Гераклит, стилю мышления которого было присуще образно-художественное и пластически-скульптурное восприятие действительности, выдвигал на первый план объективный космос, представлявший собой воплощение стройности, меры и гармонии. Как пишет В. Ф. Асмус: «Прекрасен, по Гераклиту, прежде всего сам мир — и в целом, и в своих частях, и в своих последних материальных началах. Мысль о том, что пропорции мироздания могли бы оказаться чуждыми красоте, случайным соединением ничем между собой не связанных частей или элементов, кажется Гераклиту абсурдной» (5, 21). Для Гераклита космос — это своего рода произведение искусства, не созданное, правда, «ни богами, ни людьми». Поэтому можно было бы ожидать, что, по Гераклиту, космосу (природе, миру, миропорядку) как универсальному произведению искусства должно подражать всякое человеческое techne (искусство, ремесло), так как в античности было «почти традицией толковать искусство как „подражание природе“, и многие ставили искусство даже ниже природы, поскольку оно творит не живые вещи и существа, а только их художественные воспроизведения» (Лосев, 32, 177). Однако, судя по всему, Гераклиту был неведом взгляд на искусство как на «подражание природе». Во всяком случае он не разделял народные представления о том, что искусство (ваяние), изображая богов, воспроизводит их облик. Поэтому эфесец нападает на тех, кто, принимая за богов их изображения, обращается к «этим статуям с молитвами»; последнее равносильно тому, как если бы «кто болтал с домами», ибо люди не ведают, каковы «боги и герои» (В 5). Иначе говоря, антропоморфные (и всякие иные) изображения богов не представляют самих богов и тем более не являются «подражанием» богам, их облику.

Греческое искусство, «подражая» природе, создавало произведения, в которых стройность и внутренняя согласованность частей превосходили прекрасное и гармоничное в самой природе. Это значит, что эстетическая мысль греков не принижала (хотя в отличие от эстетических теорий нового и в особенности новейшего времени не абсолютизировала) роли художника-творца. Во всяком случае по духу своего учения Гераклит видел назначение художественного творчества в воспроизведении (и «теорийном» осмыслении) того прекрасного и гармоничного, что «таится», или «скрывается», в окружающем мире и далеко не всегда дает о себе знать непосредственно. «Природа любит таиться» (В 123); «Скрытая гармония лучше явной» (В 54). «Природа» (physis) у Гераклита — это внутреннее бытие вещей, ее сущность, т. е. то, что «скрыто» пребывает за явлениями и недоступно чувственному восприятию. Отсюда следует, что раскрытие «скрытого» возможно на пути художественно-интуитивного постижения (и «теорийного» уразумения) того, что каждый элемент (каждая вещь и всякое явление) мира, будучи частью единого мира-космоса, так или иначе выражает, символизирует единое и всеобщее целое, точнее, «знаками показывает» (semanei) на сущность всеобщего миропорядка. Поэтому задача художника (и философа), по Гераклиту, могла бы состоять в том, чтобы за единичным видеть всеобщее, за внешним внутреннее, за явным «скрытое». Понятно, что для Гераклита (которому к тому же присущ архаический стиль мышления) река, война, лук, лира и даже «вечно живой» космический огонь — это не только (и не просто) вещи и явления действительности, но также живые художественные образы и символы-знаки, раскрывающие (для тех, кто умеет их разгадывать) всеобщее состояние мира и самой жизни. «Владыка, чье прорицалище в Дельфах, не говорит и не скрывает, но знаками показывает» (В 93).

В одном из гераклитовских фрагментов, который, возможно, является вольным пересказом мысли эфесца, сказано: «Враждующееся сходится, из расходящихся — прекраснейшая гармония, и все возникает из распри» (В 8. Ср. В 10, В 51, В 80). Таким образом, прекрасное, как и гармония, представляет собой единство противоположностей. Мысль Гераклита о гармонии как универсальном принципе всего сущего впоследствии была использована Аристотелем. Утверждая, что гармония как единство противоположностей составляет фундамент природы, общественной жизни и человеческих отношений, а также основу всех искусств, Аристотель, в частности, пишет: «Также и искусство, по-видимому, подражая природе, поступает таким же образом. А именно живопись делает изображения, соответствующие оригиналам, смешивая белые, черные, желтые и красные краски. Музыка создает единую гармонию, вмешав в [совместном пении] различных голосов звуки высокие и низкие, протяжные и короткие. Грамматика же из смеси гласных и согласных букв создала целое искусство [письма]. Та же самая [мысль] была высказана у Гераклита Темного: „Соединения бывают всего и не всего, сходного и различного, созвучного и разнозвучного; из всего — единое и из единого — все“» (В 10).

