочу свободы. Зависимость от чувств душит меня.

— Мне нечего сказать, — признается она. — Я дура. Прости. Мне следовало верить тебе.

— Хорошо, когда человек осознает ошибки. Плохо, когда осознание приходит поздно, — говорю, смотря, как она полностью садится на стол, откладывает документы, пододвигается ближе, ставит одну ногу между моих расставленных ног, вдавливая каблук в кожу кресла.

— Поздно? — строит мне глазки, хлопая ресницами. Обхватываю ее ногу, чтобы не смела покушаться на мое достоинство. Хотя заводит. Чисто физически тело требует простой и банальной разрядки. — Молодая жена настолько увлекла? — с нотками злости спрашивает Ника, хотя пытается держать себя в руках. Наклоняется ко мне, хватает за галстук, притягивая к своему лицу. Поддаюсь. Заглядывая ей в глаза. — Удовлетворяет, твои потребности? М? — томным голосом интересуется она. — Точнее, вывозит твой темп и звериную натуру?

— Ох, Ника, Ника, — качаю головой, отдёргиваю галстук, вырывая его у нее из руки. — Не задавай вопросов, ответы на которые не хочешь слышать, — хватаю ее за подбородок, вдавливаю пальцы, заглядывая в глаза. — Будешь устраивать мне сцены, провоцировать, язвить, и, не дай бог, это как-то коснется моей жены… Пожалеешь. Тебе нравится твое положение сейчас? — Прикрывает веки, положительно моргая. — Вот и оставайся на своем месте.

Мне на телефон приходит сообщение, открываю его одной рукой, так и не выпуская Нику.

«Сейчас сработает пожарная сигнализация. Не дергайся, это я развлекаюсь», — предупреждает меня Арон.

Окидываю телефон на стол и отпускаю Нику.

— Иди запри дверь и раздевайся, — кидаю ей я, стягивая с себя душащий галстук. Ника спрыгивает со стола и идет к двери, призывно виляя бедрами. Я дико голодный. Нужно насытиться, чтобы не было повадно облизываться на маленьких, неопытных девочек.

Привожу себя в порядок, посматривая, как Ника пытается справиться с пуговицами на блузке. Ее еще потряхивает, руки дрожат, растрёпанная, помада размазана по подбородку. Такой пошлый вид. Раньше меня это тоже заводило, и я брал ее еще раз. Ника ныла, что я ненасытное животное. А сейчас… я просто констатирую факты.

— Пуговицу оторвал, — усмехается Ника, падая в кресло, запрокидывая голову, пытаясь прийти в себя.

Иду к бару, наливаю ей стакан холодной воды, подаю бокал, а сам пью из горла. И вроде все, как всегда, а удовлетворения нет. Напряжение остается. Мало. Но продолжать не хочу, ни сейчас, ни вечером.

Допиваю воду, выкидываю бутылку и сажусь в своё кресло. Злюсь на себя, стискивая челюсть, последние двадцать минут в воображении мелькают глаза Миланы. Такие выразительные, невинные, смотрят на меня с восхищением. И все это в процессе близости с Никой…

Это полный крах…

Никогда, находясь в постели с одной женщиной, не представлял вместо нее другую, меня всегда удовлетворял сделанный выбор.

— Слушай, даже заводит быть в роли любовницы. Это твое кольцо на пальце… — мурлычет она.

Кольцо.

Перевожу взгляд на руку и сжимаю ее в кулак. Какого черта я не снял это кольцо?! И вроде бы в моем случае это не имеет значения. Но сложившаяся ситуация выводит из равновесия. Тошно почему-то, словно и правда изменил молодой жене. Смешно… Никогда не испытывал чувства вины перед женщиной, тем более по факту не являющейся моей женщиной.

— Что-то не так? — вдруг с подозрением спрашивает, чувствуя мой негатив.

— Тебе пора. У меня еще дела, — холодно отвечаю Нике, потому что меня раздражает ее присутствие.

— Хорошо! — тоже злится. Поднимается с места, хватает сумочку и быстро выходит из кабинета, громко хлопая дверью.

Дышу глубже, пытаясь прийти в себя.

Маленькие девочки, оказывается, еще опаснее, чем опытные хищницы. Им и делать ничего не нужно: ресницами взмахнула, губки надула, смущенно улыбнулась и все…

Все взаимоотношения с женщинами, выстроенные годами, летят к черту.

Кто ты такая, Красная Шапочка?

Милана

Я хотела оставить Алису бабуле, но Мирон разрешил пожить Алисе со мной. Ей даже выделили отдельную комнату, но она живет в моей. Кровать огромная, места достаточно, и мы спим вместе. Я так благодарна Мирону. Он невероятный человек. Только с виду кажется надменным, строгим и недосягаемым, а на самом деле он благородный – настоящий мужчина, каких один на миллионы. Мне даже кажется, что моя плата в качестве фиктивной жены несоизмеримо мала, по отношению к тому, что он сделал для меня.

Алиска, как ни странно, быстро освоилась. Еще бы, она и не жила никогда в таких условиях. Девочка представляет себя принцессой в замке и непосредственно, по-детски, восхищается роскошью дома.