— Что ты собираешься делать? — Келл взял бумаги. Его голос не выражал ничего — словно вся сцена ничуть не тронула его.

Бетти прошла к двери и оглянулась. Ей чудом удалось найти в себе следы гордости и гордо вскинуть голову.

— Что я буду делать, тебя не касается, Келл Халлам. Уже не касается. Я только хочу уехать подальше от тебя и… и начать сначала.

— Документы будут здесь, если ты передумаешь.

— Не передумаю, — спокойно сказала Бетти. — В некоторых вещах я еще упрямей тебя. — Она пожала плечами. — И, возможно, глупей!

Бетти покинула Келла в полной уверенности, что он остался все так же холоден. Ее представление о состоянии Келла было далеко от истины.

Когда она ушла, Келл долгое время сидел не шевелясь. Сидел, положив голову на руки и тупо глядя на закрывшуюся дверь.

Неужели это безумие — то, что он сделал? Прогнал Бетти?

Келл выставил перед собой щит и не собирался опускать его, хотя сердце кричало, что он совершает ужасную ошибку.

— Я не могу рисковать малышкой, — произнес он вслух, но его слова не убедили даже тишину.

Он должен опустить щит… Догнать Бетти… Взять ее на руки, прижать к своему сердцу и любить…

И снова подставить себя, лежать поверженным и ждать, когда придет боль.

А она уже пришла. Боль окружала его со всех сторон.

— Ты — дурак, грубиян, идиот! — кричал он в тишину, и никто не отвечал ему. Никто не опровергал обвинений.

Вдруг я полюблю ее, а она уйдет, снова пытался убедить себя Келл — пытался убедить того, молодого Келла Халлама, который сделал катастрофическую ошибку, когда выбрал себе жену, и который расплатился за это жизнью своей дочери. Воспоминания о потере нарастали и грозили раздавить его. Эта волна воспоминаний приковала его к креслу. Не позволяла броситься к двери следом за Бетти.

Бетти не сделает ему больно. Не сделает больно Кати. Боже мой, Халлам, доверься себе. Доверься своим чувствам. Она… она одна такая на миллион. На миллиард…

Ты доверился своим чувствам и женился на Джоанне. Вспомни, что из этого вышло.

Здесь все по-другому. Бетти другая…

Но вдруг ты делаешь еще одну ошибку… Снова подвергаешь себя опасности… Рискуешь Кати… Снова полюбить и потерять — путь к безумию.

— Почему Бетти не зашла ко мне?

Эти слова, произнесенные жалобным шепотом, прервали диалог Келла с самим собой и болезненным рывком вернули к реальности. Он прогнал из памяти искаженное горем лицо Бетти и увидел в дверях Кати. Ее глаза были полны растерянности.

— Колокольчик…

— Я видела Бетти, — сказала Кати. — Видела ее из своего окошка, но она села в свою машину, а когда я выбежала во двор, она уже уехала. И не зашла ко мне.

— Еще не прошел месяц, — смущенно проговорил Келл. — Она сказала, что приедет через месяц.

— Но она была здесь сейчас. Она приезжала сейчас. Почему же не осталась?

— Кати, Бетти не принадлежит нам, — монотонно произнес Келл. Он поднялся и подошел, чтобы взять девочку на руки. — Колокольчик, здесь живем только ты и я. Мы… мы — семья. Бетти — действительно милая леди, но она лишь гостья. Не… не одна из нас.

Удивительно, насколько удручающе прозвучало это резонное замечание.

Кати встряхнула головкой.

— Бетти — одна из нас, — твердо сказала она. — Дядя Келл, Бетти плакала. Я из окна видела, что она плачет. Она плакала, и я хотела ее пожалеть. Но она уехала, и я не могла догнать ее. Дядя Келл, мы нужны Бетти, и она нужна нам.

— Нам не нужна…

— Нужна, нужна, дядя Келл. — Голос Кати внезапно окреп. Она завертелась, требуя, чтобы ее опустили на пол, и Келл уступил. Его маленькая племянница стояла перед ним, и ее личико из расстроенного сделалось сердитым. — Нам нужна Бетти, — громко, обвиняя, заявила она. — Бетти — это наша Бетти. Она жалеет нас, любит нас, она делает нас счастливыми. Когда она здесь, все равно, что мамочка снова здесь. И ты смеешься, и она смеется, и даже собаки любят Бетти. Даже когда перепачкалась в грязи, она все равно была красивой. Мы любим ее, а ты прогнал ее, не дав заглянуть ко мне…

— Я не прогонял ее…

— Нет, прогнал. — В голосе Кати звучала обида. Слезы наполнили ее глаза и потекли по щекам. — Прогнал, прогнал, — повторяла она. — Потому что Бетти не уехала бы, если бы ты не прогнал ее. Даже не заглянула ко мне. Я знаю. Знаю, потому что… потому что Бетти любит нас. Любит! И если ты не знаешь, то… то… то ты — дурак!