Для Гераклита космос — «прекраснейшая гармония» (В 8), мера и стройность. Даже материальному носителю космоса — вечно живому огню — присущи мера и ритм, мерное и ритмическое возгорание и угасание (В 30), мерное превращение огня в остальные природные стихии (В 31. Ср. В 90). Однако у Гераклита гармония — это всего лишь одна сторона космоса и самой человеческой жизни; она немыслима вне и независимо от своей противоположности — борьбы. Гармония, связывая и соединяя разрозненное и расходящееся, определяет единство космоса, его устойчивость и упорядоченность. Борьба же, напротив, является началом, разрушающим всякое единство, устойчивость и упорядоченность. В то же время, по мысли Гераклита, сказанное верно относительно «явной» гармонии, т. е. в случае, когда речь идет о явлениях, выступающих на поверхности. «Скрытая» же гармония как раз в том и заключается, что борьба, разрушая, созидает: она каждый раз обновляет гармонию. Космос и жизнь есть гармония и борьба, устойчивое и изменчивое, упорядоченное и хаотическое, прекрасное и безобразное. «Прекрасный космос» был бы (без гармонии) «подобен беспорядочно рассыпанному сору» (В 124). Продолжая аналогию, можно сказать, что «прекрасный космос» был бы (без борьбы) подобен застывшему и безжизненному трупу.

Итак, космос — это неизбежное и неустранимое (роковое) единство и напряженная борьба противоположностей — созидания и разрушения, возникновения и разрушения, жизни и смерти. Такова, по Гераклиту, картина космической жизни, космической трагедии, разыгрываемая «вечностью-ребенком» (aion pais) (В 52). Однако трагический момент в космосе и самой человеческой жизни не обрекает философа-поэта на пессимизм, покорность и пассивность. Напротив, сознавая трагический конфликт между жизнью и смертью (между стремлением человека к самоутверждению и его неизбежной гибелью), Гераклит призывает к борьбе и подвигам (см. В 24, В 25).

Наряду с трагическим Гераклит выявляет и момент комического в жизни людей. Последнее, по Гераклиту, наличествует в образе жизни и мышления «большинства» людей, включая «многознающих». Так, комичны те, кто пребывает в духовной спячке: от них «скрыто то, что они делают бодрствуя, подобно тому, как они забывают и то, что [делали] во сне» (В 1). Смешны и те, кто отходит от всеобщего логоса и живет так, как если бы имел собственное разумение (В 2, В 72), не говоря уже о тех глупцах, которые, даже услышав, глухим подобны; это о них гласит пословица «Присутствуя, отсутствуют» (В 34). Мы уже знаем, сколь едкой иронией и сарказмом Гераклит сопровождает свою критику «большинства» и «многознающих».

Наконец, надо сказать, что эфесец, во многом следуя эпически-поэтическому стилю, выступает, однако, против «народных певцов», против Гомера и Гесиода — создателей и носителей указанного стиля. Дело, по-видимому, объясняется тем, что, по Гераклиту, Гомер и Гесиод измыслили много ложного и неправдоподобного (см. ДК А 23) и тем самым пожертвовали истинным во имя воображаемого. «Что у них за ум, что за разум? Они верят народным певцам и считают своим учителем толпу…» (В 104).

По словам К. Акселоса, гераклитовская речь «эпична и лирична; она сочетает размах героической эпопеи и глубину исследования души… Язык Гераклита, поэтичный и трагичный, может быть назван также музыкальным, скульптурным и архитектурным… Музыкальным, так как он глубоко чувствует ритм, „мелодию“ вселенной; скульптурным, поскольку он передает объемность и подчеркивает рельефность форм; архитектурным, ибо он возводит величественное здание из различных каменных блоков» (65, 211). Как бы мы ни определяли язык и мысль Гераклита, одно несомненно: все его мировоззрение имеет ярко выраженную художественно-эстетическую направленность.