Приликла изящно приземлился на палубу. Его хрупкое членистое тельце слегка подрагивало, отвечая на положительные эмоции беседующих. Цинрусскиец внес ясность:
— Друг Гурронсевас слишком вежлив и умалчивает о том, что ощущает сильное любопытство. Поскольку кроме вас, доктор Данальта, мы все — существа более или менее обычные, полагаю, это любопытство адресовано вам. Не желали бы вы его удовлетворить?
— Еще бы не желал! — фыркнула Найдрад, неодобрительно пошевелив шерстью. — Наш кляксообразный доктор обожает поражать незнакомцев!
Может, так оно и было, но уж к чужой невежливости Данальта явно привык, как понял Гурронсевас. Он тут же образовал трехпалую кельгианскую переднюю конечность и изобразил ею жест, из-за которого шерсть Нэйдрад еще более разволновалась.
— С радостью отвечу на все вопросы! — воскликнул Данальта. — Что вас особенно интересует, Главный диетолог?
Они повели разговор, а в это время вид за иллюминаторами внешнего обзора «Ргабвара» начал мало-помалу меняться. Корабль маневрировал, минуя наружные конструкции госпиталя и следуя бесчисленными лучам — указателям направления движения. Гурронсевас уже знал, что, как только корабль обретет свободу, он совершит скачок через гиперпространство на рассчитанное расстояние, и при этом самое тонкое оборудование на «Ргабваре» не пострадает ни в малейшей степени, то есть скачка никто не ощутит. Время шло незаметно и быстро, поскольку Данальта любил рассказывать о себе и знал, как заинтересовать слушателя.
Код физиологической классификации Данальты был ТОБС. Он принадлежал к виду, зародившемуся на планете, орбита которой отличалась высоким эксцентриситетом, из-за чего климатические изменения там были столь резкими и жесткими, что для того, чтобы выжить, требовалась невероятная степень адаптационных способностей. При столкновении с естественными врагами или в экстремальных условиях у местных обитателей было четыре способа остаться в живых: спастись бегством, прибегнуть к защитной мимикрии, принять такое обличье, чтобы можно было напугать нападавшего хищника, или заключить себя в плотную крепкую раковину. Местные обитатели первоначально являлись амебами, но не простыми амебами, а способными отращивать всевозможные конечности, органы чувств и защитные оболочки в зависимости от обстоятельств.
— Во времена, предшествовавшие зарождению разума, — продолжал свой рассказ доктор Данальта, — быстрота и точность мимикрии имели определяющее значение. — Не сделав даже крошечной паузы, он мгновенно преобразился в маленького тралтана — точную уменьшенную копию Гурронсеваса, после чего принял форму Нэйдрад, затем — Мэрчисон. — А для того чтобы противостоять хищникам, нужно было до мелочей воспроизводить их действия и поведение. А это означало, что, помимо всего прочего, нам нужно было обзавестись органом рецептивной эмпатии, который бы позволил нам понимать, какого обличья ждет от нас хищник и каких поступков. Но не стоит и говорить о том, что нам как эмпатам далеко до цинрусскийцев.
Обзаведясь такой физической и психологической защитой, — продолжал Данальта, — представители моего вида стали неуязвимы к телесным повреждениям. Нас можно только аннигилировать или сжечь при высокой температуре, а такую угрозу для нас скорее представляет современная техника, а не живые существа. Умираем мы, хотя и способны великолепно мимикрировать в ребенка, все же от старости.
— Изумительно! — восхитился Гурронсевас. — Но, безусловно, обладая такой восхитительной защитной способностью, ваш народ мало нуждается в докторах?
— Вы правы, — подтвердил Данальта. — На моей планете нет нужды в искусстве целительства, и я не врач. Однако для Главного Госпиталя Сектора такой мимикрист, как я, поистине незаменим. Мои друзья настояли на том, чтобы я назывался доктором из-за той работы, которую я осуществляю в палатах и на борту «Ргабвара». Есть у вас еще вопросы, Главный диетолог?
Гурронсевас ощутил теплое чувство к этому редкостно странному существу, которое, как и он, прибыло для работы в Главный Госпиталь Сектора потому, что было здесь незаменимо.
