Это была поляна, где стояла церковь, в которой она учила детей. Только вот церкви больше не было.

Не осталось ничего, кроме углей и грязных, обгорелых отметин и покореженного остова железной печи.

Слезы навернулись ей на глаза. Такая жестокость, такое варварство… такая ненависть! Если бы у Грейс еще оставались слезы, она бы снова заплакала, но слез не было — она просто прислонилась к черному, обожженному стволу дерева и горестно сжалась, обхватив себя руками…

Задыхаясь, Грейс вернулась в гостиницу. Когда она вошла в комнату, Рейз даже не взглянул на нее. Он стирал с лица остатки крема для бритья, на нем были только бриджи и сапоги. Комок застрял у нее в горле, мешая дышать.

— Рейз?

Никакого ответа. Он сгреб с комода мелочь, сунул ее в карман.

— Рейз?

Он едва взглянул на нее, натягивая рубашку.

Грейс стало страшно. Он уходит от нее.

— Рейз!

— Что, Грейс?

Он был так холоден, это разбивало ей сердце.

— Ты уходишь?

На этот раз Рейз прямо посмотрел на нее — прищурившись, колючим, ледяным взглядом.

— Не утруждай себя и не жди меня.

У нее перехватило дыхание, когда Рейз повернулся к ней спиной, полный презрения и гнева. Облачившись в свой льдисто-голубой жилет и темный сюртук, он прошел мимо нее так, словно это было пустое место. Дверь за ним захлопнулась. Он ушел.

Рейз вернулся перед рассветом, когда небо только-только начинало светлеть. Грейс не спала всю ночь, глаза ее покраснели от слез. Она лежала на боку, не шевелясь, притворяясь спящей, прислушиваясь к каждому его движению. Она сразу поняла, что Рейз не пьян, так аккуратно он снимал одежду. Сердце ее замерло; она молилась, чтобы он лег в постель, обнял ее, сказал, что любит. Рейз лег, отодвинувшись от нее подальше, и почти сразу заснул. Она заплакала беззвучно — самое трудное, что ей только приходилось делать в жизни.

На следующее утро все было точно так же, как накануне. Грейс просто не могла этого вынести. Он завтракал и читал газету, держась с ней так же холодно, безразлично, как вчера. Грейс непременно хотела знать, что он делал всю ночь. От него не пахло дешевыми духами, когда он ложился в постель, и она не заметила на его вещах следов помады, когда собирала их в стирку. Однако она никак не могла отделаться от мысли, что Рейз провел ночь в объятиях другой женщины

— Ночью ты играл в покер?

— Да. — Он не взглянул на нее. Она помолчала.

— Выиграл

Рейз резко свернул газету.

— Нет.

— Мне очень жаль.

Он отшвырнул газету, глаза его вспыхнули.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Грейс?

— Где ты был ночью? — не в силах больше сдерживаться, вскричала она. — Ты был с другой женщиной? Взгляд его был беспощаден.

— Ты не имеешь права спрашивать. Она коротко вздохнула.

— Ты мне не жена, — сказал Рейз, и желваки на его скулах напряглись. — Только жена имеет право задавать подобные вопросы.

Она ничего не могла с собой поделать, лицо ее жалобно сморщилось.

— Ч-черт! — крикнул Рейз, вставая и отбрасывая ногой стул. Он вышел.

Ей нужно уехать именно теперь, пока все у них идет вот так, наперекосяк. Но разве она сможет — и именно по этой причине?

Выйдя из номера, Рейз остановился в коридоре, прислонившись к двери, борясь с желанием вернуться и схватить ее в объятия. Будь она проклята! Она совершенно ему не верит! Она не верит ему настолько, чтобы выйти за него замуж; не верит, что он способен справиться с Фордом; не верит, что он может удержаться и не лечь в постель с проституткой, когда ее нет рядом! Кем же Грейс его, в конце концов, считает?

Рейз вернулся только на рассвете, на этот раз пьяный. Он проиграл тысячу долларов, и ему было на это наплевать. Конечно, это она во всем виновата. Будь она проклята, рыжая колдунья! Будь она проклята за то, что не верит ему. За то, что не хочет стать его женой. Теперь, под влиянием выпитого, обида его была как разверстая рана, грозящая поглотить его самого.

