Представители гуманитарных и естественных наук живут как бы в разных социальных измерениях, с разными ценностными ориентирами, мотивами и ожиданиями. В этой ситуации прежде всего антисциентистски настроенные мыслители выдвигают тезис о "кризисе" или даже "гибели" культуры. Действительно, приращение культурных ценностей должно опираться на традиции, а в современное время эти традиции изменяются столь стремительно, что это часто происходит за период жизни одного человека. Причем в наиболь

65

шей степени это касается системы коммуникации между людьми, т.е. системы общения, где культурные традиции как бы реально "живут". На протяжении только одного столетия человечество переходит от письма и устного творчества к компьютерному общению, от устных разговоров и бесед - к общению с помощью различных телекоммуникационных средств. Причем темпы этих изменений все время нарастают. А поскольку в основе таких изменений лежат научные открытия, то это и дает повод для обвинений в адрес науки. На самом деле понятие "кризис" культуры фиксирует лишь резкое увеличение скорости разрушения старых ценностей, сжатие временных рамок этого процесса, что не позволяет новым явлениям и открытиям адаптироваться к традиционной системе культуры. Если бы этот процесс шел постепенно, то культура как бы "привыкала", впитывала и отбирала новые ценности, гармонично сочетая их с традиционными.

Дилемма "сциентизм-антисциентизм" выступает как модель, с помощью которой мы можем описать сегодняшнюю ситуацию в культуре, выявить место в ней науки и рассмотреть взаимоотношения последней с другими элементами культуры, т.е. предложить широкий философско-культурологический подход, учитывающий как личностное восприятие феномена науки на уровне обыденного сознания, так и осознание его на уровне философской рефлексии. На всех уровнях современного общественного сознания сталкиваются два образа: наука воспринимается либо как демон, выпущенный из бутылки, угрожающий самой сущности человеческого существования, либо, напротив, как сила, обеспечивающая прогресс цивилизации. В любом случае это прежде всего особого рода внешняя сила, будь то сила Франкенштейна или Прометея.

Все это происходит на фоне усиления роли обыденного (или массового) сознания в современной культуре.

Обыденное сознание "отражает объективную реальность не только посредством общезначимых понятий и категорий, но и более непосредственно: через личностно-экзистенциальные образования (личностные смыслы), в том числе и неосознаваемые, смутно переживаемые состояния, такие, как чувства сомнения, тревоги, напряженности, неудовлетворенности и т.д." [4]. Человек неосознанно, на уровне экзистенциальных переживаний оценивает те изменения, которые происходят в культуре. Эти оценки не всегда удается вербализировать, и они действительно могут выступать в виде чувства боязни или опасности, например, перед лицом научно-технического прогресса. В то же время чувства человека могут значительно опередить рефлексивные размышления, представив реальную ситуацию в более яркой, символической форме. Более того, в плане воздействия на индивидуальное сознание человека такого рода экзистенциальные интерпретации носят "повелительный характер".

66

Такого рода предчувствия могут соединяться в общественном сознании в общее ощущение, в некое коллективное чувство. И тогда личностно-экзистенциальные переживания (сомнение, страх, тревога и т.д.) становяться достоянием каждого и проявляются во всех явлениях духовной жизни, будь то наука или искусство, религия или философия. Происходит социально-психологическое закрепление данных настроений в виде особых систем ценностей, которые люди уже впитывают как достояние данной культуры, которые становятся мощнейшим фактором развития всей культуры, влияя на изменения ее основных тенденций.

Сциентизм, возникнув как ценностная установка на абсолютно "положительный" образ науки и техники, реализуется затем как более широкая социокультурная ориентация, основанная на абсолютизации рационального познания с одновременным принижением иных форм духовного освоения бытия.

Антисциентизм, возникнув на базе негативной интерпретации науки, становится социокультурной ориентацией, которая связана с абсолютизацией внерациональных форм постижения мира. На философско-теоретическом уровне это выглядит как обоснование положения о том, что духовное постижение бытия, сущности человека недостижимы на пути рационального познания, которое слишком ограниченно, не может отразить противоречивости и многообразия мира и нивелирует роль человека как особого экзистенциального бытия. Наука как объект критики здесь может отойти на второй план, уступив место своеобразному экзистенциально-пессимистическому настроению в оценке перспектив развития общества и культуры, избравших путь технологической эволюции.

Мы полагаем, что распад классических схем философии на рубеже XIX-XX вв. и возникновение основных современных философских направлений могут быть эффективно проанализированы сквозь призму дилеммы сциентизма и антисциентизма.

2. СЦИЕНТИСТСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ

Возникновение сциентизма в философии можно проследить на примере распадения кантовской философии и возникновения различных школ неокантианства. Так, в марбургской школе, наиболее крупными представителями которой выступают Г. Коген (1842-1918), П. Наторп (1854-1924), Е. Кассирер (1874-1945), получают дальнейшее развитие антипсихологические установки кантовской философии. Философия трактуется здесь как рационально-теоретическая форма мышления, способная выступать в качестве науки и отвечать соответствующим критериям. Наука для ее представителей высшая форма человеческой культуры, она оли

67

цетворяет разум как таковой, точнее, разум находит в науке свое истинное прибежище. Разумность, рациональность отождествляется с научностью, разум абсолютизируется, мышление объявляется единственным критерием определения объекта (Коген). В результате логика развертывания научной мысли переносится на логику развития действительности, а построение точной науки делается образцом для построения философии.

Сходную позицию в этом вопросе занимает и позитивизм. По мнению О. Конта, философия, если она хочет быть научным познанием, должна отказаться "от исследования происхождения и назначения существующего мира и познания внутренних причин явлений и стремиться, правильно комбинируя рассуждения и наблюдения, к познанию действительных законов явлений... Объяснение явлений есть отныне только установление связей между различными явлениями и несколькими общими фактами, число которых уменьшается по мере прогресса науки" [5].

На первый план в концепциях неопозитивизма выходит проблема выработки эффективных методов различения научного и ненаучного знания, а значит (поскольку важнейшим элементом науки выступает теория, язык), различения научных и ненаучных высказываний.

Уже Л. Витгенштейн задает такую модель понимания науки, которая основана на "отождествлении структуры классической экстенсиональной логики со структурой всего научного знания и определенного гносеологического истолкования элементов этой структуры" [6]. В результате в качестве эталона науки выступает формальная логика. При этом утверждается, что эмпирическое знание дано человеку в чувственном восприятии и познание здесь возможно с абсолютной достоверностью. Теоретическое же знание в свою очередь сводится к эмпирическому. Таким образом, функции науки можно свести к описанию явлений, а роль философии - к анализу языка научной теории. "Цель философии логическое прояснение мыслей. Результат философии - не некоторое количество "философских представлений", но прояснение предложений" [7].

По мнению Л. Витгенштейна, любое высказывание, имеющее смысл, должно быть сводимым к атомарным предложениям, которые в свою очередь являются лишь описаниями. Понятно, что философские (метафизические) высказывания свести к атомарным и эмпирически проверяемым предложениям нельзя, поэтому они, по мнению философа, должны быть отнесены к разряду псевдовысказываний, которые, с позиции научного анализа, лишены всякого значения, а значит, бессмысленны. Позже К. Поппер подчеркнет, что данный метод Л. Витгенштейна сводится к верификации предложений с помощью предложений наблюдения, что "приводит к уничтожению не только метафизики, но также самого естествознания, ибо законы природы столь же несводимы к высказываниям