Фрейд пожимает руку и усаживается на место госпожи Кёртнер.

У него такие суровые и неподвижные глаза, что можно подумать, будто они из стекла. Однако он улыбается, хотя эта улыбка кажется фальшивой.

Сесили. У вас волчья улыбка.

Фрейд. Волки не улыбаются.

Сесили. Вы никогда не слышали «Красную Шапочку»? Там был волк, он улыбался. Но Красная Шапочка сидела на вашем месте, а волк – на моем.

Фрейд (прерывая разговор, очень сухо). Я вас не съем. (Пауза.) Что с вами? Приступ страха? (Она утвердительно кивает.) Вам снились кошмары?

Сесили. Нет. Не кошмары. Я вообще не спала. У меня были галлюцинации. Всегда одни и те же: кровоточащая голова.

Фрейд. Чья голова?

Сесили (неопределенно). Ну, голова…

Фрейд. Мужчины? Женщины?

Не отвечая, Сесили пожимает плечами.

Сесили (спустя какое-то время). Это была голова того, кого я убила. (Фрейд молча, в упор смотрит на нее.) Доктор, я наверняка сделала что-то очень дурное. (Фрейд не отвеча­ет. Она настаивает.) Я чувствую себя такой виноватой. Разве вы можете знать, что я сделала?

У Фрейда все более и более суровый вид: он решился сегодня же нанести главный удар. Это заметно по всему: в его жестах и голосе ощущается какая-то необычная стремительность.

Фрейд (пользуясь этим вопросом). Нет. Но уже сегодня мы это узнаем.

Сесили (испуганно). Кто мы?

Фрейд. Вы и я.

Сесили. Если это серьезно, вы не скажете об этом маме.

Фрейд. Нет. (Пауза. Потом резким тоном.) Итак, вы упали на крыльце виллы. Сколько вам было лет?

Сесили. Восемь.

Фрейд. И, конечно, точную дату вы не помните?

Сесили. Нет, помню точно, потому что это был день рожде­ния моей гувернантки – 6 июня 1878 года.

Фрейд достает из кармана записную книжку. Он тщательно записы­вает дату и прячет книжку в карман сюртука.

Фрейд. Вы до сих пор помните день ее рождения. Значит, вы ее очень любили?

Сесили. Очень.

Фрейд. А ваш отец обманывал с ней вашу мать?

Сесили (жалко улыбаясь). Ну да! Но это меня не касалось.

Фрейд. Вы говорили, что мать правильно сделала, прогнав ее.

Сесили. Правильно сделала! Очень хорошо сделала. Есте­ственно, с ее точки зрения.

Фрейд. И что дальше? Отец толкнул вас, и вы упали?

Перед виллой.

Маленькая девочка поднимается по ступеням крыль­ца. Мужчина (господин Кёртнер) торопливо выходит и толкает ее.

Сесили (голос за кадром). Да нет же.

Фрейд (голос за кадром). Вы мне вчера так сказали.

Сесили (голос за кадром, с легким цинизмом). Это зна­чит, что вчера я лгала. (Господин Кёртнер и маленькая Сесили исчезают. На трех ступеньках и в салоне, кото­рый виден сквозь прозрачную дверь, никого нет.) Разве вам не говорили, что я была большой лгуньей? Я бегала и упала, вот и все.

Бежит маленькая девочка; это Сесили.

У нее головка в локонах; на ней – юбочка-кринолин. Споткнувшись о ступеньку, она падает и плачет. В дверях салона появляется господин Кёртнер.

Он бросается вперед и подхватывает ребенка на руки.

Девочка перестает плакать.

Сесили. Мой отец принес меня на диван.

Отец несет девочку на руках. Он поднимается по ступенькам крыль­ца и собирается войти в салон, когда сухой голос Фрейда останавли­вает его.

Голос Фрейда за кадром (сухой и угрожающий). Это все?

Сесили (голос за кадром). Все.

Фрейд (голос за кадром). Вы лгунья, Сесили. (Этот кадр исчезает. Мы снова видим Фрейда, сидящего на стуле, склонившись вперед, и строго смотрящего на Сесили. Сесили, завороженная, хочет возразить. Но Фрейд не дает ей на это времени.) Лгунья! Вы сами это признали. Когда вы лежали на диване, что с вами произошло?

Сесили. Он хотел посмотреть мою коленку.

Сесили смотрит на Фрейда странными глазами; кажется, что ее и пугает, и интригует история, которую ее вынуждает рассказывать Фрейд.

Фрейд. Тогда маленькие девочки носили под юбкой очень длинные штанишки. Нужно было, чтобы ваш отец… (Пауза.)

Сесили. Он нежно… нежно… задрал штанину на левой ноге…

Салон на вилле Кёртнеров. Диван. Над диваном склонился, – мы видим его со спины – господин Кёртнер. Он задирает на левой ноге широкие полотняные панталоны, доходящие до лодыжек, открывая сначала белый носочек, потом голую икру, потом колено, далее – начало бедра.

Этот медлительный и почти сладострастный жест кажется нам похотливым по одной причине; обнаженная таким способом нога не является ножкой маленькой восьмилетней девочки; это красивая, стройная нога молодой женщины.

Тут мы замечаем, что лежащая на диване женщина – не ребенок: это двадцатипятилетняя Сесили, та самая, что беседует с Фрейдом, но одетая по моде 1878 года (юбка-кринолин, длинные панталоны). Теперь перед нами ее испуганное лицо. Мужчина, который склоняется над ней, наводит на нее жуткий страх.

Голос Фрейда за кадром. Он вам гладил ногу. Вы боитесь моих глаз? А его глаза? Вам они не внушали страха? (Лежащая на диване Сесили, зачарованная, смотрит в невидимые для зрителя глаза господина Кёртнера: мы видим лишь его плечи и мощную шею.) Вспомните, Сесили! Вспомните ваш страх. Этот страх сделал незабываемым тот день.

Вдруг господин Кёртнер резко склоняется к лицу Сесили, заслоняя его: перед нами только его голова и широкие плечи. Но ясно, что он целует ее в губы.

Кстати, это видение промелькнуло в долю секунды. Сразу же слышится голос Сесили за кадром.

(Чудовищный крик Сесили за кадром, голос страха – и в самом этом страхе чувствуется какое-то удовлетворение.)

Видение исчезает, мы снова в комнате. Сесили в испуге откинулась на подушки, Фрейд склонился над ней.

(В чем-то их позы воспроизводят позы господина Кёртнера и Сесили в эпизоде, который только что произошел.)

Внезапно лицо Сесили меняется: оно уже выражает не страх, а какую-то раздраженную стыдливость.

Сесили. Это неправда! Этого не было!

Фрейд немножко откидывается назад. Двумя руками он сжимает лоб Сесили.

Она моргает, потом закрывает глаза.

Фрейд. Закройте глаза. (Властным и убедительным голо­сом.) Вы прекрасно знаете, что правда. Вы знаете это. Я понял это сразу, еще вчера, когда вы сказали, что вас толкнул ваш отец. Вы придумали это ложное воспоминание для того, чтобы скрыть другое. Скажите, что это правда.

Сесили открывает глаза. Она изменилась в лице. У нее лживые глаза и тревожная, хотя почта довольная улыбка.

Сесили (соглашается слишком быстро, говоря почти с иронией). Правда.