Данальта, Нэйдрад, — торопливо проговорил Старший врач, — увеличьте границы антигравитационного поля, поднимите Критхара и перенесите на наши носилки — осторожно, стараясь не затронуть его поврежденные конечности. Ни в коем случае нельзя допустить осложнение имеющихся смещенных переломов. Осторожнее. Теперь опустите колпак, увеличьте внутренний обогрев на десять градусов и пустите под колпак чистый кислород. Мы должны оказаться на «Ргабваре» через пять минут.
— Жду, — отозвалась Мэрчисон. — Инструменты для ортопедической операции и исследований внутренних органов готовы. Однако кожные покровы больного сильно изранены, имеет место значительное обезвоживание. Помимо травм, он запросто может скончаться от голода. Как же они жестоки! Неужели вемарцы никогда не слышали о шинах, предназначенных для фиксации переломов? И вообще они хоть как-то заботятся о раненых или нет?
Гурронсевас знал, что не его дело вмешиваться в спор профессионалов, но слова патофизиолога вывели его из себя. У него было полное ощущение, что критикуют его друга, а он это слушает. Это ощущение удивило его, но оно было сильнейшим, и некуда было от него деваться.
Тралтан сказал:
— Вемарцы не жестоки и не безжалостны. Мы с Ремрат говорили об этом. Она сказала мне, что медики на Вемаре — это те, кто лечит больных травами. Насколько нам известно, хирургов здесь нет. Ремрат полагает, что в прежнее время они существовали, но эти навыки давно утрачены. Теперь любое самое мелкое ранение может закончиться смертью или инвалидностью, являющей собой муки как для самого калеки, так и для тех, кто за ним ухаживает, не говоря уж о том, что у вемарцев просто не хватает еды на всех. Именно поэтому они и не кормят того, кто должен умереть, да начни они кормить Критхара, он бы отказался от еды. Не вемарцы жестоки, а сам Вемар.
Мгновение было тихо, потом послышался звук — так земляне выдыхают через нос, затем Мэрчисон произнесла:
— Простите, Гурронсевас. Я слышала многие из ваших разговоров с Ремрат, но этот, видимо, пропустила. Вы правы. Мне просто нестерпимо смотреть на существо, которому не оказали своевременной помощи.
— Помощь ему сейчас будет оказана, друг Мэрчисон, — негромко напомнил Приликла. — Прошу вас, будьте наготове.
Неожиданно крошка эмпат взмыл в небо, в чем ему поспособствовал специальный пояс, обеспечивавший привычную для цинрусскийца гравитацию, равную одной восьмой G. Медленно вздымавшиеся и опадавшие радужные крылья Приликлы преломляли солнечные лучи, словно большие подвижные призмы. Спор охотников с Ремрат тут же прекратился. Охотники уставились в небо, на странного чужеземца, буквально ослепившего их своей красотой. Вемарцы были вынуждены заслониться от солнца передними конечностями, так как глаза им слепило. Высоту и направление полета, как понял Гурронсевас, Приликла выбрал нарочно, чтобы в него не угодили стрелы и копья. А когда вемарцы поняли, что случилось, действовать было уже слишком поздно. Данальта, Нэйдрад и носилки с Критхаром уже были на полпути к кораблю.
Приликла развернулся, полетел следом за ними и сообщил:
— Эмоциональное излучение охотников указывает на всеобщее замешательство, гнев, стыд, но думаю, эмоции недостаточно сильны для того, чтобы могли излиться в применении физической силы. К этим эмоциям примешивается чувство потери. Вряд ли они нападут на вас, друг Гурронсевас, если только вы их не спровоцируете. Спросите у Ремрат, хочет ли она отправиться домой со своими друзьями, или желает полететь на корабле вместе с Критхаром. Уходите как можно скорее.
Далее последовали самые тревожные пятнадцать минут в жизни Гурронсеваса. Охотники не возражали против того, чтобы Ремрат отправилась на корабль, поскольку Главная повариха была слишком стара, чтобы идти с ними на своих двоих, но они ни в какую не хотели отпускать Гурронсеваса. Они орали во все глотки, что чужеземец должен остаться с ними и возвратиться вместе с отрядом в пещерный город. Охотники настаивали на этом, утверждая, что существа с корабля забрали их вождя, Критхара, и пока Критхар не вернется, Гурронсевас должен оставаться заложником. Охотники заверяли, что пальцем не тронут Гурронсеваса, если он не вздумает попробовать удрать, и обещали, что отпустят его, как только им вернут Критхара.
