Тонкий Слух исполнял обязанности проводника. Он шел в двадцати шагах впереди отряда.
Проходя мимо охотника, вождь обменялся с ним взглядом. Этого взгляда было им довольно, чтобы понять друг друга, решить и заключить договор о самопожертвовании.
Между тем, занималась заря. Поднявшееся солнце возвратило французам всю их беспечность и веселость. Они, смеясь и болтая, шли по лесу, когда вдруг в семь часов, в то время, как де Жюмонвиль приказал остановиться на несколько минут, проводник, который до сих пор шел впереди, тоже остановился, и вид его выражал нерешительность, — казалось, он прислушивался, а затем быстро отступил назад.
— Что там такое, начальник? — спросил офицер.
— Янки, — отвечал лаконически гурон. Янки — исковерканное слово англичане, которое индейцы не могут выговорить.
— Англичане? — спросил капитан. — Где они?
— Там, везде, — отвечал начальник, показывая во все четыре стороны.
— Я предупреждал вас: мы окружены, — прибавил Бержэ с невозмутимым спокойствием.
Граф де Жюмонвиль нахмурился. Он начинал подозревать ловушку. Однако он не побледнел. Лицо его оставалось все таким же спокойным, голос твердым.
— Стой, — скомандовал он.
Затем, повернувшись к Бержэ, остановившемуся, как и все остальные, прибавил:
— Вот те, кого мы ищем… Бержэ, выньте знамя из чехла и дайте его мне.
Канадец повиновался.
— Прикажете приготовиться нам на всякий случай к бою? — спросил Бержэ.
— Нет, старый друг, нет. Смельчакам, которые идут теперь со мной, нечего делить сегодня с англичанами. Разрядите ружья.
Бержэ, твердо решившийся не делать больше ни одного замечания, приказал исполнить желание графа де Жюмонвиля.
После этого молодой человек протянул ему бумагу, которую достал из внутреннего кармана. Это было объявление, которое охотник должен был перевести на английский язык.
— Прикажете идти к английскому начальнику, граф?
— Нет, ждите моих приказаний. Подождем, пока они сами придут.
— Они уже явились, — пробормотал охотник, — смотрите.
В самом деле, глухой шум послышался в кустах, которые внезапно раздвинулись. Англичане сразу появились с трех сторон. Они так заботливо устроили облаву, что французы оказались замкнутыми в круг, как в железное кольцо.
Увидев неприятеля или тех, кого они считали за такового, с ружьями у ноги, англичане остановились как вкопанные. Граф де Жюмонвиль воспользовался этим моментом, чтобы потребовать свидания с начальником английского отряда.
Вашингтон приблизился к нему с обнаженной шпагой в руке. Он остановился, холодный и невозмутимый, в нескольких шагах впереди своих солдат.
Французский офицер попросил Берже, говорившего по-английски, служить переводчиком. Тем временем сам он с саблей в ножнах неторопливо развернул знамя Франции.
Презрительная улыбка скользнула по губам англо-американского майора.
Краска негодования залила лицо графа де Жюмонвиля. Он выпрямился во весь свой рост и, держа правою рукой знамя, крикнул прерывающимся голосом охотнику:
— Читайте.
Не успел последний начать чтение, как вдруг майор Вашингтон совершенно неожиданно скомандовал своим солдатам взять ружья на прицел.
Граф де Жюмонвиль сделал два шага вперед и очутился почти лицом к лицу с начальником неприятельского отряда.
— Я посол Франции, милостивый государь, и требую от вас объяснить мне: что все это значит?
Вашингтон поднял шпагу и скомандовал:
— Пли!
Английские ружья дали залп.
Целый ураган свинца, как смертоносный вихрь, понесся на французов, окаменевших от изумления при такой гнусной проделке.
— Подлец! — вскричал граф де Жюмонвиль, и затем, обвитый парламентским знаменем, покрасневшим от его собственной крови, мертвым повалился на землю.
Пуля поразила его в голову.
Шестеро из его людей мертвыми легли возле него. Остальные разбежались.
Англичане, опьяненные видом пролитой ими крови, с ружьями наперевес, с громкими криками «ура!» бросились в штыки на несчастных спутников графа де Жюмонвиля. Началась чудовищная бойня.
Но тут произошло нечто такое, чего никогда не случалось во все продолжение этих безжалостных и беспощадных войн.
Индейцы, союзники англичан, не смогли оставаться равнодушными зрителями такого изменнического избиения и, размахивая томагавками, бросились между палачами и их жертвами и преградили первым путь.
Даже сам майор Вашингтон и тот не мог остаться равнодушным зрителем.
Может быть, впрочем, он считал, что достиг своей цели, заставив навсегда замолчать парламентера, посланного к нему графом де Контркером, комендантом форта Дюкэна? Или же, может быть, он почувствовал угрызения совести. Как бы там ни было, а только он остановил кровопролитие, и часть людей из французского отряда была спасена. Нет надобности, конечно, пояснять, что все они оказались военнопленными.
Но мы не станем больше говорить об этом страшном преступлении. Подобные факты не изобретают, когда дело касается такой великой исторической личности, как Вашингтон. Мы можем только сообщить нашим читателям об этом печальном событии, вполне правдивом от начала и до конца.
Из сорока человек, составлявших конвой французского парламентера, только двое счастливо избежали опасности; они воспользовались беспорядком, вызванным вмешательством индейцев, и успели убежать.
Эти два человека были: канадский охотник Бержэ и вождь гуронов Тонкий Слух.
Когда англичане ушли и увели с собой пленников, не дав себе даже труда похоронить так изменнически ими убитых, оба друга, крадучись, вышли из чащи, где они скрывались. Прежде всего они сочли нужным убедиться, что убийцы графа де Жюмонвиля, действительно, покинули место побоища. Затем Бержэ набожно преклонил колени перед телом молодого офицера и стал молиться. Молитва охотника была, наверное, услышана на небесах. В то время, как канадец молился и оплакивал безвременную смерть молодого полного жизни офицера, Тонкий Слух, вооружившись висевшим у него на поясе широким ножом, принялся усердно копать могилу в земле, еще влажной от пролитой крови.
Вождь взялся за это неприятное дело только из дружбы к охотнику, потому что его, как краснокожего, не могла, конечно, печалить смерть бледнолицего графа де Жюмонвиля. Канадец встал и, глядя на останки французского офицера, со слезами на глазах прошептал: