Его пришлось отложить на пять дней из-за урагана. Тортугу стихийное бедствие захватило только краем, но этого хватило, чтобы разметать множество хибар, слепленных из того, что было под рукой, а таких на острове большинство, и крыши из тростника и листьев на домах покрепче. Потом еще пару дней море возле острова было покрыто плавающими ветками, как сухими, так и с зелеными листьями, и досками. Самое интересное, что за сутки до урагана на небе появилась яркая комета с длиннющим хвостом, видимая даже днем. Сразу заговорили, что это дурное предзнаменования, ко многим бедам, большим и малым. Ураган стал подтверждением их слов. Расходились только во мнении, большая это беда или будет еще интереснее?
Тендер стоял у наветренной стороны мола, оснащенный кранцами, плетеными и изготовленными из длинных чурок, поэтому не пострадал. К тому времени для него сшили еще один парус — особый кливер очень большого размера, который в будущем будут называть «генуей» (генуэзским стакселем) или спинакером. Я заказал местному парусных дел мастеру и показал, как сшить, сферический спинакер, у которого верхняя часть имеет форму полусферы. Такой парус очень хорош при силе ветра до четырех баллов и курсовых углах от шестидесяти градусов, позволяет по максимум использовать слабый ветер.
На тендер погрузились два десятка флибустьеров, согласных беспрекословно выполнять мои приказы, не качать права и выполнять судовые работы. Попытка выбрать квартирмейстера была пресечена мною на корню. Поскольку судно у меня торговое, такая должность на нем не предусмотрена. Слушая мои заверения, что собираюсь именно торговать, флибустьеры понимающе ухмылялись: не надо нас, маленьких, дурить! Тем более, что сперва мы направились к проливу Бокас-дель-Драгон, где занялись заготовкой черепах и мяса и шкур ламантинов. Флибустьеры помнили, чем закончилась заготовка в прошлый раз.
А я, и правда, пришел в пролив, чтобы запастись провиантом. Не хотелось тратить деньги на закупку вяленого мяса у буканьеров, поэтому во время перехода рацион был скудным. Зато после постановки на новый якорь у острова Чакачакаре, экипаж мог объедаться, как щенок на помойке. Плантация на острове Тринидад оказалась заброшенной, хотя хозяин ее давно уже был отпущен за выкуп. Кто-то, подозреваю, что голландцы, сжег все постройки. Зато вышка уцелела. На ней и торчали каждый день по два матроса, но безрезультатно.
Я не сильно огорчился. Как только заполнили вяленым мясом все бочки, а на главной палубе положили на спины черепах — живые консервы, повел судно к острову Коче. Это сравнительно небольшой остров, расположенный между материком и большим островом Маргарита, на котором было несколько поселений и испанский гарнизон, около сотни солдат. На обоих островах находились базы ловцов жемчуга, но на Коче, как заверил меня индеец Жак Буше, нет ни постоянных поселений, ни испанских солдат. Мы прошли между островом и материком, а вечером повернули к нему, подошли к южной, необитаемой части, где и высадились на берег. Остров невысокий. Центр его порос кактусами, а ближе к морю попадаются кусты и деревья. Мы дождались восхода луны и пошли вдоль берега на север, к базе ловцов жемчуга. Располагалась она на прекрасном пляже с белым мелким песком. Это пляж тянулся на несколько километров. Идти по нему было тяжко, зато загорать, наверное, самое то.
Я ни разу не был ни на Коче, ни на Маргарите, но в аэропорту Каракаса познакомился с русским, который прожил на Маргарите несколько лет. Его только что обобрала местная полиция. Потребовали пройти с ними в отделение, потому что подозревают в провозе кокаина, где начали медленно и дотошно потрошить, протыкать все его вещи, выдавливать из тюбиков зубную пасту и крем для бритья, выливать одеколон, брать скребки с языка, из носа, требовать сдать мочу на анализ, занося свои действия в протокол и заставляя подписываться напротив каждого пункта и оставлять отпечатки двух пальцев, пока бедолага не сообразил и не откупился пятьюдесятью баксами, хотя торг начался с пятисот.
— Не надо было никуда ходить, а сразу поднимать шум, привлекать внимание других пассажиров и требовать консула, — дал я запоздалый совет. — Мошенники любят тишину.
— Я не сразу сообразил, что полиция может вести себя так не по-божески! — сказал он в оправдание. — Ладно, местные гопники, я привык к ним, никогда не носил с собой ничего дорогого, но полиция!
— Полиция и бандиты — это одни и те же люди, которые, как в детстве, играют сегодня в одной команде, завтра — другой, — поделился я жизненным опытом, а потом еврейской мудростью: — Если неприятности удалось уладить за деньги, то это всего лишь расходы. Забудь и наплюй!
