Отсюда, из Испании, в октябре 1869 года, как читателю известно, издатель газеты неожиданно вызвал Стенли в Париж и предложил ему отправиться в Центральную Африку на розыски известного английского путешественника Давида Ливингстона, который еще в конце 1866 года, покинув озеро Танганьика, углубился в места, где еще никогда не ступала нога европейца. С тех пор никаких сведений о нем в Европу не поступало.

Отправиться в первое большое африканское путешествие Стенли пришлось лишь в начале 1871 года, так как издатель газеты поручил ему до экспедиции в глубь Африки побывать на открытии Суэцкого канала, в Иерусалиме, Турции, Крыму, Одессе, Тифлисе, Персии и, наконец, в Индии. Только выполнив эту обширную программу, Стенли получил возможность приступить к подготовке спасательной африканской экспедиции. Не имея опыта снаряжения столь сложной экспедиции, Стенли прежде всего постарался перечитать описания всех экспедиций в

Африку, но ни в одной книге не нашел нужных указаний о снаряжении. Тогда он решил действовать по своему усмотрению. Прежде всего расспросил арабских купцов, торгующих слоновой костью, об условиях путешествия по внутренним областям Африки и на основании этих сведений составил план и смету экспедиции. Стенли с энтузиазмом взялся за дело с твердой уверенностью во что бы то ни стало достигнуть цели. Его увлекла мысль проникнуть в тайны еще неведомых центральных районов африканского материка.

...Путешественник высадился на восточном берегу Африки, в Багамойо — небольшой гавани, расположенной против острова Занзибара. Стенли понимал, что успех экспедиции во многом зависел от ее подготовки, поэтому он особенно тщательно запасся продовольствием, лекарствами, оружием, а также различными безделушками для меновой торговли — бусами, медной проволокой, материей и т. п. Немало хлопот стоило нанять вооруженный конвой и многочисленных носильщиков.

Наконец, экспедиция в составе 192 человек была сформирована. Стенли разбил ее на пять самостоятельных караванов, которые один за другим отправлял в глубь Африки.

21 марта 1871 года с последним караваном сам путешественник выступил на запад.

...Кончились обработанные поля, на которых зрели арбузы, огурцы, маниок... Тропинка пошла через тростниковое болото, сменившееся затем акациевой рощей; далее взору путешественников открылась бесконечная травянистая степь. Повсюду виднелись разбегавшиеся при приближении каравана антилопы. Солнце нестерпимо жгло.

Вскоре Стенли достиг мутной реки Кингани, в которой водились бегемоты. Перейти реку оказалось далеко не простым делом. Пришлось строить мост, на что ушло много драгоценного времени. Из воды то и дело показывались огромные головы бегемотов.

В травяных зарослях встречались всевозможные птицы, среди которых преобладали цесарки, золотые фазаны, кулики, ибисы... Тропинка, сильно извиваясь, то поднималась по склону холма вверх, то спускалась в долину, поросшую кустарником и небольшими рощицами.

Сознание того, что путь, по которому шли, в то время еще не посещался ни одним европейцем, доставляло Стенли большое удовлетворение.

В течение многих дней перед путешественниками расстилались зелеными волнами все те же холмистые, уходящие к западу параллельными грядами беспредельные травянистые пространства с разбросанными тут и там рощами и густым колючим акациевым кустарником.

На ночлег караван обычно останавливался в деревнях.

Однажды, чтобы добыть к ужину мясной пищи, Стенли вышел из лагеря и углубился в кустарниковые заросли.

Пока он двигался по проложенной антилопами тропе, все шло хорошо, но вот он потерял след и вскоре окончательно заблудился. Определив при помощи компаса направление, попытался идти напрямик к деревне, но, как только вступил в кустарник, ветвь акации зацепилась за его брюки и разорвала их. Это было лишь начало бедствий; вскоре Стенли на четвереньках, подобно собаке, пробирался через цепляющийся со всех сторон кустарник, не оставивший в конце концов на его платье ни одного живого места. В спертом, душном воздухе густых зарослей было жарко; градом лил пот, который вымочил лохмотья Стенли так, будто он попал под сильный ливень. Выбравшись на тропинку, путешественник дал себе слово никогда больше не проникать в чащу африканских кустарниковых зарослей.

