— Нет, — Юля прижала его руку к своей щеке, и Северус почувствовал, какая горячая у неё кожа.

Он хотел убрать руку, но та не дала.

— Послушай, я всё-таки мужчина, несмотря на мой непрезентабельный вид.

— Неужели? — она смотрела на него не отводя глаз, пока, наконец, смысл сказанного не укоренился в нём и он не привлёк её к себе.

Тотчас же его мрачная комнатёнка наполнилась тысячами бликов от солнечных зайчиков, заскользивших по полу и стенам…. А в потолке зажглись две звезды. И если присмотреться, в них угадывались глаза самой прекрасной женщины на свете — той, что была рядом.

— Ещё! — услышал он и почувствовал на своей шее прикосновение женских губ.

«Значит, мне это не приснилось». Это ощущение наполнило его счастьем. Северус поднял её смеющееся лицо и внимательно посмотрел ей в глаза. Но она поспешила спрятаться у него на груди. Однако по тому, как крепко она его обнимала, можно было сделать вывод, что та ни о чём не жалеет. Северус чуть переместился — так, что его подбородок касался её головы, — и легонько поцеловал её в макушку. Он боялся какой-нибудь нечаянной грубостью разрушить то безмятежное чувство, которым было пронизано всё его тело. «Что она чувствует?» — беспокоило его. С другой стороны, спрашивать об этом было бы непростительной глупостью, и он это понимал. И всё же: такая красавица, умная, бесстрашная…. что ОНА могла найти в НЁМ? Или, может, она преследует какую-то цель? Да нет, не такой уж он невероятно соблазнительный в сексуальном плане объект, чтобы добиваться от него чего-то через постель. Северус попытался проникнуть в её сознание, но безуспешно: там вращался огненный шар, переливаясь всеми цветами радуги. «Защита», — догадался он.

— Кто же ты? — наконец спросил он.

— Что ты хочешь услышать?

— Что ты нашла во мне?

— А ты?

Этот вопрос вызвал у него замешательство. С одной стороны, он был почему-то уверен: нет на Земле ни одного мужчины, который по каким-либо причинам отверг бы эту женщину. С другой — сам он был весьма стоек в вопросах женского пола. Как бы не была привлекательна женщина, он ровно никаких чувств не испытывал… ни разу. Исключением стала разве что Лили Эванс. Может, как раз в этом всё дело? Женщины были похожи… на первый взгляд. Скорее, это даже не сходство, а общность, проявляющаяся в манере слушать тебя так, будто ты говоришь невероятно умные вещи, мило наклонив при этом голову (и от этого ты раздуваешься от сознания собственной значимости), в привычке во всём находить забавное или становиться без видимых причин необыкновенно серьёзной…

— Как тебя зовут? И откуда ты так хорошо знаешь русский? — вдруг спросила его новоявленная «Лили», вплетая свои пальцы в его.

— Что? Действительно, мы ведь так и не познакомились. Северус. А тебя?

— Ю-ЛИ…- по слогам начала проговаривать она своё имя.

Северус вздрогнул.

— Ты что? Всего лишь Юлия… Так что там с русским?

— «Русским» — что, языком?

— Ну да.

— Я его не знаю.

— На каком же языке мы, по-твоему, всю дорогу разговариваем?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Чудеса, — без всякого удивления констатировала Юля.

— Дамблдор! — осенило Северуса.

— А, — так же, ничуть не удивившись, откликнулась она.

— Осторожно! — встрепенулся Северус, высвобождая руку с перстнем. — Можешь пораниться!

— А ты, как Цезарь Борджиа, носишь яд в перстне?

— Не яд. Всего лишь «Будь самим собой». Что-то вроде сыворотки правды.

— Выходит, мы с тобой не можем быть самими собой без того, чтобы не испить сыворотки правды?

— Ты пила его одна.

Юлия промолчала.

— Ты что молчишь?

Своим молчанием она разбудила его худшие подозрения: «Вот откуда эти мысли вслух! Значит, недаром мне показалась странной моя редкая словоохотливость».

— Так ты видела, что я что-то вливаю в твою чашку?

— Да.

— И выпила?

— Да.

— Мало того, дала мне потом допить свой чай?

— Мне было интересно, как ты выкрутишься, когда я буду корчиться в предсмертных судорогах у тебя на глазах.

— Это не смертельно!.. Постой-ка, а как бы выкрутилась ты? Ты же не знала противоядия!

