Шпагу мне одолжил дон Диего де Маркес. Вороненый клинок изготовлен в Толедо. Он примерно на сантиметр короче, чем у противника, но меня это не пугает. Чаша позолочена, сияет на солнце. То, чем люди убивают друг друга, должно быть красивым, иначе смерть покажется заурядной.

Испанцы предпочитают почти прямую стойку и маленький выпад. Выходя на дистанцию, сгибают правое колено и выпрямляют левое. Любят ударить по голове, а потом уколоть между глаз или в шею. Тренируясь с родственником, я наработал несколько вариантов ответных уколов. При этом не стал показывать все, на что способен, чтобы не догадались, что дуэль не случайна. Я даже позволил сопернику почти уколоть меня и, когда он переставлял правую ногу за левую, чтобы отступить, сделал ответный укол, попав немного ниже правой ключицы. Такая рана не смертельна, если только очень не повезет (или повезет?), но заживать будет долго. Я еще не выдернул вороненый клинок, а белая рубаха вокруг него уже пропиталась алой кровью. Еще больше ее полилось, когда сталь легко выскользнула из плоти. Я сделал два шага назад и поднял шпагу в салюте, знаменуя победу и предлагая прекратить поединок. Раненый вправе принять предложение или продолжить бой.

Дон Луис де Эстрада не сразу отреагировал на мой салют. Он все еще не верил, что ранен. То есть, он видел кровь и, наверное, чувствовал боль, но не врубался, что оказался слабее противника. Как догадываюсь, это его первая настоящая дуэль и серьезная рана, после которой расстаются с наивной уверенностью, что тебя никогда не победят и не убьют. Племянник губернатора попробовал поднять шпагу выше, чтобы продолжить бой, но вдруг внутри него как бы повернули выключатель, смуглое лицо мигом побелело, словно вся мука с парика свалилась на него, шпага выпала из руки, а сама рука безжизненно обвисла.

— Ты ранен, Луис! — то ли удивленно, то ли огорченно воскликнул его секундант, бывший соперник по игре в мяч. — Надо срочно идти к врачу!

— Пожалуй, ты прав, — тихо и без эмоций молвил дон Луис де Эстрада, прижав левую ладонь к ране.

Что ж, держался он хорошо, не отнимешь.

В тюрьму меня не посадили. Губернатор Франциско де Эстрада сделал вид, что ничего особенного не случилось. По нынешним испанским меркам, действительно, это было рядовое событие. Два идальго поспорили и выяснили на шпагах, кто из них прав. К тому же, проспоривший и был инициатором поединка. Я подождал два дня, а потом возобновил походы на пляж, прогулки по городу и окрестностям, визиты к знакомым, в основном к офицерам галеона, жившим в припортовых трактирах. У них я теперь в особом почете. Как ни странно, большинство из них ни разу не дрались на дуэли. Когда ставка — жизнь, играют редко.

Все хорошее кончилось на восьмой день, всего за сутки до отплытия галеона. Я завтракал в трактире яичницей с копченым мясом, запивая местным пальмовым вином — мутной сладковатой бражкой с крепостью пива. Воду здесь пить опасно, чай пока не прижился, кофе, какао и козье молоко я не употребляю, коровье молоко не достанешь, пиво не делают, для рома рановато, а виноградное вино стоит раз в десять дороже пальмового, что, по мере уменьшения моего золотого запаса, становится все более весомым аргументом в выборе еды и питья. Впервые пробовал пальмовое вино в будущем в Индонезии. Там оно называлось туак и не воспрещалось к употреблению мусульманами, потому что изготовлялось не из винограда.

У вошедшего в трактир дона Диего де Маркеса на лице была вся мировая скорбь. Я решил, что племянник губернатора выздоровел слишком быстро и таки стал капитаном галеона. Видимо, придется нам вместе воевать на суше.

— К Луису де Эстрада вызвали священника, — не поздоровавшись, выпалил мой потомок.

Священника вызывают, чтобы исповедал перед смертью.

— А что с ним случилось? — удивился я.

— Как что?! — не меньше удивился дон Диего де Маркес. — Ты же ранил его!