С каждым днем природа Африки раскрывала перед путешественником все более величественные и прекрасные стороны. Но путешествие омрачали начавшиеся болезни; слег в сильной лихорадке переводчик, затем повар, портной и другие; погибли и обе лошади Стенли. Физические и нравственные силы людей истощались. Началось дезертирство и воровство. Все чаще приходилось останавливаться на отдых.

Между тем дорога ухудшилась. Травянистые саванны кончились, и теперь путь лежал через кустарниковые заросли, насыщенные ядовитым резким запахом гниющих растений. По обе стороны узкой тропы стеной возвышались колючие растения, поминутно задевавшие за вьюки.

В непосильной борьбе с препятствиями люди и животные выбивались из сил.

Временами путешественники встречали толпы закованных африканцев, которых гнали на восток для продажи в рабство. Цепи были так тяжелы, что на них можно было бы вести слонов.

Наступил период дождей. Маленькие ручьи превратились в бурные реки, а равнины — в непроходимые болота.

Однако Стенли, как только прекращался дождь, продолжал двигаться к цели, переправляясь подчас по шатким мостам через топи и сильно разлившиеся реки. Размокшая от дождей почва прилипала к ногам людей и животных, затрудняя ходьбу и вконец изматывая их силы.

Холмистая равнина сменилась горами. Здесь Стенли повстречался с большим караваном носильщиков, нагруженных слоновой костью. Во главе каравана был знакомый Стенли араб, он сообщил ему первые сведения о Ливингстоне. Араб встретил старого путешественника на берегу озера Танганьика, в Уджиджи, и около двух недель прожил в соседней с ним хижине.

Дожди не прекращались, и путешественники шли под вечно плачущим небом по бесконечным, затопленным водой пространствам. Ослы, погружаясь в ил, словно пускали в него корни; только плетка заставляла их двигаться дальше. Едва удавалось каравану пересечь равнину, как дорогу неожиданно преграждал наполненный водой овраг.

Приходилось развьючивать ослов, перетаскивать их через поток и на другом берегу снова нагружать. Такие препятствия встречались на каждом шагу. Иногда шли по глубокой воде в течение нескольких часов. Можно смело утверждать, что караван двигался по непроходимой в это время года саванне.

Наконец, через 39 дней дожди прекратились. Дорого обошлась экспедиции эта борьба с болотами и дождем!

В караванах было много больных, продукты и снаряжение промокли и гнили, силы людей и животных были на грани полного истощения, много ослов погибло. Сам Стенли сначала болел лихорадкой, а затем дизентерией, которая чуть не свела его в могилу. Он горько сожалел, что предпринял путешествие незадолго до начала дождливого периода.

Экспедиция подошла к большому селению, окруженному толстым глиняным валом, из-за которого виднелись конусообразные кровли домов, построенных из бамбука и стволов пальм. По каменистому руслу журчала река; она невольно манила к себе усталого путника прозрачной, как хрусталь, водой.

Дальнейший путь снова пролегал через горы. Начались изнурительные подъемы на вершины и спуски в сумрачные глубины низко лежащих долин, поросших камышом, тростником и терновником. На крутых склонах гор лепился жесткий тамариск, мимозы и акации.

Трудности пути подорвали здоровье и сломили волю двух белых помощников Стенли. Они плохо исполняли его приказания и в конце концов стали обузой для экспедиции. Однажды на биваке, когда Стенли уже лежал в постели, он услышал выстрел. Пуля пробила его палатку и пролетела всего лишь в нескольких дюймах над ним.

Выскочив из палатки и узнав от сидевших у костров носильщиков, что выстрел был сделан из палатки его белого спутника, он пошел к нему. Стрелявший притворился спящим. Выдало преступника еще не остывшее ружье.