С точки зрения сестры Кеттл, эта фраза была просто возмутительна в двух отношениях: во-первых, о Лакландерах Китти отозвалась с таким видом, словно это простые лавочники, а во-вторых, подразумевалось, что Лакландеры — зануды.

— Вы ездили в Нанспардон? — возвышенно произнесла сестра Кеттл. — Что за чудесный старинный дом! Настоящий музей!

И она отхлебнула чаю.

— С домом-то все в порядке, — процедила Китти.

От этой неприкрытой недоброжелательности по отношению к Лакландерам сестра Кеттл рассердилась еще больше. Уже пожалев, что приняла приглашение выпить чаю, она положила бутерброд с огурцом на тарелку и поставила чашку на стол.

— Может быть, — спросила она, — вам больше нравится «Нагорье»?

Китти повернулась к сестре Кеттл.

— «Нагорье»? — повторила она и, так и не поняв намека, равнодушно спросила: — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — розовея, объяснила сестра Кеттл, — что хозяин «Нагорья» вам, может быть, больше до вкусу, чем владельцы Нанспардона.

— Вы это о Джоффе Сайсе? — улыбнулась Китти. — Об этом выпивохе? Помилосердствуйте!

Лицо сестры Кеттл побагровело.

— Если капитан теперь и не тот, что был раньше, — сказала она, — еще вопрос, чья это вина.

— Разумеется, его собственная, — хладнокровно ответила Китти.

— По моим наблюдениям, — проговорила сестра Кеттл, — в таких случаях чаще виновата женщина.

— Что?

— Когда хороший человек в одиночестве прикладывается к рюмке, это, как правило, означает, что его бросили.

Китти посмотрела на свою гостью, и в ее глазах на мгновение вспыхнула, а потом угасла горечь.

— Не хотите ли вы сказать, что это я его бросила? — спросила она.

— Ничего я не хочу сказать. Но вы ведь были с ним знакомы на Востоке? — ответила сестра Кеттл, что есть сил сохраняя любезный тон.

— Да, была, — презрительно кивнула Китти. — Я была с ним отлично знакома. Он что, рассказал вам? Что же он вам наговорил? — спросила она, и в голосе ее вдруг зазвучало отчаяние.

— Ничего особенного, уверяю вас Капитан ведь настоящий джентльмен.

— Откуда в вас такая наивность? — мрачно проговорила Китти.

— Ну уж и наивность.

— Можете мне не рассказывать о настоящих джентльменах. Уж я-то их повидала. И кстати, чем выше их положение, тем меньше в них порядочности. Возьмите, например, — с остервенением сказала Китти, — Джорджа Лакландера.

— Скажите, — воскликнула сестра Кеттл, — он любил вас?

— Кто, Лакландер?

— Нет, — покачала головой сестра Кеттл, ощущая комок в горле, — я говорю о капитане.

— Что за детский разговор! Какая любовь?

— Признавайтесь же!

— Послушайте, — сказала Китти, — вы ровным счетом ничего не понимаете. Слышите ничего. Ни единой мелочи.

— Как же так! Когда работаешь медсестрой и долго…

— Ну разве что с этой точки зрения. Но право, если взглянуть моими глазами, вы ни о чем понятия не имеете.

— Не понимаю, о чем мы говорим! — печально сказала сестра Кеттл.

— Что верно, то верно!

— Капитан… — Сестра Кеттл замолкла, и Китти, глазам своим не веря, уставилась на нее.

— Да не может этого быть! — ахнула Китти. — Неужели вы и Джофф Сайс. Боже, вот так номер!

Слова, фразы, целые периоды полились из уст сестры Кеттл. Беседа с Китти затронула самые потаенные уголки ее души, и откликнулась она на это неожиданным образом. Она сама не понимала, что говорит. Каждое ее слово должно было послужить защитой от чего-то, чего она сама не сумела бы определить. Может быть, сестра Кеттл, душа которой стала ранимой под действием ее чувств к капитану Сайсу, — чувств, которые сама она в спокойные минуты называла «неподобающими», — ощутила в прозрении Китти Картаретт скрытую угрозу тому, что леди Лакландер окрестила «верой в общественное положение». В накрашенной сверх меры, многоопытной и на редкость некомильфотной Китти чувствовалась скрытая критика — вызов той социальной пирамиде, которая для сестры Кеттл была воплощением совершенства.