— Ранение легкое, с таким выздоравливают недели через две-три, — сказал я. — Разве что врач помог. Хороший здесь врач?

— Говорят, очень опытный, кровь хорошо пускает, — ответил он.

— Да, заметил его опыт — на кладбище много свежих могил, — пошутил я.

— Если племянник умрет, тебя казнят, как убийцу, или сожгут, как еретика, — прокаркал мой потомок.

— А инквизиция все еще в силе? — поинтересовался я, потому что слышал, что этих ребят начали задвигать.

— В исключительных случаях. Думаю, твой окажется именно таким. Франциско де Эстрада очень дружен с ними, — рассказал он.

— Что ж, придется убираться отсюда, как можно быстрее, — решил я и приказал слуге: — Кике, быстро собери мои вещи, уезжаем.

— Будем надеяться, что до отплытия Луис де Эстрада не умрет, иначе я не смогу тебя защитить на галеоне, — признался дон Диего де Маркес.

— Я знаю. Придется убираться отсюда по суше, — сказал я и спросил у трактирщика, который в кои-то веки молчал, делая вид, что не подслушивает наш разговор: — Хуан, где здесь можно купить пару лошадей?

— Боюсь, что быстро не получится, даже если предложить хорошую цену. Запасных лошадей обычно держат на пастбищах за городом. Можно купить коня в деревне, причем намного дешевле, чем здесь, — рассказал он.

— Значит, придется добираться до деревни на мулах святого Франциска (так испанцы в шутку называют путешествия пешком). Тем более, что не святой Франциск подталкивает к этому, — стараясь казаться беззаботным, произнес я.

На самом деле забот могло оказаться больше, чем я смогу осилить. Первая — выйти из города.

— Ты не проводишь меня до городских ворот? — спросил я дона Диего де Маркеса.

— Конечно, провожу. И не только до ворот, — искренне и с готовностью заверил он, отлично поняв, что может возникнуть конфликт с городской стражей, после чего на его карьере, а возможно, и жизни, можно ставить крест. — Ты ведь это всё ради меня делал.

Сколько уже живу, но благодарность людей до сих пор приятно удивляет и радует.

Стража у самых дальних от дома губернатора, западных ворот — два сопревших от жары аркебузира — посмотрела на нас с праздным любопытством. Обычно мимо них проходят или проезжают только крестьяне из деревни Санто-Карлос, начинавшейся почти сразу за воротами, а сегодня вот два идальго в сопровождении навьюченного слуги решили прогуляться в деревню — и флаг им в руки! Аркебузиры с усмешкой обменялись короткими фразами и уставились на девушку, которая шла в сторону моря вдоль внутренней стороны крепостной стены, сложенной из кораллового известняка. Дон Диего де Маркес прогулялся со мной еще метров сто до первых домов деревни, сильно вспотев из-за все усиливающейся жары и непривычки ходить пешком. Там мы распрощались. Мой потомок сообщил на прощанье, как его можно найти в Испании. К сожалению, его дед продал фамильный замок, и теперь представители славного рода в свободное от службы время обитали в Мадриде, Я пообещал навестить его, если судьба вдруг закинет меня туда.

Первый же попавшийся крестьянин объяснил, что лошадей на продажу у них в деревне нет, а вот мула можно купить, и я моментально решил, что для путешествия по джунглям мул подойдет больше, чем лошадь. Крестьянин проводил меня к другому, который разводил мулов на продажу. Из-за вытянутой головы продавец был и сам похож на мула. К тому же, обладал ослиным упрямством, не желая сбавлять ни реала. В конце концов, я купил у него старого мула за двадцать песо, хотя собирался взять пару молодых, ведь, как меня просветил мой потомок, в Европе молодого мула можно купить всего за пятнадцать, а рабочую лошадь — в два раза дороже. По эту сторону Атлантического океана цены менялись кратно, как в сторону увеличения на одни товары, так и уменьшения на другие.

— Синьор не желает купить у меня каких-нибудь продуктов? — спросил продавец мулов. — Могу предложить копченый окорок, сыр, фрукты, пальмовое вино.

Я подумал, что в деревнях подальше от города цены должны быть ниже, и ответил: