Снова сердечная боль. Снова слезы наворачиваются на глаза. Будь проклят этот человек. Будьте прокляты его проблемы, которые разрывают ее сердце на части.

— Мне бы следовало вернуться пораньше, — запинаясь, проговорила Бетти. — Кати уже проголодалась.

— Кати не проголодалась. Мы очень запасливая пара, Колокольчик и я. Мы устроили облаву на яйца и нашли двадцать штук! Потом подоили твою козу. Кати съела два вареных яйца и не-сколько жареных сухариков. Мы действительно нашли немного хлеба в морозилке — но это все. Скудновато живем, мисс Листер.

— Вы подоили Дэйзи? — проговорила Бетти, не слушая уже ничего после этого пугающего откровения. — Как только?..

— С огромным трудом, — признал Келл. — Это еще та коза.

— Твоя противная коза боднула моего дядю Келла, — сонным голосом объявила Кати с рук дяди Келла. — Два раза. И еще хотела укусить его, но дядя Келл назвал ее…

— Колокольчик, никогда не повторяй того слова, которым дядя Келл назвал ее, — торопливо проговорил Келл. — Просто забудь его, юная леди. Важно, что нам все удалось — и Колокольчику достался ужин. Мы даже нашли несколько свежих фуксий для твоих двух валлаби — оказалось, что они подъели запасы у веранды, и один из них прискакал прямо на кухню, чтобы выразить свое неудовольствие. Похоже, он здесь хозяин. А сейчас… сейчас, думаю, Колокольчику пора спать, и если наша великодушная хозяйка отнесет ее в постельку, я приготовлю чай для нашей великодушной хозяйки.

— А ты сделаешь для Бетти жареные сухарики, какие делал для меня? — сонно пробормотала Кати, когда Келл поднялся со своей маленькой ношей.

— Я приготовлю омлет для Бетти, — ответил Келл, целуя свою племянницу в носик. — Жареные сухарики только для особенных девочек.

— Но Бетти особенная.

— Конечно-конечно. — Голос Келла смягчился. Он взглянул на Бетти, потом снова на Кати. — Конечно, особенная. Даже если держит совсем необычных животных. Очень хорошо, что ты напомнила мне, Колокольчик. Бетани, если попросит, тоже получит жареный сухарик. Или даже два. А сейчас, Бетти, если ты поможешь уложить эту непоседу в постель, я отправлюсь прямо на кухню.

— Но… я собиралась готовить, — проговорила Бетти, чувствуя себя крайне неловко. — Келл, ты не будешь…

— Как раз буду, — решительно возразил Келл. — Мой шовинист отец всегда очень строго разграничивал роли в семье. Один пол охотится, рубит дрова и делает грубую работу. Другой пол готовит, стирает и ведет дом. Должно быть, мой отец путал роли — или, возможно, путает Бетани Листер, — но я знаю, что к чему, мисс Охотница-Добытчица. Ты рубила дрова — я готовлю. Так что помалкивай и наслаждайся. Хорошо?

— Хо… хорошо.

Только все оказалось не совсем хорошо. Более странного ощущения Бетти не испытывала никогда в жизни. И становилось все более странно.

Как только Кати мирно уснула на большой кровати Бетти, та осталась одна в доме с Келлом — осиротевшие животные не в счет. К удивлению Бетти, ее омлет был наполовину готов: белки отделены от желтков, травы порублены и ее самая большая сковорода грелась на плите. К еще большему ее удивлению, на столе красовалась открытая бутылка белого вина.

— Это не мое, — настороженно проговорила Бетти, приподнимая бутылку «Шардонэ» и обследуя ее, как обследовала бы муравейник. — Где ты нашел ее?

— У себя в машине, конечно, — откровенно ответил Келл. — Я всегда приезжаю подготовленным. Не угодно ли переодеться к ужину? — Он многозначительно посмотрел на ее потертые джинсы.

— Зачем? — Бетти тяжело опустилась на стул и метнула на него испепеляющий взгляд. Вино… Переодеться к ужину… Что еще он предложит? Чтобы она натянула на себя вечернее платье? Она прикусила губу и тряхнула головой. — Я уже мыла руки, — с некоторым вызовом сообщила она. — Что еще ты хочешь?

Келл моргнул — и усмехнулся.

— Я встречал женщин, которые проводили часы перед туалетным столиком. — Голос Келла звучал явно одобрительно. Он отсалютовал ей веничком для яиц. — Значит… ты помыла руки и уселась за стол — в готовности к лучшему ужину в своей жизни.

