– Не хочу! Пустите меня, пустите! – осужденный почувствовал, что его крепко держат и все ближе подводят-подталкивают к бронзовой статуе.

В груди все застыло. Волосы шевелятся на голове… Перед глазами – все, все прошлое, вся жизнь, молодая, кипучая, радостная, с песнями, с любовью, цветами, с воздухом и солнцем.

– Говорите, повторяйте за мною, сын мой: «Обручаюсь я с тобою на жизнь Вечную, Святая Мария».

– Salve, o Santsssima [24]… – грянули иезуиты, но в эту секунду громовой голос покрыл голоса певших:

– Стойте! Ни с места, проклятые злодеи!!!

Быстрее молнии из-за колонны выскочил Путилин и одним прыжком очутился около осужденного

– Вы спасены, вы спасены, бедный граф! Мужайтесь!

Крик ужаса огласил своды инквизиторского логовища иезуитов. Они отшатнулись, замерли, застыли. Подсвечники со звоном выпали из рук палачей. Лица… нет, это были не лица, а маски, искаженные невероятным ужасом.

Путилин быстро разрезал веревки. Граф чуть не упал на плиты в обморок.

– Ну-с, св. отцы, что вы на это скажете?

Оцепенение иезуитов еще не прошло… Это были живые статуи.

Путилин вынул два револьвера и направил их на обезумевших от страха тайных палачей св. ордена.

– Итак, во славу Божию, вы желаете замарать себя новой кровью невинного мученика? Браво, негодяи, это недурно!…

Первым пришел в себя его эминенция.

– Кто вы? Как вы сюда попали?… – пролепетал он дрожащим голосом.

– Кто я? Я – Путилин, если вы о таком слышали.

– А-а-ах! – прокатилось среди иезуитов.

– А попал я сюда вместе с вами, участвуя в вашей процессии.

– К… как?

– Так. Я ведь не только Путилин, но и о. Бенедикт! – злобно расхохотался великий сыщик.

– Негодяй… предал!… – бешено вырвалось у монахов.

– Вы ошибаетесь. О. Бенедикт и не подозревает о моем существовании. Он преблагополучно беседует с графом Сигизмундом Ржевусским.

Молодой человек целовал руки Путилину.

– Что вы? Что вы? – отшатнулся Путилин.

– Вы спасли меня от смерти. Но от какой? Я ничего не мог понять.

– Вы… вы ошибаетесь, граф! – вдруг ласково обратился его эминенция к графу. – Все это – святая шутка, чтобы попугать вас… Мы и в мыслях не имели убивать вас… Вас решили наказать за ваши дерзости по адресу духовных лиц.

– Шутка? Вы говорите: шутка? Ха-ха-ха! Хороша шутка! Я вам сейчас покажу, какая это шутка. Не угодно ли вам, ваша эминенция, поцеловать Бронзовую Деву?

– Зачем… к чему… – побледнел важный иезуит, отшатываясь от статуи.

– А, вы не хотите? Вы трясетесь? Ну, так смотрите.

И Путилин, подняв с пола длинный факел, шагнул к статуе.

– Не ходите! Не смейте трогать! – закричал иезуит, бросаясь к Путилину.

– Ни с места! Или даю вам слово, что я всажу в вас пулю.

Он нажал факелом на бронзовые уста статуи, и в ту же секунду руки Бронзовой Девы стали расходиться, и из них медленно стали выходить блестящие острые ножи-клинки. Но не только из рук появилась блестящая сталь. Из уст, из глаз, из шеи – отовсюду засверкали ножи. Объятия раскрылись, как бы готовые принять несчастную жертву, и затем быстро сомкнулись.

– Великий Боже! – простонал молодой граф.

– Вот какой поцелуй готовили вам палачи! В ту секунду, когда вы прикоснулись бы к устам Бронзовой Девы, то попали бы в чудовищные объятия. В ваши глаза, рот, грудь, руки вонзились бы эти острые клинки, и вы медленно, в ужасных мучениях, испустили бы дух.

Угрожая револьвером, Путилин выбрался со спасенным графом из мрачного логовища иезуитов.

Негласное секретное расследование уже не обнаружило статуи Бронзовой Девы. Очевидно, ее немедленно куда-нибудь убрали или совсем уничтожили.