Просыпаюсь от ощущения тепла на лице. Щекотно. Улыбаюсь, еще не понимая, что это не сон. Распахиваю глаза и встречаюсь с черными, как самая тёмная ночь, глазами.

— Очень красивая. Моя? — Молчу, кусая губы. Хочется ответить «да». Но что-то мешает. — Супругам положено спать в одной спальне и в одной кровати. А мы порознь, нужно это исправить. Оказывается, чертовски приятно ощущать тебя рядом. Приятно просыпаться и находить тебя под боком, сладко сопящую. Что ты здесь делаешь? — такой мягкий, спокойный, голос хриплый до мурашек. И мои сумасшедшие бабочки начинают биться, словно хотят выпорхнуть наружу.

— Я пришла сказать спасибо за цветы и клубнику, — тихо отвечаю.

— Было бы хорошо, если бы ты хотя бы намекнула, что тебе нужно, что ты любишь, о чем мечтаешь, и мне было бы проще. Да, я иногда резок и далеко не нежен. Но у меня никогда не было таких нежных девочек. Я принципиален, иногда жёсткий, властный собственник. Тяжело нам будет, — усмехается и снова гладит меня по лицу, скулам, пробираясь к губам. Шершавые подушечки пальцев ласкают губы, нажимают, вынуждая приоткрыть рот.

Вздрагиваю, когда тишину разрывает звон разбитого стекла и глухих ударов. Еще и еще, словно кто-то громит дом. Мирон пытается резко встать. Морщится, матерится от боли, но поднимается и быстро идет на выход. Страшно. Там Алиска. Соскакиваю и бегу за мужем.

Выходим в коридор. Шум идет из комнаты Арона. Снова что-то разбивается вдребезги. С круглыми глазами испуганная Алиска выбегает из комнаты и несется ко мне.

— Тварь! — словно зверь кричит Арон, настолько жутко, что мурашки разбегаются.

— Да, бл… — Мирон глотает ругательство и оглядывается на нас. Снизу в коридор вбегает Платон. И, кажется, они понимают, что происходит. А мы – нет. Алиса крепко держится за меня, а я за Мирона. — Зови Серегу и Леху. Я один сегодня его не удержу, — командует Мирон Платону, и тот быстро убегает вниз. — А вы зайдите в комнату и не выходите, пока мы его не успокоим!

Совсем ничего не понимаю, просто киваю на автомате и завожу Алису в комнату, запираясь.

 ГЛАВА 29

Мирон

Если бы не швы, я бы справился сам. Арон не любит, когда в таком состоянии его видят посторонние. А ведь брат предупреждал, что его накрывает, он уже не может себя контролировать, и я отпустил его загород. Но покушение вынудило его вернуться домой.

Пока Платон вызывает охрану, я вхожу в комнату Арона. Все, что можно разбить, разбито. Зеркало, светильники; стеклопакет выдержал, но разошёлся трещинами. Мебель перевернута, пахнет спиртным. А вот и источник. Бутылка виски, разбитая, как и стакан, видимо, о стену.

В комнате полумрак, свет льется только от уличных фонарей. Арон сидит на полу, зажимая голову руками, и тяжело дышит. Это обманчивое затишье. Арон неспокоен, внутри него война. Очередная вспышка, которую он пытается удержать.

Это началось после военной академии. Арон не опасен, он умеет держать своего зверя на цепи, выливая негативную энергию в крушение мебели, жесткий секс, экстрим. Брат не позволяет себя обследовать, но это психическое заболевание, маниакально-депрессивный психоз, возможно, что-то еще, так считают врачи. У Арона своя теория по этому поводу. Лечиться он не хочет. Пробовал. Таблетки и беседы с психотерапевтами его угнетают, загоняя в ещё большую депрессию, вплоть до суицидальных настроений.

— Арон, — спокойно зову брата, подходя ближе. Тут главное не перечить ему, не спорить и не отвечать агрессией на агрессию.

— Уйди! Я справлюсь, — глухо, утробно произносит он. Втягиваю воздух, облокачиваясь на стену. Дыхание у него хриплое, тяжёлое.

— Давай ты примешь таблетки? Ребенок дома, Милана. Ты их пугаешь.

— Нет! Я не буду ничего пить! — рычит Арон. Поднимается с пола, сжимает кулаки, распахивает балконную дверь и прикуривает сигарету. В комнату заглядывает Платон с ребятами.

— За дверью ждите, — приказываю я. Братишка оставляет охрану, а сам проходит, облокачиваясь на дверь, осматривая разгром.

Арон разворачивается, глубоко затягивается, зажимая сигарету между большим и указательным пальцами, и демонстративно выдыхает дым в нашу сторону. На губах оскал, глаза стеклянные, волчьи, словно мы враги или его добыча.

