Но на главный вопрос — о сроках японского наступления на сухопутном фронте — ответов пока не было. «Однако это ж-ж-ж-ж неспроста», — подумал я и велел передать кодированный сигнал, по которому группа фармацевтов в Чемульпо перейдет к масштабной диверсионной деятельности.
До Омска мы долетели без приключений. Новостей с фронта тоже не было. Зато местный генерал-губернатор откуда-то прознал о моем прилете и явился, жертва субординации, лично засвидетельствовать свое почтение! А у меня здесь даже не было филиала шестерки, чтобы расследовать, откуда возникла утечка сведений и кто уже в курсе, что я тут нахожусь…
Правда, сопровождающий губернатора жандармский ротмистр показался мне не дураком, и я, отведя его в сторонку, поинтересовался: не засиделся ли он в небольших чинах? И если да, то почему бы ему не выполнить приказ государственного канцлера и не пресечь дальнейшее распространение сведений о моем появлении? Да заодно и разобраться, откуда они вообще появились… Новой власти очень нужны энергичные люди, напутствовал его я.
А с его превосходительством мы выпили по рюмочке — я простой водки, он — так уж получилось — с реланиумом… Превосходительство было довольно пожилое, и ему хватило. Убедившись, что здоровью губернатора ничто не угрожает, но просыпаться он будет уже после моего отлета, я прилег вздремнуть часа на четыре.
Перелет в Красноярск и недолгое пребывание там прошли спокойно. Следующая посадка была в Иркутске, где имелся и узел связи, и мощный филиал шестого отдела, да вообще много чего. Так что там я надеялся узнать самые свежие новости — и таки узнал…
Несколько часов назад японцы начали решительное наступление и на Ляодунском перешейке, и под Лаоляном. Перешеек держится, а вот у Куропаткина, кажется, дела обстоят нелучшим образом. Настолько нелучшим, что Новиков, начальник иркутского филиала шестерки, узнав, что я теперь собираюсь лететь прямо в Мукден, выразил сомнения: а не окажется ли он к моменту прилета в руках японцев?
— Ну это вы зря, — хмыкнул я, — Куропаткин, конечно, человек способный, но за сутки с хвостиком не только добежать от Лаоляна до Мукдена, но еще и успеть сдать этот Мукден ни у кого не получится. А вы пока отправляйте пару новых «кошачьих» моторов во Владик, из Мукдена я все-таки полечу туда…
Последний этап перелета за штурвалом сидел я — это была предельная дальность для данного самолета, и требовалось умение лететь в наиболее экономичном режиме, так что и автопилот включать было нельзя. К концу шестого часа я уже порядком устал, а указатель уровня топлива уютно улегся стрелкой на ноль, но тут впереди показалась мачта с полосатым чулком на ней — первый аэродром второй авиадивизии. Михаил, ясное дело, был на месте и встречал меня.
— Ну что все-таки тут стряслось? — спросил я сразу после приветствия.
— Не понимаю я Куропаткина, — пожал плечами комдив номер два. — Японцы начали наступление на правом фланге. Он подтянул туда резервы, но в это время японцы ударили еще и слева, прорвали нашу линию обороны и продвинулись на пять километров…
— Простите, что перебиваю, — не понял я, — она что, эта линия, была одна?
— В том-то и дело.
Я уже собрался было в резкой форме спросить у него: а он-то куда смотрел? Если Куропаткин его не слушал, почему у меня в Артуре весь стол не был завален докладами Мишеля про это безобразие? Но тут обратил внимание, что с моим собеседником что-то не так. Выглядел он как-то неправильно, непохоже на себя…
— Так, это потом, — остановился я, — лично с вами что творится?
Мишель тоже остановился, как-то по-детски глянул на меня и всхлипнул:
— Наташа погибла… вчера утром…
— Та-ак… Вы сейчас можете ясно рассказать, как это произошло? И почему? Если да, то пройдемте в КДП, и там я вас выслушаю.
«А если нет, — мысленно продолжил я, — то мне придется думать, кем тебя заменить и под каким предлогом отправить отсюда на фиг…»
— Когда левый фланг побежал…
— Уточните, начал отход или действительно побежал?
— Побежал! — почти крикнул Мишель. — Какой отход, они драпали, бросая пушки…
«Блин, да что же у них тут такое творится, — тоскливо подумал я. — Одна линия обороны, и это после четырех месяцев сидения на месте! И на ней — пушки…»
— Я приказал второму полку лететь на бомбометание по наступающим японцам — они шли густыми цепями.