— …так что нечего вам, — вдруг услышала сестра Кеттл самое себя, — нечего вам так себя вести. Мне нет дела до прошлого! Мне нет дела до того, как он относился к вам в этом… как его, Сингапуре. Это его дело. Меня это не касается.

Китти выслушала эту тираду и глазом не моргнув. Она даже не особенно вслушивалась, а просто терпела речи сестры Кеттл с выражением пренебрежительной скуки на лице. Когда наконец сестра Кеттл выговорилась и замолчала, Китти повернулась к ней и рассеянно на нее посмотрела.

— Не понимаю, что вы так волнуетесь, — сказала она. — Он что, хочет на вас жениться?

Сестра Кеттл страшно смутилась.

— И зачем я все это наболтала! — прошептала она. — Я пойду!

— Думаю, ему приятно будет заполучить такую няньку. Нечего вам так киснуть! Ну, были мы с ним друзьями в Сингапуре — и что с того! Полный вперед! Станете знатной дамой и, надеюсь, не разочаруетесь.

— Не смейте так говорить о знати! — прокричала сестра Кеттл. — Не смейте! Вы о них ничего не знаете. Ничего! А я считаю, что они — соль земли.

— Да ну! — Китти аккуратно отодвинула поднос с чашками в сторону, словно он мешал ей кинуться на сестру Кеттл. — Вот что, — сказала она, вцепившись руками в край стола и нависая над своей собеседницей, — слушайте! Я пригласила вас зайти и посидеть со мной, потому что мне нужно было выговориться, и я думала, что в вас есть хоть что-то человеческое. Я и не подозревала, что вы на побегушках у этих ископаемых. О Боже! Как вам не тошно! Что есть у них, чего не хватает вам, кроме денег и задранного носа?!

— У них много чего есть, — гордо ответила сестра Кеттл.

— Ну, как бы не так! Да вы послушайте, послушайте! Ну, жила я в Сингапуре с вашим обожателем. Он, конечно, оказался жутким занудой, но я попала в это время в такой переплет… Словом, это устраивало нас обоих. Потом он познакомил меня с Мори. И поступил, как они все — сказал: «Смотри, какой отличный парень», уплыл на своей посудине, а когда вернулся и обнаружил, что я уже миссис Картаретт, разыграл невесть какую трагедию. И как же он себя повел потом? Ему, конечно, было на меня наплевать, но ведь мог он повести себя нормально, по-дружески, поддержать меня, когда я попала в общество этих мастодонтов? Так нет же! Отвернулся от меня, как от зачумленной, и присосался к бутылке. Впрочем, он и раньше этим не брезговал.

Сестра Кеттл хотела было встать, но Китти, резко взмахнув рукой, остановила ее.

— Сидите, — сказала она, — сидите, пока я с вами говорю. Ну, вот. Так я и выскочила замуж за… как бы это сказать… за так называемого «хорошего человека». Для меня, пожалуй, чересчур хорошего. Никогда бы у нас с ним ничего не вышло, если бы он там, в Сингапуре, так не тосковал по Розе. Без Розы он был сам не свой. А с женщинами вел себя как ребенок: не опытный мужчина, а сосунок. Меня аж смех разбирал. Конечно, не подходящий для меня вариант, но делать было нечего, да к тому же у мужчин этого сорта передо мной должок.

— О Боже! — запричитала шепотом сестра Кеттл. — О Боже мой, Боже!

Китти покосилась на нее и продолжала:

— Что же было дальше! Мы поженились, приехали сюда, он засел за какую-то дурацкую книгу, с Розой они были не разлей вода, стала к нам местная знать ездить с визитами. Да-да, с визитами, и друг с другом они говорили на одном языке, а со мной — совсем на другом. Старичок Окки Финн, пыльным мешком прихлопнутый, к тому же и помыться лишний раз ему лень. Толстуха из Нанспардона — посмотрела на меня разок и стала такой вежливой, прямо сил нет. Роза, которая так старалась быть со мной полюбезней, что чуть не лопнула… А еще священник с женой и полдюжины дам, на которых платье висит мешком, шляпа как корзина, а физиономия как ослиная задница. Господи, да что в них такого замечательного? Веселиться не умеют, шутить не умеют, ничего не умеют! Не общество, а братская могила! А мне что делать? Вышвырнули, как тряпку, и еще благодарности ждут!

— Как вы не понимаете… — начала было говорить сестра Кеттл, но замолкла.