Голос девочки сорвался в рыдания. Она бросила на Келла последний сердитый взгляд и убежала.

И Келл остался в одиночестве. Он стоял и смотрел вслед племяннице, и детские слова эхом отдавались в его голове.

Бетти не уехала бы, если бы ты не прогнал ее.

Боже мой…

Это абсолютная истина. Келл знал это, как всегда знал истинные намерения Джоанны. Он всегда знал, что Джоанна уйдет.

И всегда знал, что Бетти останется.

И если ты не знаешь, то ты — дурак!

Ты обманываешь себя, Келл Халлам, беспощадно повторял он себе. Ты понимаешь, что она любит тебя и Кати. Но все же прогнал ее. Ты — дурак, дурак, дурак. Ты заставил ее плакать, заставил уйти от тебя.

Так верни ее. Господи, догони ее. Верни. Люби ее…

Келл сделал шаг к двери, но в этот момент зазвонил телефон.

Бетти нажала на акселератор, как только выехала за ворота, стремясь как можно быстрее и дальше убраться от Келла Халлама, но расстояние не могло облегчить боль.

Ее грузовичок сам находил дорогу к ферме. Именно так — потому что Бетти не управляла им. Позже она едва ли могла вспомнить дорогу домой. То, что она не разбилась, — само по себе чудо.

Что дальше? Что дальше? Сердце задавало один и тот же вопрос, но ответа на него не было.

Был в некотором роде ответ, когда она приехала на ферму. Ее ждал Лайл. Ее почти забытый женишок объявился собственной персоной.

Кузен Бетти, похоже, дожидался давно. Не было никаких признаков его присутствия, когда Бетти подъехала к дому, — очевидно, он поставил машину не на виду, — но едва она распахнула дверь, как обнаружила Лайла, сидящего за кухонным столом с тарелкой яичницы и тостов перед ним.

Лайл…

Так много хотела высказать Бетти своему кузену! Весь свой гнев… Вместо этого язык онемел от горя. В голове крутилась единственная мысль: Лайл ест ее обед и ужин.

Лайл ест ее яйца, возмутилась Бетти, совершенно иррационально реагируя на наименьшую из всех неприятностей. Ее яйца! И это после всего, что он пытался сделать с Кати… Как смеет он сидеть здесь и есть ее яйца — яйца, собранные Кати и поджаренные на дровах из того дерева, которое помог свалить ей Келл…

События последних нескольких часов все еще преследовали ее, и все чувства Бетти нашли выход в почти безрассудном гневе. Во всем виноват Лайл. Во всем!

Она каким-то чудом удержалась, чтобы не броситься через кухню к столу и не перевернуть тарелку с едой на безукоризненный костюм своего кузена. Вместо этого она заставила себя встать в дверях и придать голосу ледяное спокойствие.

— Ты…

— Бетти. — Лайл с отвращением отодвинул тарелку и поднялся ей навстречу. — Ты приехала как раз вовремя. Где, черт возьми, тебя носило?

— Это не твое дело, Лайл.

— Нет?

Совершенно внезапно гнев Бетти уступил место страху. Лайл Мэйбери был толстоват, лысоват и не слишком высок, но взгляд его глаз в этот момент не был взглядом любящего кузена. Его взгляд был наполнен ничем не разбавленной злобой.

Бетти видела этот взгляд и раньше, и сейчас уговаривала себя, что ее кузен перерос свои ужасные детские вспышки злобы, но абсолютно не была в этом уверена.

— Это мое дело, Бетти, — проговорил Лайл шелковым голосом. Он прошел мимо нее, вытянул руку и захлопнул дверь. — Ты подставила меня. Из-за тебя я могу потерять два миллиона долларов.

— Это не твои деньги, Лайл. — Бетти осторожно отодвинулась, не отводя глаз от его лица. — Не знаю, какой трюк ты выкинул, чтобы заставить старика отписать тебе состояние…

— Мой трюк — не твое дело, — огрызнулся Лайл. — Будто там есть что-то твое. Старику некому было завещать свое барахло.