Спящая Грейс показалась ему невыносимо прекрасной. Она лежала на боку, в прозрачной, как паутинка, ночной рубашке, которую он подарил ей; волосы струились по плечам огненными, золотистыми волнами. Внезапно на него нахлынули теплые, чудесные воспоминания о том дне, когда он вернулся из Нового Орлеана. Господи, разве не была она счастлива, как маленькая девочка в Рождество, безудержно радуясь его незамысловатым подаркам? И он тоже был счастлив. Они были так бесконечно, невероятно счастливы, а вот теперь они так бесконечно, невероятно несчастны.

Желание разгоралось в нем, пока не стало таким отчаянным, что ему казалось, он сейчас умрет. Но он не тронет ее, о нет, ни за что! Будь он проклят, если покажет Грейс, как сильно тоскует без нее, как безудержно желает ее. Она потянулась и приподнялась на локте.

— Рейз?

Глаза ее были такие красные, опухшие. «Неужели это из-за меня?» — подумал он, и мучительная боль раскаяния пронзила его. Он постарался отогнать от себя чувство вины и угрызения совести. Ведь он предложил ей свою руку, а она все еще не могла избавиться от каких-то сомнений, придумала отговорку, что должна подумать. Разве этим она не доказала, что совсем не любит его?

— Рейз?

Он изо всех сил старался не замечать ее, повернулся к ней спиной и стал раздеваться. Потом решил, что лучше не снимать бриджей. Черт бы его побрал, он все еще желает ее!

Ложась в постель, он постарался не дотрагиваться до нее.

— У тебя все… — Голос ее дрогнул, казалось, она вот-вот расплачется. — Все хорошо?

Рейз закрыл глаза, борясь с собой. Он услышал ее прерывистый вздох и скорее почувствовал, чем увидел, как она сжалась в маленький, беззащитный комочек. Он выругался, когда Грейс подавила всхлип. Шевельнулся. Со стоном прижался к ней, обхватив ее за плечи. Грейс прерывисто вздохнула, тотчас бросаясь в его объятия. Он обнял ее. Она заплакала. Он ласково гладил ее. Она прижалась к нему всем телом.

— О Господи, Грейс! — простонал он. Она сжала его лицо в ладонях.

— Люби меня! — воскликнула она отчаянно, требовательно. — Рейз, пожалуйста! — Губы ее впились в его рот.

Он раскрылся под этим натиском, тая, чувствуя, что безнадежно пропал.

— Грейси, Грейс…

— О, Рейз! — вскричала она, опрокидывая его на спину и садясь сверху, покрывая поцелуями его лицо, его веки, его шею, его подбородок. Она ухватила завитки его волос, не давая ему двинуться. — Рейз…

Он закрыл глаза, закинув голову так, чтобы губы ее оказались на его шее. Может быть, думал он, может быть, этого и достаточно. Если бы только у него хватило терпения…

Грейс вытянулась, лежа на нем сверху, то отрываясь, то вновь прижимаясь к нему, раскачиваясь вместе с ним. Рейз был ошеломлен ее откровенным, жадным желанием.

— Грейс! — вскрикнул он, беря ее лицо в ладони и хотел было перекатиться так, чтобы она оказалась под ним. Никогда и никого он так не желал, как Грейс. Господи, он не мог без нее жить!

— Нет, — шепнула она, вставая на колени и расстегивая его бриджи. Пальцы ее сжали твердую, словно стальную, плоть. Впервые она касалась его так, и жгучая, жаркая, неистовая страсть захлестнула Рейза.

— Грейс, пожалуйста! Ну же, ну!

Она сжимала его, то вверх, то вниз скользя по его телу, и вдруг села сверху на его налитую, вздыбившуюся плоть. Они унеслись к небесам, тая в сладчайшем блаженстве.

Она медлила с отъездом.

Рейз послал еще одну телеграмму родителям, сообщая что его приезд откладывается.

Оба они отчаянно цеплялись за свои новые отношения. Они уже не были просто любовниками. Оба пытались как-то справиться с тем положением, которое оба находили неприемлемым, но которое ни один из них не мог изменить Это должно было скоро кончиться, но ни один из них не осмеливался об этом думать. Проще было оставаться вместе и делать вид, что все идет как положено, своим чередом, и так оно и будет всегда. Их по-прежнему отчаянно влекло друг к другу, и не только в постели. Но в каждом мгновении, проведенном вместе, таились теперь тоска и отчаяние. И оба они это чувствовали.