В новой структуре служба разведки получила название 1 -го управления НКГБ СССР и будет носить его (периодически сменяя свою принадлежность к НКГБ или к НКВД) на всём протяжении службы Павла Михайловича Фитина. Он же сам уйдёт из разведки через три месяца после того, как Первое управление получит статус главного...

Соответствующие директивы, в которых определялся «функционал» наркоматов, были подписаны только 1 марта.

О том, чем занимался НКВД — от охраны общественного порядка и государственных границ до борьбы с детской беспризорностью и записи актов гражданского состояния, — мы говорить не будем, это уже совсем не наша тема. А вот на НКГБ возлагалось:

«а) ведение разведывательной работы за границей;

б) борьба с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок внутри СССР;

в) оперативная разработка и ликвидация остатков всяких антисоветских партий и контрреволюционных формирований среди различных слоёв населения СССР, в системе промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства и пр.;

г) охрана руководителей партии и правительства.

От проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с вышеперечисленными задачами по обеспечению государственной безопасности СССР, органы Наркомата государственной безопасности освобождаются...»[269]

В пункте 7-м той же директивы, подписанной Берией и Меркуловым, двумя наркомами, указано: «Разделение органов НКВД провести в декадный срок, выслав в НКВД СССР и НКГБ СССР соответственно докладные записки с приложением проекта штатов органов НКВД и НКГБ по республике, краю, области и расстановки личного состава»[270].

Вот так вот: в Центре месяц готовили бумаги, а на местах давайте-ка решайте всё и делайте в десятидневный срок!

Хотя, конечно, время уже не ждало, война буквально стояла на пороге. Однако никто реально не знал, когда именно она начнётся. Даже сам агрессивно настроенный фюрер ещё не был твёрдо уверен в собственных своих намерениях.

...Как известно, слово «разведка» звучит по-английски как «intelligence», что также ещё переводится как «интеллект» или «рассудок». Однако в те времена, а именно в конце 1930-х годов, говорить про «intelligence» применительно к нашей разведке было несколько проблематично; и пусть никто не примет этого в обиду. Просто тогда разведка выполняла, грубо говоря, одну-единственную задачу — добывала ту информацию, которую затем осмысливали и оценивали многомудрые политики. Так было не только в «тоталитарном», как о нём сегодня любят говорить некоторые, Советском Союзе, но даже и в славной своими демократическими традициями Великобритании. Несмотря на то что британская MI6 давно уже имела собственную информационную службу, сэр Уинстон Черчилль преспокойно заявил: «Я не верю в коллективную мудрость! Вы, разведка, давайте мне конкретные факты, документы, а я уж сам разберусь. Не надо мне ваших домыслов!» Более того, Черчилль высказал свои соображения американскому президенту Рузвельту — и тот стал вести себя по отношению к разведке примерно так же высокомерно... И ведь не то чтобы разведки не доросли до известной самостоятельности, скорее, не доросли до известного понимания сами политические деятели, традиционно считавшие себя самыми мудрыми и всё знающими...

Это подтверждают и современные историки:

«Со времён ВЧК во внешней разведке не было специального информационно-аналитического подразделения, которое на экспертной основе занималось бы таким важным делом, как анализ, проверка и оценка добытых данных, а также попадавшей в сообщения агентуры дезинформации. Кроме того, согласно установленному Сталиным порядку работы с разведывательными материалами, ему направлялись фактически нефильтрованные сообщения источников. Видимо, он опасался, что в ходе такой фильтрации может быть упущено что-то важное. Он также не требовал от разведки каких-либо разъяснений по поводу излагавшихся данных, выводов и прогнозов. Такая схема, естественно, снижала барьер для проникновения в сообщения руководству страны недостаточно достоверных и противоречивых сведений

В подобном подходе к разведывательной информации Сталин был отнюдь не одинок. Черчилль также “не довольствовался этой формой коллективной мудрости и предпочитал лично видеть оригиналы”»[271].

