Сутки мы проторчали в укромном месте, чистили их на предмет малейших признаков розовой. Затем я приказала им полностью раздеться, и на борт шаттла они входили, покрытые нанатами словно второй кожей. Причем уже не в качестве защиты от розовой, а для обработки и уничтожения бактерии.

— Что со второй группой? — Хеш’ар подошел к пилоту.

— Контроль у нас, Первый. Службе наземной охраны космопорта удалось отбить все узлы связи. Можно работать спокойно.

— Молодцы, — выдохнул х’шет, улыбаясь и глядя на меня. — Задание выполнено согласно плану и… — а дальше словно споткнулся, но добавил: —…почти без потерь.

Значит, моему генералу могут простить самоволку на Т-234. Я так хочу домой…

Двери с тихим шелестом разъехались в стороны, выпуская нас из шаттла. Идущие первыми Восьмой и Десятый притормозили, будто наткнувшись на стену. Я уже догадалась, вернее, знала, что там увижу, но «призраки» явно не подозревали о протоколе безопасности высшего уровня, предусмотренном для вернувшихся с Т-234.

Огромная площадка грузового отсека, на которой не так давно я подсматривала за Лейсом на совещании, изменилась до неузнаваемости. К выходу подсоединили прозрачный стерильный тоннель. В нем нас с улыбками встречали Кшеола Ом и мастер Шитцини в защитных скафандрах. Затем нашу группу обработали всеми доступными средствами и способами, дополнительно «упаковали» в изолирующие костюмы — разве что бантики сверху не завязали, как на подарках, — и, наконец, транспортировали в карантинные боксы.

Довольно большой стерильный отсек разделен на индивидуальные помещения, или боксы, и общие. Каждого из шестнадцати непосредственно контактировавших с розовой поместили в отдельное «жилье». В своем боксе я уныло осмотрелась: прозрачные боковые и передние панели — все, как проходили в университете. У задней «стенки» — закрытая санитарная зона для мытья и туалет: хоть какое-то минимальное уединение и интимность.

Посреди бокса — кровать, узкий столик и стул с пухлым пакетом, наверняка с одноразовой одеждой. Небольшая фитнес-зона с одним тренажером, чтобы не очень маялись взаперти. Под потолком завис экран, с которого бесшумно вещал развлекательный канал. Пищевой автомат — плакали наши обеды и завтраки от шеф-повара, но и с полевой кухней не сравнить. У передней стены разместили «уголок юного натуралиста», где мы должны будем сдавать биообразцы для исследований. Рядом с ним — утилизатор для пищевых и медицинских отходов. Главное, туда что-нибудь нужное не уронить, потому что в подобных заведениях вместо мусороприемника стоит аннигилятор.

Десантники напряглись, когда «красную дорожку чести и славы» — стерильный коврик, по которому мы прошли — начал поглощать робот. Спустя минуту после того, как он завершил «зачистку», в коридоре появилась вся научная группа в защитных костюмах. Повторять прошлые ошибки никто не намерен. Я бы поступила так же, поэтому спокойно присела на стул, переложив пакет с серой форменной робой на кровать, и стала ждать.

— Что происходит, почему мы здесь? — хмуро поинтересовался Хеш’ар.

— Вы можете раздеться, — улыбаясь, разрешил Зельдман. — Затем поговорим.

— Мы лучше после, если позволите. На нас, кроме костюмов, выданных по прибытии, ничего лишнего нет, — мягко возразила Маргрет.

Зельдман кивнул, почему-то смущенно. А большая часть группы, оставшись в нижних серых «прилипалах», которые надевались под скафандры, снова в ожидании уставилась на развеселившихся профессоров. Еще бы, светила науки явно испытывали удовольствие, в кои веки командуя группой самих «Призраков Х’ара».

— Пока вы немного заняты, мы хотим представиться нашим новым коллегам, — громко и с привычной, открытой и обаятельной улыбкой, согревшей не только мое сердце, заявил Башаров.

Он перечислил представителей научной группы с «Ориона» спасенным ученым, затем обратил пытливый взгляд на новеньких: двух землян с русскими и итальянскими корнями — Эрика Шумского и Лучиано Манкузо; почти не отличающегося внешне от землян труна Байзика Медита — как и я, биотехнолога; и фигуристую ашранку Маргрет Шоль.

