Но есть и иные связи, чисто изобразительные — геометрические, тональные, цветовые. Причем, число таких связей в изображении гораздо больше, чем в самом объекте. Это объясняется тем, что изображение плоское. Изобразительные связи дают новое качество, невозможное при восприятии реальности. Связи возникают не только между родственными предметами, связи появляются и между предметами, никак не сочетающимися, несопоставимыми. Связи порождают ассоциации, ассоциации — поэтическое содержание.

Фотография А. Кертеша (илл. 209). Здесь главное — связь двух элементов, белой фигуры гимнаста и черной — зрителя на мосту, эта связь изобразительная и одновременно смысловая, вернее, сначала изобразительная, а потом только становится смысловой. Была ли эта связь видимой в реальности? Только на один момент, и только в той точке в пространстве, которую занимал фотограф. То есть можно сказать, что такого сопоставления никто кроме него не видел и не представлял (илл. 209).

Сильная связь двух выделенных по контрасту с фоном фигур — белая фигура + черная фигура (симметрия, форма, общая вертикаль) и в то же самое время контраст между ними (ориентация, тональность) подчеркивают смысловую связь и контраст между гимнастом и зрителем, что в конечном итоге определяет содержание снимка.

Здесь изображение факта поднимается до самых высоких обобщений. Это отношения артиста и зрителей, даже более того — художника и толпы. Причем художник, гимнаст на прекрасной фотографии Кертеша сделан из того же белого «материала», что и небо вверху. «Слова» эти не высказаны прямо и нигде в изображении не записаны, но они читаются сквозь поверхность фотографии как поэтическое иносказание, метафора.

Смысловые, логические связи только обозначаются (их еще нужно раскрыть), изобразительные связи ощущаются непосредственно, они заданы, изображены (потому их и называют изобразительными).

Это как в языке — связь значений двух слов мы воспринимаем рассудком, а связь их звучаний эмоционально, потому что ощущаем ее реально.

Это, наверное, самая известная фотография великого Картье-Брессона.

Она построена на единственной изобразительной рифме: прыгающий через лужу мужчина и прыгающая балерина на плакате, в этой рифме и надо искать содержание. Оно близко к содержанию работы Кертеша, это поэтические ассоциации на тему «искусство и жизнь», но здесь появляется новый оттенок: противопоставление «мужчина и женщина». А кроме того, как мужчина, так и плакат имеют своих двойников, — это отражения в огромной луже (илл. 210; см. также с. 179).

Фотографию обычно упрекают в том, что она всего-навсего протокольная копия реальности, сделанная бездушной камерой, что она способна зафиксировать только то, что случилось, но никоим образом не то, что могло бы случиться. То есть, если этому верить, вымысел и фантазия в фотографии невозможны.

Однако это совсем не так. Разрыв между содержанием изображения и изображаемым так же велик, как разрыв между случаем из жизни и рассказом или стихотворением, написанными по этому поводу. То есть вымысел и фантазия в «обыкновенной» репортажной фотографии достижимы. И мы убедились в этом на многих примерах.

Ф. Г. Лорка писал: «Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, когда их произнесут» (26 - 609).

Существование зрительной связи между двумя иконическими знаками более всего сближает фотографию и поэзию.

Это подобно поэтической строфе, когда созвучие между двумя выделенными словами приводит к взаимодействию всех оттенков их значений и смыслов. («Звук уснул» у Ф. Тютчева. Три раза повторенное «у» соединяет два, казалось бы, несовместимых по смыслу слова гораздо сильнее, чем любая другая, незвуковая связь).

Вот и хороший фотограф часто рифмует совершенно несопоставимые, несоединимые вещи и понятия. Возможно, облако на фотографии будет похоже на дерево (оно и в реальности было похоже, но всего на один момент), а на переднем плане — яблоня в цвету. Но связь облако + яблоня появляется именно в изображении. Эта связь содержательна, она вызвана подобием иконических знаков, что приводит в конечном итоге к ассоциативной связи облако на небе, как дерево + дерево на земле, как облако. Может быть, эта идея и привлекла фотографа.

Облако-дерево и дерево-облако, в этом есть немного от поэзии. Жаль только, что в переводе с изобразительного языка это не звучит так убедительно, ибо во взаимодействии слов «облако» и «дерево» нет силы поэтического созвучия.

«Основой всего является поэзия. Многие фотографы носятся с какими-то странным и нелепыми изображениями, думая, что это и есть поэзия. Ничуть не бывало. Поэзия включает в себя обычно два элемента, вступающие в противоречие, и между ними вспыхивает искра. Но она появляется лишь изредка и ее трудно подстеречь. Это то же самое, как если бы человек подстерегал вдохновение, оно приходит само, когда человек живет полной, обогащающей его жизнью» (А. Картье-Брессон, 53).

Интересно , что и поэт и фотограф говорят именно о двух элементах, а не о трех или четырех. Надо полагать, что двух достаточно. Дело в том, что фотограф чаще всего сопрягает в кадре именно два элемента, редко три. Четыре согласующихся элемента в кадре — так может повезти только раз в жизни. Б. Пастернак сравнивал стихотворение с покрывалом, натянутым на острия нескольких слов. Что важно — нескольких, но не всех, значит, и нескольких достаточно.

Фотография при всей своей природной немоте и одновременно способности будить фантазию больше всего соответствует короткому стихотворению из трех-четырех строф.

На голой ветке

Ворон сидит одиноко.

Осенний ветер.

Басе, Япония, XVII век

Лаконизм и глубина хокку могут передать содержание хорошей фотографии. Фотография называет предметы, изображая их. Но в этих изображениях-знаках иногда столько выразительности, образности, что способность фотографии к иносказанию, метафоре оказывается ничуть не меньшей, чем у поэзии. А кроме того, эти знаки и связи подобия и контраста между ними способны вызвать ту самую искру, о которой говорит Брессон.

А вот мнение художника В. Фаворского: «Кроме того, по аналогии с поэзией нужно указать на нечто вроде рифмы, когда через подобие одна форма похожа на другую, и они перекликаются» (33 - 86).

Можно говорить об изобразительных рифмах — это зрительная перекличка (созвучие) деталей изображения, предметов и людей. Конструктивно рифмы основаны на подобии или контрасте геометрических форм и фигур тех знаков, которые изображают реальные объекты. Но, кроме того, эти иконические знаки имеют собственную выразительность именно как отвлеченные формы.

Подушка и старушка, банальнейшее сочетание слов.

Но поэт написал бы стихотворение о том, как человек на подушке любит, в подушку шепчет стихи и проливает ночные слезы и на подушке умирает. Наверное, в мировой поэзии есть такое стихотворение.

И нашелся фотограф, который запечатлел все это в одной по-настоящему поэтической фотографии (илл. 211; см. также с. 314).

211. Павел Смертин

Во-первых, подушка на ней одушевлена, это такое же живое существо, вечный спутник человеческой жизни. Во-вторых, старушка и подушка имеют общие очертания, связаны большим количеством пронизывающих их округлых линий-складок. Это объединяет их в одно нерасторжимое целое, хотя первоначальный контраст-конфликт между живым и неживым, черным и белым остается в силе.

Сцепление мыслей и знаков. И еще это очень близко тому, что Л. Толстой называл «сцеплением мыслей». «Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собой, для выражения себя, но и каждая мысль, выраженная словами, особо теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно — словами описывая образы, действия, положения» (40 - 268, 269).