— Я за них буду молиться, — заверил он.
Этот лох приперся на Маргариту, чтобы вступить в секту какого-то японского проповедника. Это была какая-то дикая смесь из нескольких религий, которая, как я понял из рассказа, держалась в основном на немалых деньгах ее изобретателя и частично на его харизме. Русские готовы верить во что угодно, если это дает возможность далеко и надолго уехать из дома. При этом пытаются утянуть вслед за собой всех, кто попадется под руку. Меня он тоже попытался проштыбовать, но я коротко и ясно объяснил, как отношусь к религии в целом и к сектам в частности.
На лагерь ловцов жемчуга — три шалаша из жердей, накрытых пальмовыми листьями, и пять каноэ, вытянутых на берег рядом — мы напали на рассвете с трех сторон, чтобы никто не сбежал. Сопротивления не было. Ловили жемчуг местные индейцы, абсолютно не воинственные. Испанцы не перебили их всех только потому, что иначе некому будет ловить жемчуг. Было их шестнадцать человек. Все худые, ростом ниже метра пятидесяти, смуглокожие, с черными прямыми волосами, завязанными сзади в конский хвост. Из одежды только набедренные повязки, а из оружия — короткие и кривые ножи для вскрытия раковин. На нас они смотрели без эмоций, как на форс-мажорное обстоятельство типа урагана. Жемчуга ни при них, ни в шалашах и пирогах не было. На этот случай у нас был Жак Буше. До прихода испанцев у его племени была хорошая привычка время от времени нагрянуть на эти острова и отобрать жемчуг у аборигенов. Сейчас это получалось реже, потому что мешали цивилизованные грабители, но навыки остались. Наш индеец за два часа нашел три схрона с жемчужинами. Их оказалось чуть больше сотни. Одна была черной и семь розовыми, а остальные белыми. Преобладали маленькие, примерно треть составляли средние, а больших ни одной. Я рассчитывал на добычу пожирнее, поэтому не отпустил ловцов, забрал с собой. Не умеют ловить жемчуг — пусть поднимают сельское хозяйство.
Кстати, жемчуг сейчас ценится дороже драгоценных камней, за исключением бриллиантов. Белый считается символом чистоты и обязательным атрибутом невесты, розовый притягивает любовь, а черный — оберегает от сглаза. В связи с этим появилось много искусственного жемчуга. Такой мне попадался еще в те времена, когда был бригантом. Брали стеклянный порошок, смешивали с яичным белком и слизью улитки и покрывали лаком с рыбьей чешуей, чтобы цвет «переливался». Сейчас главное место жемчужного промысла — это «малые арнаутские» Парижа.
Отвезли индейцев и вяленое мясо на Ямайку. Само собой, не в столичный Порт-Рояль, а западнее, в уютную бухточку под названием Санди-Бэй, которую знали все ямайские плантаторы и флибустьеры и контрабандисты разных национальностей. Здесь прямо на пляже проходил бартерный обмен. Плантаторы брали промышленные товары, в основном голландские и французские, обложенные высокими пошлинами, рабов, на которых имел монополию губернатор, а заодно вяленое мясо, черепах, маис, отдавая взамен табак, сахар, хлопок, имбирь, ром. Бочку вяленого мяса здесь обменивали на триста фунтов очищенного сахара (сто фунтов стоили сорок ливров) или другой товар на такую же цену. Рабы в полтора раза дороже, чем на Эспаньоле, по тридцать фунтов стерлингов, или сто двадцать песо (экю), или триста шестьдесят ливров. Но это самая высокая цена, за мужчину-негра в возрасте восемнадцать-двадцать лет. Индеец стоил столько же, сколько женщина-негритянка такого же возраста, и процентов на двадцать дороже испанца. Я обменял рабов на корни имбиря. Ямайский имбирь сейчас считается самыми лучшими в мире. Здесь с корней полностью сдирают кору (с индийского только с двух плоских сторон) и замачивают в известковой воде, благодаря чему они становятся белыми. Я не любитель имбиря, но знаю, что он до сих пор высоко ценится в Европе, особенно во Франции и Англии, где его добавляют почти во все кондитерские изделия, а англичане даже додумались варить имбирное пиво. Небольшое количество мяса оставил для экипажа, а остальное и черепах по просьбе флибустьеров обменял на ром. Все равно ведь пропьют свои доли, а так выпивки получится больше. Мы договорились, что это будут не доли, а зарплата моряков торгового корабля, чтобы не отстегивать губернатору. Слишком мала добыча, чтобы делиться с халявщиками.
