— Япония сейчас не имеет... намерений... объявить войну и встать на стороне Германии. Хотя неизвестно, как в дальнейшем изменится эта политика...

— СССР... не будет предъявлено каких-либо требований и не будет объявлено своего определённого отношения. Япония хочет молча смотреть на развитие войны и международные отношения.

Утверждают, что такая политика Японии объясняется следующим:

— Япония не готова воевать с СССР. Не следует спешить с войной, так как если это нужно будет сделать, то чем позднее это будет, тем меньше жертв понесёт Япония...

— Если Япония начнёт войну против СССР, то Америка объявит войну Японии и последняя будет вынуждена бороться на два фронта»[401].

Похоже, что резидентура поторопилась в своих оптимистических утверждениях. Императорское совещание в присутствии монарха, на котором было принято решение не спешить со вступлением в войну, было проведено только 2 июля.

Сообщение об этом решении Императорского совещания советская разведка передала в ГКО 17 июля — информация пришла от агентуры из Лондона, где была перехвачена и расшифрована японская телеграмма. Это была далеко не единственная информация по Японии, полученная из Туманного Альбиона: большую роль в добывании сведений о позиции руководства и военных кругов Страны восходящего солнца сыграли источники внешней разведки, находившиеся в Англии, США, Болгарии, Турции и, разумеется, в Китае.

Вот только на германских союзников решение Имперского совещания особенного впечатления не произвело:

«Посол Отт телеграфирован 14 июля Риббентропу: “...Я пытаюсь всеми средствами добиться вступления Японии в войну против России в самое ближайшее время... Считаю, что, судя по военным приготовлениям, вступление Японии в войну в самое ближайшее время обеспечено...”»[402]

Полковник Ойген Отт, ранее занимавший должность германского военного атташе в Японии, наивным человеком не был. К тому же, обманывать министра иностранных дел, выдавая желаемое за действительное, послу было совершенно не к лицу. Тем более военному человеку, ибо речь шла о подготовке к боевым действиям, и ошибаться в прогнозах недавнему военному атташе было бы просто несолидно. Но, как писал Редьярд Киплинг, «East is East»[403], а ещё лучше сказал незабвенный товарищ Сухов из кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Восток — дело тонкое», — и японцы вели свою хитрую политику...

«Япония готовилась обрушиться на СССР при условии явного поражения советских войск в войне с Германией. Военный министр Тодзио подчёркивал, что нападение должно произойти тогда, когда Советский Союз “уподобится спелой хурме, готовой упасть на землю”»[404].

Вот только вместо, по-японски, «спелой хурмы» перед ними оказался, по-русски, «зелен виноград».

Однако за первые, критические для Советского Союза месяцы войны в Центр поступило порядка пятнадцати телеграмм по вопросу о том, начнёт ли Япония войну с СССР, и информация в них была различной. На случай японской агрессии советское руководство вынуждено было в начале войны с Германией держать на границах с Маньчжурией до сорока дивизий...

Понятно, что сообщения с Дальнего Востока привлекали особое внимание руководства внешней разведки.

* * *

Но ведь и сообщения с Ближнего Востока имели для Павла Фитина не менее — а может быть, даже и более — важное значение. Напомним, что в 1925 году здесь была низложена дружественная Советскому Союзу династия Каджаров, а Резахан Пехлеви, провозглашённый новым шахиншахом Ирана, явно симпатизировал Германии и её фюреру. Симпатия была взаимной и явно небескорыстной: германский генштаб весьма интересовала иранская нефть, к тому же Иран являлся для Германии основным поставщиком хлопка и шерсти, а его территория представляла собой удобный плацдарм для вторжения в Закавказье, Среднюю Азию и Индию...

А вот что говорилось в спецсообщении, которое в ноябре 1940 года было направлено Берии, Меркулову, Кобулову и Фитину начальником Главного технического управления НКВД СССР:

«По данным закордонной агентуры, немецкое влияние в Иране систематически возрастает, и особенно активизировалось в последнее время.

Немцы открыли в Иране целый ряд новых транспортно-экспедиторских контор с филиалами и конторами в Пехлеви, Тавризе, Джульфе, Бабольсере, Бендер-Шапуре, Баджигиране.

В Пехлеви работают немецкие разведчики: ВОЛЬФ и ПЛЯТ, проживающие в Иране с 1933 г., и РУТЕНБЕРГ — с 1940 года.

Много немцев работает в германских фирмах “Атлас”, “Вебер-Бауэр”, “Вилли Шнель”, “Ауто-унион”, “Мерседес-Бенц” и в представительстве известной германской фирмы “АЕГ”.

Возросло количество немцев, работающих в различных иранских учреждениях и предприятиях. В частности, много судетских немцев работает в качестве машинистов и машинистов-наставников, а также мастеров и механиков на ж. д., в депо и ж. д. мастерских. Работают немцы в министерстве путей сообщения, в оружейном арсенале в Тегеране, на различных фабриках и заводах, в порту Пехлеви, на строительстве мостов, дорог, в больницах и т. д.

С 1933 г. в иранском гос. университете работают 8 преподавателей немцев.

За последние годы вошла в практику посылка иранской молодёжи на учёбу в Германию. В 1939 г. было послано в Германию около 40 чел. молодёжи для усовершенствования знаний в военных школах Германии. <...>

Немецкие фирмы в широких размерах практикуют подкуп и взяточничество в отношении иранских чиновников.

Так, например, в целях установления близких связей с официальными работниками порта, представитель фирмы “Иран-экспресс” ВОЛЬФ систематически делает подарки начальнику Пехлевийской таможни НИКОНУ, начальнику морских операций этой таможни МАГРУРИ. НИКОНУ подарен радиоприёмник стоимостью 5.000 реал, МАГРУРИ неоднократно получал деньги и вещи.

Подарки являются одной из мер проникновения немцев в правящие круги. В этом году сыну шаха был подарен автомобиль “Мерседес-Бенц”. В связи с аварией, машина получила небольшое повреждение, не отразившееся на возможности её эксплуатации, однако немцы выписали из Германии другую машину для замены повреждённой.

Усилилась также германская пропаганда в Иране, в частности путём выпуска германских кинофильмов, рассылки журналов и др. печатных изданий. <...>»[405]

Скажем честно, при чтении этих строк невольно возникают параллели с совсем иной страной и совершенно другим временем... Итог же работы германских спецслужб был вполне закономерным.

«Чем ближе была Вторая мировая война, тем сильней Резашах Пехлеви, диктатор Ирана, тяготел к Берлину, сближению с Германией во всех областях, и в особенности в военной. Лишь за апрель-июнь 1940 года из Германии в Иран было поставлено 3000 пулемётов и артиллерийских орудий. Поставки вооружения и боеприпасов продолжались и в 1941 году. На военных предприятиях страны тогда было занято 56 германских специалистов, в иранской армии, жандармерии и полиции работали десятки немецких советников и инструкторов. Накануне Второй мировой войны в Иран въехало более 6500 немецких граждан. В 1940—1945 годах на долю Германии приходилось до 45,5% общего товарооборота Ирана, тогда как на СССР — 11%, а на Британию — 4%. Более половины машин и оборудования на крупнейших предприятиях страны и три четверти всех паровозов, практически весь обслуживающий персонал центрального управления железными дорогами Ирана, были германскими. На трансиранской железной дороге немцы трудились на всех уровнях, вплоть до паровозных бригад. Руководящие посты в 50 государственных учреждениях Ирана занимали профашистские элементы и агентура гитлеровских спецслужб»[406].