Что собой представляют коллекторские программы? Надо сразу сказать, что эта область гораздо меньше изучена, чем первая. Прежде всего сюда следует отнести образцы или вербальные указания, показывающие, что и о чем мы хотим знать, какова наша избирательность по отношению к знаниям. Это могут быть указания на объект изучения, с которыми традиционно связаны попытки определения предмета тех или иных научных дисциплин. Это могут быть образцы задач или вопросов, которые ставит учёный. Методы решения задач – это программа исследовательская. Сами задачи – коллекторская.
Сразу бросается в глаза, что речь идёт не об одной, а о двух программах, хотя на уровне образцов они могут и совпадать. Одно дело указание объекта исследования, другое – перечень задач. Очевидно, что один и тот же объект можно изучать, формулируя разные задачи, а вопросы одного и того же типа можно ставить относительно разных объектов. Указание объекта мы будем называть программой референции, ибо она определяет, к чему именно относится знание, т. е. его референцию. Вопросы или задачи входят в состав программы проблематизации. На уровне интуиции хотелось бы связать перечень вопросов не с коллекторской, а с исследовательской программой, но надо иметь в виду, что наличие вопроса ещё вовсе не означает возможность каких-либо реальных исследовательских процедур. Кроме того, отбор и систематизация знания с необходимостью предполагает фиксацию того, что именно нас интересует.
Вот конкретный пример коллекторской программы, взятый из курса полевой геоботаники. «При описании рек указываются: а) границы участка и длина его, площадь водосбора, основные притоки; б) характер долины и расчленение склонов, ширина, высота и крутизна склонов коренного берега и террас; в) ширина поймы (наибольшая, наименьшая и преобладающая), характер её поверхности (гривы и изрезанность старицами, озёрами, протоками), заболоченность, глубина залегания грунтовых вод, характер угодий, расположенных в пойме, характер почво-грунтов и растительность поймы, а также ширина разлива реки, сроки и глубина затопления во время обычного, наименьшего и исключительно высокого половодья (ширина разливов устанавливается по меткам высоких вод или по опросным данным)ѕ». Аналогичный перечень продолжается и дальше, но и приведённого отрывка вполне достаточно, чтобы понять о чем идёт речь.
Перед нами вербализованная коллекторская программа, представляющая собой список вопросов, на которые мы должны ответить при описании реки. Это своеобразная научная анкета, задающая и класс изучаемых объектов, и соответствующую проблематизацию. Характерно, что нигде, за исключением одного случая, не указано, как именно следует получать требуемые знания: как определить площадь водосбора, крутизну склонов, глубину залегания грунтовых вод Вероятно, предполагается, что специалист владеет соответствующими методами. Только в одном месте, когда речь идёт о ширине разливов, в текст вкраплены элементы исследовательской программы: «ширина разливов устанавливается по меткам высоких вод или по опросным данным».
Но коллекторские программы далеко не всегда вербализуются. Можно сказать, что любое знание как бы побочным образом функционирует и в качестве неявной коллекторской программы, имплицитно задавая образец продукта, к получению которого надо стремиться, а следовательно, и образец референции, и возможную постановку задачи. На последнем стоит специально остановиться. Чем больше мы знаем, чем разнообразнее мир образцов знания, тем больше вопросов мы способны сформулировать. Так, например, знание формы и размеров окружающих нас предметов ещё в глубокой древности породило вопрос о форме и размерах Земли. Знание расстояний между земными ориентирами позволило поставить вопрос о расстоянии до Луны и до звёзд. Аналогичным образом от описания человеческой производственной деятельности человек в своём историческом развитии переходил к проблемам сотворения Мира.
Ну как не вспомнить здесь высказывание В. Гейзенберга о традиционности тех проблем, которые мы ставим и решаем! «Бросая ретроспективный взгляд на историю, – писал он, – мы видим, что наша свобода в выборе проблем, похоже, очень невелика. Мы привязаны к движению нашей истории, наша жизнь есть частица этого движения, а наша свобода выбора ограничена, по-видимому, волей решать, хотим мы или не хотим участвовать в развитии, которое совершается в нашей современности независимо от того, вносим ли мы в него какой-то свой вклад или нет». Здесь подчёркнута не только традиционность решаемых нами проблем, но и объективный, надличностный характер науки в целом.
В одной из работ известного французского лингвиста Гюстава Гийома сформулирован тезис, который может претендовать на роль фундаментального принципа теории познания: «Наука основана на интуитивном понимании того, что видимый мир говорит о скрытых вещах, которые он отражает, но на которые не похож». И действительно, мы ведь почти никогда не удовлетворены уровнем наших знаний, мы постоянно предполагаем, что за тем, что освоено, скрывается ещё что-то. Что же именно?
Можно сказать, что вся история философии, начиная с Платона и Демокрита, пытается ответить на этот вопрос: что представляет собой мир «скрытых вещей», к познанию которого мы стремимся? Для Демокрита за «видимым миром» срываются атомы и пустота, для Платона – мир объективных идей. Иными словами, для того, чтобы объяснить познание в его постоянном стремлении перейти границу уже освоенного, мы и сам познаваемый мир пытаемся представить как некоторую двухэтажную конструкцию, состоящую из непосредственно данных и скрытых вещей. Но можно выбрать и другой путь. «Скрытый мир» Гийома – это мир нашего неявного осознания проблем, это тот же самый мир уже накопленных знаний, но в роли задающего традицию образца. Иными словами, этот «скрытый мир» мы несём в самих себе, это мир наших коллекторских программ, это мы сами или, точнее, это мир нашей Культуры.
Однако коллекторские программы задают не только критерии отбора знаний, но и образцы их систематизации. «Современная форма научных статей, – пишет известный современный физик Г. Бонди, – представляет собой некоторую разновидность смирительной рубашки». Что он имеет в виду? А то, вероятно, что при написании статей учёный вынужден следовать определённым канонам, соблюдать некоторые достаточно жёсткие правила. Но эти правила нигде полностью не записаны, речь может идти только о силе воздействия непосредственных образцов, о неявном знании. Посмотрите и сравните друг с другом рефераты кандидатских или докторских диссертаций. Они различны по содержанию, но написаны по одной и той же схеме. Можно подумать, что они следуют какой-то официальной инструкции, однако такой инструкции не существует.
Все сказанное относится, несомненно, не только к статьям или рефератам, но в такой же степени к лекционным курсам, учебникам, монографиям. Здесь мы тоже встречаем постоянное воспроизведение одних и тех же схем и принципов организации материала иногда на протяжении многих лет. На интересный пример такого рода указывает американский специалист по термодинамике М. Трайбус: «С того времени, когда Рудольф Клаузиус написал свою книгу „Механическая теория теплоты“ѕ почти все учебники по термодинамике для инженеров пишутся по одному образцу. Конечно, за прошедший век интересы изменились и состоят не в изучении паровых машин, однако и сейчас, читая книгу Клаузиуса, нельзя сказать, что она устарела».
Выше мы уже отмечали, что географическую карту или классификацию можно рассматривать как определённым образом организованный набор ячеек памяти. Но нечто аналогичное демонстрирует нам и оглавление любой монографии или учебного курса: отдельные разделы – это тоже ячейки памяти, в которые мы вносим определённую информацию. Способы организации таких ячеек достаточно многообразны, но довольно часто в основе лежит следующий принцип: задаётся некоторая общая картина изучаемой действительности, и ячейки памяти ставятся в соответствие отдельным элементам этой картины.