Тридцатидвухлетний Павел Фитин политиком не был, а потому всезнающим человеком себя не считал, и, к тому же, в мудрости великого вождя не сомневался. Просто, творчески относясь к порученному делу и стремясь как можно лучше выполнять свои обязанности, — тем самым, разумеется, оправдывая доверие товарища Сталина, — он понял, что разведке необходимо иметь собственное информационно-аналитическое подразделение. Сотрудники такого подразделения должны были бы оценивать получаемую информацию, отсеивать непроверенные и ложные сведения, выстраивать получаемые материалы в строгой логической последовательности, делать профессиональные выводы... В итоге — экономить время государственных руководителей, помогая им лучше понимать представляемые спецслужбами материалы.

Необходимость создания подобного подразделения особенно остро ощущалась теперь, в начале 1941-го, когда основательно увеличилось количество решаемых разведкой конкретных задач. В частности, германское отделение, впоследствии ставшее отделом, помимо всех прочих дел, выполняло ещё и некие диспетчерские функции: получало рапорты от разведки пограничных войск НКВД и их агентуры, а также поддерживало связь с Разведуправлением РККА, куда передавало имеющуюся информацию по немецкой армии. Военные разведчики признавали увеличение численности группировки немецкой армии, расположенной близ советской границы, но опасались того, что гитлеровцы создают впечатление её «массовости», передвигая одни и те же подразделения по разным направлениям. Поэтому руководство РУ просило разведку НКГБ уточнять наименования частей и подразделений, места их дислокации, маршруты движения... Таким образом, в 5-м отделе, а позднее — в 1-м управлении накапливались сообщения, получаемые от своих источников, а также из других подразделений НКГБ и НКВД и ещё из военной разведки.

Юрий Модин отметил в своих воспоминаниях интересный момент:

«В те годы НКВД не хранил подлинников расшифрованных телеграмм, опасаясь шпионажа в своей системе, признав за благо не сохранять никаких письменных следов нашего сотрудничества с иностранными агентами. Поэтому до прихода сотрудников, в обязанности которых входило уничтожение подлинников, мы должны были собственноручно составить их краткое резюме. Затем они направлялись спецсотрудникам, которые подшивали резюме в дело каждого агента. Хранились эти досье в сверхсекретных архивах...»[272]

И всё равно, грубо говоря, материалов были кучи, и если не заниматься их систематизацией, анализом и оценкой, то в них, в конце концов, можно было утонуть или окончательно потерять ориентацию...

Вполне возможно, что именно потому, что Иосиф Виссарионович Сталин получал информацию от различных спецслужб и эта информация была разрозненной, а зачастую — весьма противоречивой, он и терял доверие к разведке. Наступал и проходил очередной назначенный срок начала гитлеровской агрессии — но ничего не случалось, и реакция на крик «Волки!» становилась всё более вялой. К тому же, каждый из нас — вне зависимости от своего статуса и общественного положения — чаще всего верит именно в то, во что ему больше всего хочется верить.

Лидер Советского государства очень надеялся, что ему удастся оттянуть начало войны хотя бы на год, а то и на два, и за это время серьёзно укрепить Вооружённые силы и по-настоящему подготовить страну к отражению фашистской агрессии. Ему казалось, что он сумеет это сделать за счёт политики компромиссов и показного миролюбия, а также — не будем этого скрывать — своей общепризнанной мудрости. (Наши руководители всегда верили в свою мудрость, тем более что вера эта ревностно поддерживалась их ближайшим окружением и официозными средствами массовой информации.) Была у Иосифа Виссарионовича и надежда на то, что Гитлер, наученный печальным опытом своих предшественников, во-первых, не решится воевать на два фронта, а, во-вторых, не станет затягивать начало кампании, иначе в дело может вступить «генерал Мороз», который некогда пришёл на помощь императору Александру I и фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову-Смоленскому...