Он пытался сформулировать довольно несложный вопрос, дабы при этом не обидеть Данальту, и вдруг ощутил внезапное головокружение. «Ргабвар» выбрался в открытый космос и уже вошел в гиперпространство. В иллюминаторах прямого обзора виднелась серая мгла, изредка озаряемая яркими вспышками.
Приликла негромко проговорил:
— Гурронсевас, ваша растерянность скорее всего говорит о том, что вы опасаетесь задать какой-то деликатный вопрос. Вероятно, вы хотели спросить Данальту о репродуктивной функции его сородичей? Прошу вас, не забывайте, что и я, и доктор Данальта — рецептивные эмпаты, но не телепаты. Мы только чувствуем, что у вас есть еще вопрос. Что за вопрос — это нам неведомо, мы только чувствуем, что получить на него ответ для вас крайне важно.
— Да, это именно так, — подтвердил Гурронсевас и, обратившись к мимикристу, спросил:
— Доктор Данальта, чем вы питаетесь?
Патофизиолог Мэрчисон запрокинула голову и рассмеялась. Серебристая шерсть Старшей сестры Найдрад заходила медленными неровными волнами. Судя по тому, как дрожало тельце Приликлы, Гурронсевас понял, что эмпат улавливает исключительно приятные эмоции. Только Данальта не шевелился и ответил на вопрос диетолога со всей серьезностью.
— Боюсь, я вас очень огорчу, Главный диетолог, — сказал мимикрист. — Но дело в том, что нашему виду не присущ вкус как таковой. Помимо сверхпрочных металлов, я могу есть практически все, независимо от внешнего вида и консистенции. Был случай, когда я, глубоко задумавшись, проплавил дыру в металлическом полу. С тех пор меня недолюбливают командиры кораблей.
— Мне знакомо это чувство, — вздохнул Гурронсевас.
Остальные, каждый по-своему, выразили недоумение, а Гурронсевас вспомнил о последних словах Лиорена. Падре предупредил его о том, что ему предстоит испытание и что во время этого испытания ему нужно постараться делать то-то и то-то, а чего-то не делать ни под каким видом. И уж конечно, ему ни за что на свете нельзя приближаться к корабельному пищевому синтезатору. А самое главное — Гурронсевасу не следовало забывать, что он находится на борту большого корабля с маленькой командой, и поэтому ему следует подружиться, а не перессориться со всеми. С того мгновения, как на палубе оказались медики, Гурронсевас только этим и занимался. Он ни в коей мере не выпячивал свои былые заслуги, вел себя дружелюбно и учтиво по отношению к Данальте. Точно так же он собирался впоследствии вести себя с остальными. Как ни странно, никаких особых усилий Гурронсевасу для этого не потребовалось, но теперь он уже начал сомневаться: уж не переусердствовал ли он и уж не сочли ли его спутники, что он лицемерен и неискренен? Но может быть, они тоже изо всех сил старались вести себя как можно более дружелюбно? И еще Гурронсевас гадал — удастся ли ему так же легко подружиться с офицерами «Ргабвара».
Словно отвечая на его раздумья, зазвучал сигнал устройства связи, и на экране появилась голова и плечи землянина в зеленой форме Корпуса Мониторов.
— Медицинская палуба, говорит капитан корабля, — сообщил землянин довольно резко. — Я невольно подслушал последние фразы вашей беседы. Доктор Приликла, что этот... что эта ходячая тралтанская катастрофа делает на моем корабле?
Хотя отсек управления находился довольно-таки далеко от медицинской палубы, цинрусскиец уловил эмоциональное излучение капитана, и оно его огорчило. Однако без тени растерянности Приликла ответил:
— На время нынешнего полета друг Гурронсевас согласился исполнить роль нашего советника по немедицинским вопросам. Его опыт может нам очень помочь в дальнейшем. Прошу вас, не беспокойтесь о возможности каких-либо поломок на корабле, друг Флетчер. Главный диетолог разместится на медицинской палубе, он не нуждается ни в каком дополнительном жизнеобеспечении и не станет портить легкую мебель и куда-либо передвигаться с медицинской палубы, если, конечно, не получит на то вашего позволения или приглашения.