– В степи не бывает мира, – откликнулся Хельги.

И ночевали они по-военному, под защитой кругов, с часовыми и без костров, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Холодно ночью в степи без костра!

А все-таки это свой холод, своя ночь и своя зима. И степь своя. И время свое, родное. Ты тут хозяин, а не незваный гость, а значит, все можно вынести и перетерпеть…

…А много, много сотен лет назад вот так же, облезлой змеей, вилась по степи дорога с севера на юг. И трупы, свежие и давнишние, лежали на ней. И ветер выл над ними, будто оплакивал.

И шли по той дороге пятеро Странников. Старец, убеленный благородными сединами, но бодрый, будто юноша, легкий на ногу, быстрый в движениях. И четверо юношей, издали больше похожих на немощных стариков: иссохшие лица и руки, потускневшие взоры, ранняя седина в волосах, шаркающая походка, как у больных… Шли они с севера на юг, чтобы сделать мир счастливым…

– Я выронил любимый нож! – горестно воскликнул Корнелий Каззеркан. – Подарок покойного отца, он его сам ковал! Я должен его непременно найти!

Он долго шарил подле себя в темноте – костров ночью не жгли из страха привлечь внимание разбойников-степняков.

– Давай спать! – недовольно пробормотал Гастон Шин. – Утром отыщем.

Но и утром не нашли. Двинулись дальше, на юг…

Эдуард поутру удалился… нет, не в кусты – не было тут подобной растительности. Просто в сторонку. А вернулся с находкой.

– Под камнем лежал! Я камень сдвинул, хотел завалить… – Тут он запнулся и постеснялся продолжать.

– Везет же тебе на это дело! – съязвила Энка. – Третий раз уже! Если вдруг понос приключится, так ты, пожалуй, целый оружейный склад накопишь!

Эдуард обиделся и хотел выкинуть добычу. Но сильфида перехватила:

– Ладно, не дуйся! Показывай, раз принес!

Это был нож. Неплохой, с оригинальной формы лезвием и удобной рукоятью, но тусклый, выщербленный, изъеденный ржавчиной насквозь.

– Ерунда! Ни на что не годится!

Эльф взял находку из рук разочарованной сильфиды:

– О! Это очень старая вещь! Я чувствую на ней печать времени! Ножу не менее тысячи лет!

– Покажи! – заинтересовался Хельги. Повертел в руках, поскоблил собственным ножом, счищая окалину. И усмехнулся: – Какая там тысяча лет! Смотри!

С большим трудом, но все-таки можно было разобрать гравировку на металле рукояти. «Сыну Корнелию от отца, в день поступления в обучение. 25 марта 6023 года» – гласили руны.

– Это современный нож, – уверенно подтвердила Меридит. – Такие в Поните один покойный мастер делал, я знаю, где его кузница была. Мама у него часто оружие заказывала.

Взгляд эльфа сделался тревожным и странным.

– Я могу поклясться, что этот нож пролежал в земле столетия! Ошибки быть не может! Печать времени подделать нельзя!

И всем стало как-то неприятно, жутковато от его слов. Так всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым, мистическим.

Но аналитический ум магистра Ингрема не признавал мистики и всегда искал рациональное объяснение чудесам.

– Кто мог тысячу лет назад потерять современный нож? – задач он вопрос. И ответил сам себе: – Только Странники. Больше некому.

– Они вроде бы к побережью шли! Как их в степь занесло?! – удивился Орвуд.

– Поживем – узнаем, если боги дадут, – сказала сильфида, аккуратно прибирая находку в мешок.

Разумеется, Рагнар и в этой истории узрел перст судьбы.

Эфиселия последними словами бранила себя за поспешность и непредусмотрительность. Нет бы сообразить, не выводить коней на продажу всех разом! Одного бы здесь продала, второго – в другом городе. Тогда бы и не приняли за конокрадку, не отобрали бы живность в пользу казны и саму бы не кинули в темницу вместе с воровками, продажными девками, разбойницами и побирушками. Нечего сказать, подходящая компания для благородной дамы! И дочери ее должны появиться на свет в подобном обществе!

От досады она стукнула ногой табуретку, та с грохотом свалилась и отлетела к стене.