— Ну что смотрите? — усмехается. — Справлюсь я. — Идет на выход. Преграждаю ему путь.

— Арон, сейчас такое время… Ты мне нужен. Давай ты пропьешь таблетки пока. А потом уедешь загород.

— Я. Уже. Сказал. Что. Мне. Не нужны. Таблетки, — выделяет каждое слово, подходя ко мне вплотную, выдыхает табачный дым в лицо. — Мне нужны машина, алкоголь и шлюха.

— Я не выпущу. Ты сам просил тормозить тебя, если что.

Арон смеется мне в лицо и хватает за грудки.

— А как ты меня удержишь?! Моего зверя нужно кормить грехами. Хочешь, чтобы я начал кормить его прямо здесь?! — уже вкрадчиво спрашивает Арон.

— Нет, хочу, чтобы ты попытался его подавить, — открыто отвечаю ему в лицо. Я не боюсь.

— Свое «хочу» иди жене высказывай, — Арон отталкивает меня к стене, и я матерюсь сквозь зубы. Швы ноют и, похоже, начинают кровоточить. Ненавижу эту беспомощность.

— Арон, Мирон верно говорит, за руль тебе нельзя, алкоголь сейчас только усугубит. Ну а девку ты же замучаешь до полусмерти. Тормози, — просит Платон.

— Твоя Марьяна не умерла, когда я часа четыре ее имел. Орала, как резаная, но живая же, — язвительно кидает он.

— Арон… — выдыхает братишка. — Не нужно, ты пожалеешь потом.

— Скройтесь! — начинает злиться и отталкивает брата с такой силой, что тот бьется затылком о стену. Арон открывает двери, но парни преграждают ему дорогу. — Ну, вы серьезно? — усмехается, оглядываясь на нас, и тушит сигарету прямо пальцами, сжимая огонёк, растирая его и швыряя окурок на пол. — Такие наивные.

— Держите его! — командую я. — А ты давай ампулу и шприц, таблетки мы ему не скормим, — прошу Платона, на что тот кивает и убегает в ванную.

Парни накидываются на Арона, и завязывается потасовка. Брат довольно сильный, в отличной физической форме, он раскидывал и не такое количество людей, а в этом состоянии так вообще машина. Парням достается, у Сереги хлещет кровь из носа. Арон словно играется, по факту это тоже выплеск энергии, который ему нужен. Его демона нужно кормить чужой болью.

Платон вручает мне ампулу, шприц и дезинфицирующую салфетку. Быстро заряжаю шприц. Арон выключает Серегу, и теперь один Леха уже не справится… Арон скручивает парня и применяет удушающий, не отпускает. Еще немного – и он свернет парню шею.

— Ты убьешь его, а у парня ребенок недавно родился, жена молодая, и жизнь только начинается, — произношу я. Арон заглядывает мне глаза, сжимает челюсть и отпускает Леху, который хватает воздух, оседает на пол. Надо парням выходной дать и тройную премию. Вредная работа…

Арон зажмуривается и со всей силы бьет в стену, оставляя вмятину, пачкая ее своей кровью.

— Коли! — рычит, задирая рукав.

Спокойно подхожу, ставлю ему укол. И отхожу. Арон обходит парней и спускается вниз.

— Арон! — окрикивает его Платон, посматривая на меня.

— Я за виски, — отзывается он.

— Не стоит! — кричу ему вслед, но он меня даже не слушает.

* * *

Парней я отправил домой, лечиться и тратить внеплановую премию. Платон сидит в гостиной, делает вид, что смотрит фильм, а на самом деле, как и я, не может уснуть, наблюдая за Ароном. Девочки спят в своей комнате. Я жутко устал, шов кровоточит, голова раскалывается, и я тоже закидываюсь обезболивающим.

Мы сидим с Ароном в моем кабинете, он глотает виски, курит и смотрит в одну точку. Полная апатия от лекарства, но как побочка – бессонница от алкоголя.

— Я пытался его глушить, — совершенно безжизненно произносит Арон. Днем получалось – заботы, дела. А ночью он продавливал меня в свою параллель, сонный паралич, проваливаюсь в бездну, и поехало… — он говорит про свое альтер эго. — Это не сон, мозг не отдыхает, выматывает. Сегодня уснул без сил. И тварь показала мне, как Надя болтается в петле. Одна и та же жуткая картинка с ее конвульсиями. Зверь громко ржал, проигрывая эту картинку. Он провел меня туда как наблюдателя, без права помочь. И все... меня сорвало окончательно, я стал уязвим, открылась брешь. Демона нужно кормить. С каждым годом ему всего мало. Когда-нибудь кто-то из нас выиграет: или он, или я. Но исход один… Самоуничтожение.