Тут ко мне подходит одна из «моделей» в кокошнике, ослепительно улыбаясь и придвигаясь настолько близко, что её аромат лёгким облаком окутывает меня.
— Чего-нибудь изволите, Ваше Сиятельство? — спрашивает она, наклоняясь и, кажется, ожидая, что мой запрос окажется куда как… банальнее.
— Листок бумаги, — отвечаю с улыбкой.
На её лице мгновенно проступает замешательство, но девушка профессионально скрывает его за вежливой улыбкой. Без лишних вопросов она уходит, чтобы исполнить просьбу.
Тем временем мой верный малой как по команде приносит мне фломастер из кабинета. Ломтик закидывает его мне в руку. Я одобрительно киваю, беру инструмент и, выждав удобный момент, отхожу в тихий уголок, где без лишних глаз могу повеселиться, хех. Ставлю листок на столик и устраиваюсь так, чтобы тень от моего плеча накрывала бумагу. Ломтик открывает теневой портал посередине бумаги. Дело тонкое, но от этого только интереснее.
Ранее мне уже доводилось через теневой портал оставлять свои следы на земле где-то вдали от себя, но сейчас задача куда более тонкая — попробуем нечто по-настоящему филигранное.
Другой выход портала открывается в аллее, куда совсем недавно скрылся полковник. Десять минут тщательных попыток, и, кажется, что-то начинает получаться. Я подключаюсь к зрению Ломтика и осторожно веду фломастером, точно целясь в нужное место. Кончик фломастера на мгновение исчезает в теневом портале, и вот работа завершена. Удовлетворённо мну листок и, вместе с фломастером, возвращаю его обратно в кабинет через Ломтика.
Тем временем возвращается Красный Влад в компании Секретаря Совбеза. Оба смеются, оживлённо обсуждая игру в бильярд и явно довольны тем, как ловко Секретарь отправил последний шар в лузу. Однако создаётся впечатление, что их веселье — лишь прикрытие. Похоже, они не просто играли, а успели о чём-то договориться, использовав бильярд как удобный фон для серьёзного разговора.
Тогда же к нам присоединяется Вербицкий, выходя из аллеи и застегивая пуговицы на лейб-гвардейском мундире. Следом за ним, с едва уловимым выражением облегчения на лице, осторожно бочком выбирается растрепанная «кокошница», стараясь как можно незаметнее удалиться в сторону пристроек для слуг.
Но внимание всех сосредотачивается на полковнике. Его обычно уверенная осанка кажется смятой, а выражение лица — задумчиво-недовольным. Однако смотрят на него вовсе не поэтому.
Наконец, Муромцев замечает напряжённое молчание и, прищурившись, бросает с усмешкой:
— Паша, а что это у тебя на лбу?
Вербицкий замирает, сначала недоумённо осматривается, но, уловив смешки и поднятые брови окружающих, наконец тянется рукой ко лбу. Замечает зеркало неподалёку, подскакивает к нему — и тут же багровеет. На лбу фломастером отчётливо нарисован мужской половой орган. Немного кривой, но совершенно не оставляющий сомнений в задумке художника.
Покраснев, словно вишня, Вербицкий резко поворачивается в сторону своей недавней спутницы, которая ещё виднеется у аллеи. Полковник бросается к ней быстрым шагом, почти бегом, явно не сдерживая раздражения.
— Это что, твоих рук дело? — его голос взлетает на несколько октав, и девушка отшатнулась, едва понимая, в чём её обвиняют.
— Ваше Высочество⁈ — она растерянно моргает. — Я ни при чём, честное слово!
Вербицкий, однако, настроен решительно. Он бросает что-то одному из охранников, и тот, осторожно, но методично, начинает обыскивать девушку. Она вздрагивает, но не сопротивляется, вцепившись в подол своего короткого сарафана. Фломастера при ней, конечно, не находят.
Тем временем безопасники начинают проверку самой аллеи: осматривают кусты, протаптывают тропку, заглядывают даже под скамейки — но всё впустую. Владислав, наблюдая за этим с явной иронией, складывает руки на груди и наконец произносит:
— Уверен, девушка здесь ни при чём, — его тон звучит неопровержимо. А потому «кокошницу» отпускают.