Маргрет почти удался бесстрастный тон, когда она доложила о судьбе двух ее погибших коллег: руководителя группы — ашранца, которого мы нашли мертвым в тоннеле грави, и генетика — х’шанца, убитого при захвате группы в самом начале трагических событий во время перестрелки охраны и заключенных. Только в конце доклада голос женщины дрогнул от переизбытка эмоций, но она смогла удержать контроль над собой.

В воздухе словно витали сочувствие и сопереживание, но мои коллеги держали слова при себе. Я думаю, и остальные отметили психологическое состояние спасенных бедняг — зажатых, настороженных (будто вот-вот из-за угла кто-то может выстрелить), вряд ли до конца поверивших, что выжили и свободны.

Трун Байзик вообще сторонился всех. Если мы стояли непосредственно у прозрачных стен, создавая ощущение тесной команды, он, наоборот, забился подальше в угол, как если бы опасался коснуться кого-то, и выглядел подобно натянутой тетиве. Боюсь даже представить, что вынудило невысокого, тонкого в кости мужчину с фиолетовыми волосами, заплетенными в тугую косичку, представителя неугомонного, жизнерадостного и любвеобильного народа, почитающего прикосновения, превратиться в комок нервов.

Далее представился Саймон Грин. Он чувствовал себя неловко в компании ученых, а вот военные его нисколько не смущали.

Последним назвался рыжий Гевин Макнайт — бывший охранник. Он сидел на стуле, сложив крупные руки на коленях, и внимательно слушал остальных, радуясь уже тому, что находится среди нормальных людей и жив.

После знакомства Зельдман вновь взял на себя ведущую роль:

— Итак, начнем с главного. Согласно протоколу безопасности ваша группа помещается на двухнедельный карантин, жесткий и индивидуальный. В течение дня мы будем отслеживать любые изменения вашего самочувствия и состояния здоровья, брать пробы биообразцов и делать прочие тесты.

— Мне необходимо связаться со своим руководством, — заявил Грин. — Я офицер на службе и обязан…

— Вы шутите? — Хеш’ар даже приподнял брови.

А я с трудом сдержала смешок: мой бравый генерал, когда собирался со мной на зараженную планету, не поинтересовался, что же будет с нами по возвращении…

Я заметила, как зловеще и мстительно ухмыльнулся Башаров, перед тем как «порадовать» главного «призрака»:

— Нет, х’шет Хеш’ар. Мы не шутим. И это еще не все прелести вашей дальнейшей жизни. — Затем обратился к ГСИНовцу: — А по вам, офицер Грин, уже направлена докладная нашему вышестоящему руководству. Именно там будут решать, что доложить вашему.

— Илья, огласите, пожалуйста, весь список без затягивания, — предложила я и улыбнулась, предугадывая реакцию десантников, особенно их командира.

— А можно я пойду приму душ? — устало попросила Маргрет.

— Да-да, конечно, дорогой коллега, — встрепенулся Зельдман и продолжил вместо Башарова пугать «призраков»: — Согласно протоколу безопасности ОБОУЗ вы проведете здесь две недели в индивидуальных боксах. Данный срок — инкубационный период, или отрезок времени от момента попадания микробного агента в организм до проявления симптомов. Если ничего «криминального» обнаружено не будет, вас переведут в зону общего карантина. И следующие два месяца вы проведете там…

— Сколько?! Это невозможно! — Ледяной протест Хеш’ара десантники поддержали мрачным молчанием.

— Сейчас на корабле введен карантин. За это время мы проверим, действует ли ваша защита от розовой, оказала ли она какое-то влияние на ваш организм — может, попала каким-либо образом внутрь защитного контура. Далее проверим влияние розовой на самих нанатов, в чем нам поможет Дарья Сергеевна. Она — изначальная нанатона. Есть небольшая вероятность, что бактерия могла на нее повлиять.

— Мы же все проверили на Т-234, — неуверенно подал голос Десятый, почти со священным ужасом глядя на докторов.

— Господа, неужели вы полагаете, что одна поездка может решить все проблемы и ответить на все вопросы, связанные с неизвестной ранее заразой, способной уничтожить нашу цивилизацию? — как нерадивым студентам пояснял Зельдман. — Пока мы лишь наметили удачные векторы, по которым следует двигаться к исцелению, если так можно выразиться.