Всё-таки до чего потрясающая планета…

Остаток дня прошёл спокойно. Вернее, без происшествий, а до спокойствия лично мне было далековато. Поцелуй до сих пор жёг губы желанием повторения, и было ясно, что это далеко не конец, и закрывать этот вопрос рано или поздно придётся. Но Нидар держался так, будто ничего не случилось, и я тоже старалась. Это было проще — делать вид, что всё как обычно. И в личном, и в том, что касалось посещения храма.

Но после таких событий, наверное, не стоило удивляться сюжету очередного сна.

Сегодня Он словно злился на меня за мысли о другом мужчине и поцелуй и решил наказать. Осторожно, нежно, но… пожалуй, жестоко.

Тело слушалось не меня, а Его рук и губ, сводящих с ума, раз за разом подводящих к грани наслаждения и не позволяющих её пересечь.

Я шептала, кричала, молила, не думая не только о том, где нахожусь, но забыв, кто я вообще такая. Пытка длилась и длилась, не кончаясь…

— Мара, очнись! — Сон ускользнул, спугнутый хриплым мужским голосом и сильными ладонями, которые слегка встряхнули меня за плечи.

Я вздрогнула, просыпаясь, и не сдержала разочарованного стона: ну что за проклятье?!

А через мгновение нашла себя в пространстве и выцедила сквозь зубы несколько ругательств, жалея, что не могу прямо сейчас провалиться сквозь землю.

Я сидела верхом на Нидаре, а до этого — кажется, лежала на нём же. Полы харрской жилетки раскинуты, ремень полурасстёгнут, а ладони буквально горят, явно от прикосновений к чужой коже.

Мужчина ослабил хватку, и я, сжавшись, бессильно упала ему на грудь, закусив губу.

Вин! Провалиться мне на дно, это…

Да некуда дальше проваливаться!

— Прости, это… — выдавила с трудом.

— Тс-с! — выдохнул рыжий, обнял меня обеими руками, на мгновение прижал так, что кости хрустнули. Но тут же ослабил хватку и сипло, тихо попросил: — Просто немного полежи неподвижно.

Я хотела было спросить, при чём тут это, но внимание уцепилось ещё за несколько деталей. Например, за то, как часто и сильно колотится под моей щекой сердце этого огромного мужчины. Или на то, как хрипло он дышит. И губы сладко ноют, и это явно не воспоминания дня, а следы свежих поцелуев. И я уже не говорю о том, что хоть штаны у Нира плотные, но всё равно через них отчётливо ощущается… степень неравнодушия к происходящему.

Я плотно зажмурилась, глубоко вздохнула и медленно, сосредоточенно выдохнула — раз, другой, пытаясь успокоить бешено стучащее где-то в горле сердце.

Вязкую тишину шалаша рискнула нарушить спустя довольно продолжительное время, когда собственное дыхание выровнялось, тело успокоилось, не требуя порции удовольствия прямо сейчас, да и харр подо мной ощутимо расслабился.

— Нир, это…

— Утром, маленькая урши, — оборвал он. Глубоко шумно вздохнул и добавил резче, строже: — Если не хочешь прямо сейчас продолжить, просто спи. Завтра трудная дорога, — добавил тише и, кажется, не для меня.

Всё-таки человек — общественное существо во всём, в который раз убеждаюсь на собственной шкуре. Оказаться в нелепой ситуации одной болезненно для самолюбия, ужасно обидно, неприятно и стыдно. А стоило выяснить, что мы оба хороши, и на душе стало спокойней, и относиться к происходящему получалось с долей юмора. И из-за громадного облегчения, что не в себе были мы оба, я сейчас могла думать о постороннем, а не только о том, как извиняться перед Нидаром

Всё же интересно, что именно произошло? Неужели нас обоих так потянуло друг к другу во сне? Или всё-таки я начала приставать к Ниру, тот спросонья не сообразил и ответил, а потом очнулся? И как я вообще умудрилась, не просыпаясь, вылезти из спальника?! С Ильёй-то никогда не случалось ничего подобного, даже если виртуальный любовник снился мне в его присутствии!

Но независимо от причины и последовательности действий, всё это… проблема. Большая проблема. Потому что, как бы я ни уговаривала себя, что нельзя испытывать такие чувства к существу другого вида, глупо отрицать очевидное: влечение взаимно. И это рациональная часть мозга сейчас в недоумении, но кто её будет спрашивать, когда гормоны так бушуют?