Я же искренне наслаждаюсь сменой настроений Вербицкого. Полковник на мгновение замирает, похоже, осознавая, что ситуация под контролем не то, чтобы полностью утрачена, но весьма близка к этому. Гнев в его глазах сменяется почти животным страхом: кто-то смог так ловко подкрасться к нему, под самым носом у охраны, и оставить это… произведение. Лицо его снова краснеет, на этот раз от смеси унижения и осознания собственной уязвимости.
Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не расхохотаться в голос. Это, мягко говоря, непростая задача, особенно когда Вербицкий, красный как рак, переминается с ноги на ногу, а гости клуба обсуждают инцидент. Владислав вдруг бросает на меня подозрительный взгляд, затем наклоняется и тихо произносит:
— Думаю, нам пора уже поговорить, Данила. Пройдём в другую комнату.
Мы уходим в сторону от зала, и только оказавшись за закрытой дверью, он поворачивается ко мне с прищуром.
— Хочу уточнить: ты, случаем, к этой истории с Вербицким никакого отношения не имеешь?
— А почему вообще такая мысль возникла? — отвечаю, деланно удивляясь.
Владислав вздыхает, покачав головой.
— Не собираюсь тебя допрашивать, но, Данила, всё же имей совесть — это ведь мой племянник и Бориса тоже, хотя и не самый любимый, мягко говоря. Мы друг друга поняли?
— Ещё как, Владислав Владимирович, — пожимаю плечами.
Он, кажется, принимает это, и, помедлив, переходит к делу:— Значит, ты приехал, чтобы узнать о своём деде?
— Верно, — киваю. — Как он умер?
Владислав опускает взгляд, словно собираясь с мыслями, и начинает говорить, его голос звучит глухо, напряжённо:
— Царь дал добро. Да и я тоже думаю, что тебе пора узнать правду о Михаиле Филинове, твоём деде. Его судьба… сложилась трагически. Его поглотил Король Теней. Демон. — Он выдерживает паузу, видимо, подбирая слова, прежде чем продолжить. — В тот роковой день царские войска окружили усадьбу Филиновых и взяли её в осаду. Неизвестно как бы всё сложилось, Царь сам готовился вступить в битву. Ясно одно — Михаил…или вернее, Король Теней был уверен, что сдюжит. Да вот только удар пришёл с неожиданной стороны — для нас и тем более для Михаила. Его так вовремя предал боярин Соловьёв, старый друг Филиновых. Ударил артефактным клинком прямо в спину. И после этого… всё и закончилось.
Я обдумываю услышанное. Картина той роковой ночи всплывает перед глазами — осада, предательство, последний бой. Ах да, и, конечно, друг, вонзающий нож в спину. Классика жанра. Будто сам становлюсь свидетелем этой драмы — почти как в дешёвом романе, где до финала все оказываются врагами. Странно, но о боярине Соловьеве я до сих пор и не слышал.
— А кто такая Чёрная Сука? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо.
Владислав качает головой.
— Это сестра Соловьёва, — говорит он, подбирая слова. — Михаил лишил её человечности и превратил в Демона. Но потом она пропала. С тех пор её никто не видел.
Мда, дела… Неудивительно, что боярин в итоге предал Михаила. За нашу Катю я бы и на большее пошёл. Но почему же Соловьёв спохватился так поздно? Доверился демону? Поддался его обманным речам? А потом вдруг прозрел? Или просто втирался в доверие всё время?
Мы заканчиваем разговор, и Владислав куда-то уходит, оставляя меня в салоне. Вербицкий, сверкая глазами, отправляется домой — вероятно, первым делом сдирать моё «творение» со своего лба. Глядя ему вслед, едва удерживаюсь от самодовольной усмешки. Ну, как минимум, он надолго запомнит этот вечер.
Жду возвращения Владислава и за это время успеваю сыграть несколько партий в бильярд с Муромцевым. Поддаюсь бывшему царскому однокашнику в двух из трёх — мне несложно, но вижу, что его это искренне радует. Похоже, он гордится собой за удачные удары, и к концу игры даже приглашает меня снова заглянуть в «Ратарь».
Когда Владислав наконец возвращается, то, узнав о приглашении Муромцева, одаривает меня тяжёлым взглядом и лишь вздыхает, как человек, который уже всё понял и, похоже, решил оставить шутку с Вербицким в прошлом. Как говорится, не пойман — не вор.