Наконец они немного утихомирились и принялись деловито обсуждать, как им лучше одолеть толстокожего и здоровенного чужеземца. Они полагали, что стрелами и копьями его не проймешь, поэтому решили, что лучше всего сбить его с ног, ударив по ним с одного бока хвостами. Тогда чужеземцу будет трудно подняться на ноги, так как ноги у него короткие, а туловище массивное и тяжелое. Вемарцы также прикидывали, что толщина шкуры у чужеземца на животе меньше, и если уколоть его как следует копьем в пузо, то он, глядишь, и окочурится.
Гурронсевас знал, что они правы, но говорить им об этом, конечно, не собирался. Он все еще пытался придумать, что же сказать охотникам, когда заговорила Ремрат.
— Послушайте! — громко воскликнула она. — Когда вы под стол пешком ходили, у вас мозгов побольше было! Вам что, не терпится полезть на рожон и получить такие же раны, как у Критхара, а потом сдохнуть, не добравшись до дома? Подумайте о преступной трате мяса, нужного вам самим и вашим детям, которые ждут вас не дождутся. Мы никогда не видели, как дерется Гурронсевас, потому что все это время он только тем и занимался, что помогал нам. Но на таких зверей вы никогда не охотились. Он весит вдвое больше каждого из вас, а вы дохлые, полуголодные и просто не можете себе представить, что он с вами сделает, если завяжется драка.
Гурронсевас и сам не мог представить, что бы он такого мог сделать с охотниками, поэтому предпочел промолчать и дать высказаться Ремрат.
— Никакой заложник вам не нужен, потому что он у вас уже есть, — поспешно проговорила Ремрат. — Гурронсевас проводит в городе все время, пока бодрствует: он помогает нам готовить еду, обучает наших помощников чужеземным хитростям кулинарии, учит нас отбирать съедобные растения и готовить из них самые разные блюда. Мы не хотим, чтобы его убили, ударили и вообще как-то обидели.
Кроме того, — заключила Ремрат, — поверьте моему опыту — как-никак я ваша Главная повариха и хранительница, — Гурронсевас совершенно несъедобен.
Тралтана чрезвычайно порадовало и удивило все, что сказала о нем Ремрат. Он и не догадывался, что так его полюбили. Да, они охотно разговаривали с ним, но чувств своих никак не высказывали. Он думал, что его просто терпят из вежливости, но не более того. Ему очень хотелось поблагодарить старуху вемарку за доброту и участие, но пока он не ощущал себя в полной безопасности и потому решил, что для начала нужно сказать кое-что другое.
— Ремрат права, — громко подтвердил он. — Я несъедобен. Несъедобен. Несъедобен и Критхар, как утверждают чужеземцы с нашего корабля. Он несъедобен для нас, так как мы не едим мяса. Ремрат знает это, поэтому спокойно препоручила нашим заботам своего сына, так как наши целители опытны и ловки. И ей, и всем вам мы обещаем, что Критхар вернется к вам, как только это станет возможно.
«Я говорю правду, — убеждал себя Гурронсевас, — но не всю правду». Экипаж «Ргабвара» и половина медиков ели мясо, но на борту корабля питались синтезированной пищей, так же как и в госпитале. То, что они ели, по внешнему виду и вкусу напоминало мясо, но не являлось частями беспомощных животных, и уж конечно, никто из медиков и членов экипажа никогда не съел бы хоть кусочка другого разумного существа. Не сказал Гурронсевас вемарцам и о том, будет ли Критхар жив или мертв, когда вернется к ним. Ему казалось, что ответ на этот вопрос очевиден, но решил, что плохие новости лучше оставить медикам.
Вдруг Гурронсевас понял, что бригада врачей ничего не знает о своем пациенте, кроме того, что они могли увидеть с помощью своих сканеров, и неплохо было бы выяснить, как он получил травмы. К тому же тем самым он мог перевести разговор в более безопасное русло. Вемарцы торопливо, негромко переговаривались, и судя по тем нескольким словам, которые уловил и перевел транслятор Гурронсеваса, враждебность по отношению к нему немного улеглась. Можно было рискнуть задать вопрос.