— К лучшему ужину в жизни? Да, от скромности ты не умрешь, — изрядно нервничая, парировала Бетти. — Пожалуй, я откажусь от вина, спасибо.

— Почему?

— Потому что…

— Потому что не доверяешь себе? — Келл улыбнулся, и сама его улыбка была нежной лаской. У Бетти немедленно перехватило дыхание. — Бетти, но почему же ты так мало доверяешь мне? Клянусь, я не буду соблазнять тебя.

— Я знаю…

— Похоже, что ты не знаешь. — Улыбка Келла стала еще нежней, когда он начал взбивать яйца. — Бетти, ты должна поверить в собственную безопасность. Кроме того, у тебя в запасе очень эффективный антисоблазнительный взгляд, твоя веранда обильно удобрена пометом валлаби, в твоей постели не найдется места для меня — там уже спят Колокольчик и разнообразные животные. Твой двор так зарос, что мне потребовалось бы мачете, чтобы расчистить место для гнездышка, а земля перед верандой вся в колючках. Я проверял. Таким образом… разумный человек знает, где споткнется, и я знаю, что буду бит.

— Но… разве ты бывал бит? — прошептала Бетти. — Я полагала, твой способ обольщения действует исправно.

Рука Келла замерла. Яйца наполовину взбиты и забыты.

— Бетти, за кого ты меня принимаешь? — с любопытством спросил Келл. — Похоже, ты держишь меня за какого-то дамского угодника.

— Я этого не говорила.

— Ты это подразумевала.

— Ну… — Бетти разглядывала выскобленные доски стола и не могла поднять глаза. — Я думала… ты богат и привлекателен… и ты ясно объяснил, что отрицаешь брак кроме как по расчету. Мне показалось… ну, ты не голубой…

— Нет, Бетти, я не голубой. — Келл наклонился над столом и приподнял рукой ее подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Неужели ты могла такое подумать?

— Нет, — прошептала Бетти. — В этом я не сомневалась. Но… я имею в виду, когда ты поцеловал меня…

— Ты намекаешь, что я целуюсь с каждой хорошенькой женщиной, которая попадется мне на пути? — Он кивнул, освободил ее подбородок и продолжил взбивать яйца. — Наверное, я заслуживаю подобного отношения. Но нет, Бетти, я не соблазняю мимоходом. Я поцеловал тебя, потому что ты была слишком желанна, чтобы выразить словами; но я прогнал это желание, едва ощутил его. Я выучил наизусть, что нельзя принимать жизненно важные решения, находясь во власти эмоций.

— Я — не жизненно важное решение, — прошептала Бетти, и рука Келла снова замерла.

— Нет. Полагаю, что еще нет, — мягко проговорил он. — Когда я предложил тебя выйти за меня замуж… ну, это был вопрос здравого смысла.

— Не вижу никакого здравого смысла.

— Для меня был, — поправил ее Келл. — Я полагал, что и для тебя, но ты решила иначе. Ты еще не научилась отделять голову от сердца, Бетти Листер. Это трудный урок.

— Но ты выучил его.

— Да, я выучил его, — согласился Келл. Его голос был лишен эмоций. — Каждому в конце концов приходится. И мне так кажется, что чем дольше тянется этот урок, тем труднее дается. Таким образом…

— Таким образом?

Келл вздохнул.

— Таким образом, помалкивай, Бетти, и позволь мне заняться омлетом. Забудь на время и о голове, и о сердце и сосредоточься на действительно важных предметах.

— Например?

— Например, на желудке. — Он улыбнулся, словно отгоняя нежеланные мысли. — Перед тобой бокал вина, прекрасная Бетани. Даже твоя головка должна убедить тебя, что в одном бокале нет никакой опасности.

В одном бокале, возможно, нет. Бетти смотрела на мужчину перед собой и знала, что опасность повсюду. Опасность…

Опасность влюбиться так сильно, что потом никогда не освободиться из этих пут. Опасность разорвать себе сердце от любви и желания.

Этот человек в прошлом усвоил какой-то страшный урок. Возможно, его детство было омрачено войной между родителями. Возможно, была в его жизни связь, о которой она может только догадываться. Но Бетти начала смотреть на Келла Халлама совершенно новыми глазами. Она увидела перед собой не только мужчину, который опасен для ее душевного спокойствия, но и человека, который так же одинок — и, возможно, эмоционально опустошен, — как и она.