– И чего ты опять злисси? – сонно пробурчала соседка по лежанке – необъятно толстая, невероятно ленивая, глупая как пробка, но добродушная девка по имени Гана, по кличке Бочка, по роду занятий – разбойница с большой дороги.

«Чего она могла наразбойничать? – часто гадали ее товарки по заключению. – Как же она с оружием управлялась, тумба неповоротливая?! Это ведь какое проворство нужно! А она одну ногу с лежанки четверть часа спускает». Пробовали расспрашивать. Но на все вопросы Бочка только глупо хлопала сонными коровьими глазами и бормотала бестолково: «Дык я того… весом брала! Всей тушей, значицца!..» Вот и пойми ее! Девки хохотали и болтали непристойности.

Обычно Бочка на слова была скупа, не слишком-то она умела с ними обращаться. Но временами ее будто прорывало, находило неудержимое желание поразглагольствовать, поучить кого-нибудь уму-разуму. Вот как сейчас, к примеру.

– Злицца она! – Теперь речь Бочки не была обращена непосредственно к амазонке, а приобрела риторический характер. – Бушует и бушует! Бушует и бушует! Тубарет попортила, будто он ейный собственный! А чего, скажите, бушевать? Подвиги вершить ей приболело! А о том подумать не умеет, какие с ее-то брюхом подвиги! Радоваться должна, что сюды, на казенный хлеб, по зиме определилась! Это не каждой так везет. Темница-то у нас какая славная, спасибочки господину нашему герцогу! – Тут Бочка прибавила голос, авось да услышит кто из охраны. – И тепло тута, и кормят от пуза, и клопов вовсе мало, и стража душевная, и девки веселые подобрались… Это она в других темницах не сиживала, вот что я вам скажу! У упыря ольдонского! Или у евойного соседа-колдуна! Вот где страсти-то творятся! А туточки чистое благоденствие!.. Какие же, право, на свете неблагодарные твари встречаются!.. Слышь, Фиска!

– Отвяжись! – процедила Эфиселия сквозь зубы. Эта кличка, выкроенная здешним отребьем из ее благородного имени, приводила амазонку в ярость.

Но остановить разговорившуюся Бочку было не так просто.

– Ты скажи мне, Фиска, куда ты собиралась зимою с тройней тащиться? Поморозила бы младенчиков, и все дела! А тут и сродишь в тепле, и детки под призором будут. О таком сейчас любая лесная баба только мечтает!

Эфиселия презрительно скривилась, не удостоив разбойницу ответа. Вот еще, со всяким сбродом свою жизнь обсуждать! Однако откуда ей стало известно про тройню? Ведь ни словом не обмолвилась, ни одной живой душе! Загадка!

– А выйдешь на волю – детки уж подрастут, тебе с ними все вольготнее будет. Тройню-то и на руках за раз не унесешь. А там они и сами побегут, и верши тогда свои подвиги сколь душе угодно…

Пять лет темницы полагалось в Эттессе за конокрадство! Долгих пять лет! Эх, лучше бы безмозглая Бочка не напоминала ей об этом!

Эфиселия зажала ладонями уши и взвыла от ярости во весь голос. И плевать ей было, что время позднее, многие уже спят! Они ей не указ!

Тогда сзади неслышной походкой приблизилась Розалина, дева корриган, из продажных. Нежная, легкая, будто ненастоящая – ее даже клопы не кусали.

– Ну что ты, милая… – Голос Розалины был похож на звон серебряного колокольчика. – Не сердись, детки огорчатся. – Тонкие пальчики ласково прикоснулись к нечесаным волосам амазонки. – А давай я тебе лучше на любимого погадаю…

Из кармана холщового казенного передника дева достала стопочку карт таро, раскинула красивым веером. Она всегда знача, как развлечь, чем утешить каждую из тридцати обитательниц эттесской городской темницы.

Оказавшись в заточении, гордая амазонка ни на минуту не давала себе труда смягчить нрав и постараться приспособиться к окружающим. Со всеми – со стражниками ли, в самом деле на редкость спокойными и добродушными, с соседками ли по темнице – она обращалась одинаково надменно и нетерпимо. Вела себя как хотела, ни с кем и ни с чем не считаясь.

Она не могла понять, что спасает ее только особое положение, это из-за него другие узницы терпят, прощают ее выходки – жалеют по-бабьи. А иначе…