Заснула я в итоге с провокационной мыслью, что, может, и стоило согласиться сразу на всё. В конце концов, кого я обманываю, всё равно к этому рано или поздно придёт! А наутро проснулась с больной головой и чувством стыда за собственные ночные мысли.

Как мне всё-таки повезло, что Нидар оказался таким сдержанным и серьёзным, потому что… Не представляю, как бы смотрела ему в глаза, если бы вчера полезла с поцелуями и всем остальным уже на ясную, казалось бы, голову.

Нет, справедливость вчерашних рассуждений я признавала и сейчас. Но вчера… Если бы что-то случилось в том дурманном, дремотном состоянии, то это было бы похоже на секс по пьяни, а я предпочту сохранить представление о подобных «удовольствиях» исключительно на уровне теории.

Приняв лекарства, я собралась и успокоилась, упаковала вещи и только после этого выбралась наружу.

— Доброе утро, — обратилась к возящемуся с огнём харру. — Как ты себя чувствуешь?

— А как должен? — с лёгкой насмешкой оглянулся на меня Нир.

— Не знаю, у меня вот голова болела и вообще ощущения как будто с похмелья. Может, мы чем-нибудь отравились вчера? Ну не просто же так нас накрыло!

— Всё хорошо, — спокойно заверил Нидар. — Умывайся и давай завтракать, не будем задерживаться.

К стыду своему, я поначалу подумала, что рыжий намеренно изображает серьёзность и деловитость, избегая неловкости, даже успела немного поругаться сама с собой на эту тему, не в силах определиться, чего хочу от своего проводника.

Но потом начались болота, и я поняла, что дура, а в мире есть проблемы посерьёзней моего сложного отношения к харру.

Из зелёной, обманчивой равнины, поросшей весёлой сочной травкой, тут и там кверху тянулись тонкие, длинные, прямые стволы деревьев, смутно похожих на гигантские хвощи или тростник. Широкие зонтики их крон укрывали от яркого солнца, немного облегчая жизнь.

Над густой трясиной безраздельно властвовали тучи насекомых. Они не кусались — то ли в принципе, то ли благодаря отпугивающей химии, — но это не мешало летучим тварям отравлять существование. Они лезли в лицо, попадали в глаза, путались в волосах, норовили забиться в рот, в нос, в уши, и я то и дело остервенело трясла головой, отплёвывалась, отмахивалась и отфыркивалась, чувствуя, что вот еще немного, и от омерзения приключится истерика. Но вокруг продолжало хлюпать и чавкать, и я продолжала плестись вперёд за рыжим.

Не представляю, как Нир выбирал дорогу, но порой мы обходили по широкой дуге места, совершенно не отличающиеся, на мой взгляд, от всех прочих. Наверное, имелись какие-то малозаметные признаки, но тратить силы на разговоры не хотелось. Да и открывать рот лишний раз было чревато, летучие твари не дремали.

Штаны и ботинки опять показали себя с лучшей стороны, я не промокала, и это в окружающей действительности радовало, пожалуй, сильнее всего. Жижа под ногами мерзко чавкала, и очень редко её уровень опускался ниже колен. В основном я брела почти по пояс, иногда проваливалась глубже, и тогда бдительный харр выуживал меня на поверхность, перекидывал рюкзак на грудь и молча подставлял спину, давая возможность отдохнуть.

Сам рыжий пёр вперёд с упорством и настойчивостью автоматической буровой станции. Не сбиваясь с шага, почти не оступаясь, даже когда тащил еще и меня, и оставалось только дивиться его выносливости.

Короткие привалы мы устраивали на «сухих» местах, пара таких попалась: там жижа была гораздо гуще и не закрывала даже ботинки. Плюхались прямо в эту грязь и жевали то, что запасливый Нидар успел прихватить с собой: плоды, пряные крупные орехи и холодное мясо. Воду тоже пили из запаса, но с ней проблем не было, порой на пути попадались бочаги с неожиданно чистой, прозрачной водой. О микробах и прочем я уже даже задумываться перестала: поздно. Если могла что-то подцепить, уже подцепила, не просто же так каждое утро радует новыми неприятными ощущениями.