«Так, дальше ясно, — подумал я. — Первая эскадрилья отбомбилась, японцы прекратили преследование и приготовились стрелять вверх…»
— Она была во второй или в третьей эскадрилье? И с какой высоты производилось бомбометание?
— В третьей… С трехсот метров… Да не выбирайте вы слова! Это я ее убил — сам приказал не эшелонироваться по высоте, а бомбить с минимальной, японцы наступали двумя компактными цепями, с километра в них было не попасть… И все четыре «бобика» я загнал на высоту, запретив штурмовку пехоты, потому что в этом районе иногда появлялись «спиты»!
— Последний вопрос — в тот раз они появились?
— Да, три штуки…
«Опа, — в обалдении подумал я. — Последняя новость, полученная мной из Иркутска уже в воздухе, гласила: под Лаоляном сбито три „спитфайра“, один лично Михаилом, у нас потеряно два „пересвета“ и один „бобик“».
— Это были какие-то не совсем обычные «спитфайры», — продолжил Михаил, — крыло без «чайки» и скороподъемность почти как у «бобиков»… И летчики там почти как наши, не та зелень, что летала до этого…
«Ну вот, — думал я поздним вечером, — Мишеля не снимать, а награждать надо. Правда, сейчас нельзя — больно уж эта награда будет напоминать ему о том, за что получена…»
В общем, если бы не своевременный налет второго полка, то неизвестно, чем бы оно все кончилось. А так японцы малость подрастеряли наступательный порыв, а наши смогли закрепиться в подходящей складке местности. Но Куропаткин, видя явную угрозу окружения, скомандовал отход… Если бы у него получился именно отход, то оно бы и ладно, но организованным это действо оказалось только местами. В результате наши потери составляли около трех тысяч человек только убитыми. То, что японцы потеряли как минимум вдвое больше, ничего не значило — при таком соотношении потерь, если оно продолжится, лучше сразу бежать к японцам с предложением мира и половины Сахалина в придачу…
Вспомнилось недавнее посещение Куропаткина. Я начал встречу с того, что выложил на стол мощную бумагу, написанную Гошиной рукой. Там просто и ясно было сказано, что на Дальнем Востоке канцлер Найденов является полномочным представителем императора. Все отданные им приказы приравниваются к императорским со всеми вытекающими последствиями…
Главком мельком глянул в текст и поднял на меня красные от недосыпа глаза:
— Слушаю вас, ваша светлость…
— Покажите мне обстановку на теперешний момент.
Он показал. В общем, все было не так уж плохо — развивать успех японцы не стали, хотя и могли.
— Терпимо, — резюмировал я, — если бы еще первая армия отступила в чуть большем порядке, было бы совсем замечательно… Теперь что касается будущего. Мукден сдавать нельзя — больно уж тут много запасов, и пятой части не вывезти. Значит, придется его оборонять. Я даже допускаю, что в окружении.
— Но это же бессмысленно! — воскликнул генерал-адъютант.
— Наоборот, если бы японцы на такое пошли, это было бы замечательным подарком. Запасов всего тут на год сидения в осаде. Подвоз подкреплений продолжается, до Харбина противнику не дотянуться, имея в тылу всю нашу армию… Значит, через некоторое время в Харбине формируется ударный кулак из лучших частей, и тогда в интересном положении оказываются как раз японцы. Вот только, боюсь, не хватит у них дурости Мукден окружать… Значит, надо укрепиться в Мукдене. Укрепиться — это значит зарыться в землю так, чтобы было не выковырять никакими силами! Позади первой линии обороны, в паре километров — вторая такая же. Она есть — начинаем копать третью, и так далее… Да, кстати, будьте любезны выслушать первый приказ. Если к моменту начала боевых действий у какой-то части не окажется оборудованной второй линии обороны, ее командир подлежит расстрелу. Исключения могут быть, на войне всего не предусмотришь, но они должны сопровождаться объяснительной запиской от вышестоящего начальника на мое имя. Если доводы покажутся мне неубедительными, расстрелян будет автор объяснительной. Все понятно? Кстати, почему у вас до сих пор не организован штрафбат? Чем стрелять народ, лучше сорвать погоны, и туда…
