«1. Планы в отношении Советского Союза откладываются, немецкими руководящими инстанциями принимаются меры для сохранения последующей разработки в тайне.

2. Немецким военным атташе за границей, а также послам дано указание опровергать слухи о военном столкновении между Германией и СССР.

3. В поступающих из Швеции и Финляндии докладах постоянно указывается, что шведские промышленные круги, в особенности заинтересованные в советских заказах, всё время оказывают на шведскую и финскую политику влияние в пользу сохранения мира с Советским Союзом.

4. В штабе авиации опубликован приказ верховного командования вооружёнными силами, датированный 7 мая. В приказе говорится, что германские стратегические планы и предварительные разведывательные мероприятия стали известны врагу. (“Старшина” этот приказ связывает с разведывательными полётами немецких самолётов над советской территорией и нотой Советского правительства.)

5. В министерстве хозяйства приказ верховного командования связывают с антисоветскими планами Германии, которые стали известны русским.

6. Затормаживание выполнения антисоветских планов Германии в штабе авиации объясняют трудностями и потерями в войне с англичанами на африканском фронте и на море. Круги авторитетного офицерства считают, что одновременные операции против англичан и против СССР вряд ли возможны.

7. Наряду с этим подготовительные работы против СССР в штабе авиации продолжаются»[294].

Эта «остановка в пути» была для германской военной машины совсем недолгой — если она вообще была, а её не сымитировали, — в то время как подготовка к вторжению продолжалась полным ходом. А потому, как образно писалось в 3-м томе «Истории Российской внешней разведки», тогда «в эфир вышли и зазвучали мощным оркестром морзянки многочисленных антифашистских групп и нелегальных советских резидентов»[295].

Достаточно сказать, что с января до 21 июня 1941 года старший майор госбезопасности Фитин подписал свыше ста донесений, адресованных высшему руководству страны. Как видим, в своём большинстве донесения эти шли вразрез с официальными установками... Нет смысла объяснять, что для того, чтобы их подписывать, требовалось немалое мужество. Ведь, к сожалению, иные начальники — не будем их называть, чтобы никого никому не противопоставлять, — могли снабдить отправляемые «наверх» агентурные материалы своего ведомства «приписочкой» типа: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР» или «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки». А всё ж — направляли, чтобы хоть как-то донести. (Резолюции подлинные, но источник, откуда они взяты, по причине, указанной выше, называть не будем.)

Но Павел Михайлович душой не кривил, представляя «по начальству» получаемые из резидентур документы без тех успокоительных комментариев, которые, как кажется, очень ждали в некоторых кремлёвских кабинетах.

Однако повторим ещё раз, что на каждом сообщении, подписанном Фитиным, стояла виза наркома Меркулова, примерно такая:

«Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из... <следовало название города. — А. Б.>.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР

ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗА ССР

(МЕРКУЛОВ)».

Нет никаких сомнений, что если бы Всеволод Николаевич считал эти сообщения «дезой», он явно бы остановил этот поток. Однако фактически он делил ответственность со своим подчинённым, подписывавшим эти спецсообщения.

...Не будем, однако, переоценивать Всеволода Николаевича и признаем, что визировал он всё-таки не все документы — порой и ему, наверное, страшновато было противоречить «Хозяину», а может, он и не всему верил... Так, в марте 1941 года Фитин подготовил некий воистину аналитический документ, о котором нам рассказывали наши информированные источники. В сообщении этом было сделано три кардинальных вывода: первое — что планы нападения на Советский Союз разрабатываются очень активно; второе — что нападение спланировано ориентировочно на апрель—май; третье — что агрессия начнётся до окончания войны с Англией. Далее, в подтверждение сказанному, шло перечисление полученных фактов. Понятно, что подобные утверждения противоречили точке зрения Сталина.

На этом документе, подписанном Фитиным, стоит решительная резолюция: «Не направлять!» И подпись... Судоплатова. То есть начальник готовит спецсообщение «наверх», а его собственный заместитель ему это делать запрещает и «заворачивает» документ. Во-первых, так не бывает. Во-вторых, если, как говорят, Павел Анатольевич не слишком одобрительно относился к Павлу Михайловичу, то он, напротив, поспособствовал бы ускоренному прохождению сообщения, которое явно вызовет неудовольствие «Хозяина».

Отсюда следует вывод: документ не пропустил нарком Меркулов, но почему-то решил «подстраховаться»... Вроде бы, в архивах есть и ещё подобные, не прошедшие наркома, документы. Всё же подавляющее большинство спецсообщений проходило, но, к сожалению, нам известны далеко не все из них, хотя наша книга чуть-чуть и увеличивает количество рассекреченных докладов.

И в то же время, от имени опять-таки Судоплатова, в марте и апреле в резидентуры были направлены указания по подготовке к работе в так называемый «особый период». Сделано это было руководством разведки или наркомата на свой страх и риск, под давлением той самой информации, о которой мы говорим. Разведка верила своим источникам, готовилась к войне, хотя пробиться «выше» со своей информацией не могла. Подпись Судоплатова на документах, определённо, служила своего рода прикрытием для его непосредственного руководства...

...А вот сообщение из Берлина, пожалуй, наиболее знаменитое — не только по своему содержанию, но и по своим последствиям. Руководство НКГБ передало его товарищам И. В. Сталину и В. М. Молотову:

«17 июня 1941 г.

Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

Народный комиссар государственной безопасности СССР

В. Меркулов

Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:

“1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 14 июня воспринято весьма иронически[296]. Подчёркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.

3. Объектами налётов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолётам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.

4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолётов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.

5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены... <Следует перечень населённых пунктов. — А. Б.>

Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений ‘будущих округов’ оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа — назначен АМОНН, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева — БУРАНДТ, бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы — БУРГЕР, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.

Для общего руководства хозяйственным управлением ‘оккупированных территорий СССР’ назначен ШЛОТЕРЕР — начальник иностранного отдела Министерства хозяйства[297], находящийся пока в Берлине.