— Ты же сказал, что это не смертельно, — парировала она.

— Но ты-то этого не знала!.. В жизни не видал такой авантюристки!

— Это не авантюризм, а фатализм.

— Один чёрт.

— Ничего подобного. Не искушай судьбу.

— Как это понимать?

— Похоже, тот старик на дороге направил меня к тебе неслучайно.

— Это уж точно. Можешь не сомневаться. Но ты-то как пришла к такому выводу?

— Калики перехожие — люди мудрые! — философски заметила она.

— Кто?

— Волхвы.

— Не скажу, чтобы это так уж сильно прояснило смысл сказанного… Ты в какой области специализируешься?

— В основном, в области музыки.

— У-у, — с уважением протянул он. — А что значит «в основном»?

— Кроме того, я отчасти психолог.

— Понятно. Видел твою защиту (он имел в виду тот светящийся шар, на который наткнулся, когда хотел прогуляться по её мыслям).

— А у тебя какая защита?

— Стена.

— Неплохо… Ты всё узнал, что хотел? — снисходительно бросила Юля.

— Ничего, — нехотя признался Северус. Вообще-то ты так и не ответила на первый вопрос… Вернее, на второй.

— «На первый, на второй»… — передразнила она его. Ты, как ребёнок, ей-богу.

И, внезапно посерьёзнев, добавила:

— Ещё слов таких не придумано, чтобы выразить вербально то, что сейчас между нами происходит. Ты ведь и сам это чувствуешь, верно? Но, если честно, острее всего я сейчас чувствую голод. Хоть, к сожалению, ты и не русский, но какие-то зачатки хлебосольства есть и у британцев… надеюсь.

Юлька ухватила его за локоть и сдёрнула одеяло. К её немалому удивлению, она увидела Северуса полностью одетым.

— Должны же быть у английского джентльмена какие-то преимущества перед русским мужиком, — ухмыльнулся он, опуская ноги в туфли. — А вот за тебя я серьёзно опасаюсь… Простудиться не боишься?

И, очень довольный собой, вышел из спальни.

Прошло два дня. В доме, казалось, не осталось ни одного места, которое было не опробовано в качестве любовного ложа. Отношения двух любовников находились в той фазе, которую именуют идиллией. Но всему приходит конец. Окончание безоблачного счастья принесла на своих крыльях (вернее, в своём клюве) большая бурая сова. Она прилетела ранним утром, когда Юлия ещё сладко спала, уткнув нос в плечо Северуса. Ещё до того, как письмоносица клюнула стекло, он уже что-то такое почувствовал. Такая порция счастья, нежданно-негаданно свалившаяся ему на голову, была ничем не оправдана, если бы теперь не наступила череда крупных неприятностей. Чтобы, так сказать, восстановить равновесие в природе. И неприятности не заставили себя ждать. Пришло письмо от Тёмного Лорда.

Мой драгоценный друг!

С глубоким прискорбием мною был встречен Петтигрю, который был рекомендован Вам как помощник и соратник. Он был вынужден рассказать мне о том, как Вы с ним обращались. К моему неудовольствию, Вы пренебрегли моим советом всегда выказывать уважение к тому, кто оказал НАМ величайшую услугу в то время, как многие вели успешную и вполне благополучную жизнь. Не думайте, что я это забыл. Я ничего не забываю. Надеюсь, после того, как ответ будет отправлен, мы с Вами сможем обсудить условия Вашего дальнейшего пребывания в Паучьем тупике.

С уважением.

Лорд Волан — де — Морт.

«Петтигрю — „помощник и соратник“… „Я ничего не забываю“… — цитировал он зловещие строки. — Что ещё такого наплёл Хвост, чтобы вызвать „неудовольствие“ Лорда?» Времени хорошенько обдумать ответ не было. Он знал: Тёмный Лорд ждать не любит. «Хозяин! — начал он письмо. — Питер очень раним последнее время. Думаю, что свои заслуги он превозносит премного выше всех прочих. Разумеется, не моё дело укрощать его разыгравшееся тщеславие. Но, как выяснилось, он разучился понимать и дружескую шутку. Впрочем, чего же ещё Вы могли ожидать от двух чародеев, которые вынуждены в бездействии прозябать вот уже месяц? Интриги и злоязычие берут истоки в ничегонеделаньи. Всё ещё мечтаю приносить пользу Вашей милости. Преданный Вам слуга Северус Снегг».