– Пусть стоит насмерть! – коротко сказал эмир. – Я пошлю ему на помощь тумен.
Тимур знал, что после его слов ни мирза, ни один из его воинов не отступят, даже если небо упадет им на голову.
И, желая склонить чашу весов на свою сторону, Хромой Тимур отдал приказ Сулейманшаху ударить свежими конными полками по потерявшему свою монолитность центру войска Тохтамыша.
Эмир не ошибся в расчетах.
Стоило лишь центральной части войска Тохтамыша дрогнуть под ударом воинов Сейфаддина, как попятились, потянулись за ним и левое, и правое крыло.
Счастье на поле битвы изменчиво. У Тохтамыша еще не было достаточно свежих, не уставших в сражении воинов. И потому он приказал эмиру Исабеку, взяв часть из них, ударить по левому крылу войска Тимура. Сошлись две знаменитые конницы – кипчакская и туркменская, но поскольку мужество и ратное умение были у них равными, ни одна из сторон не смогла пересилить другую.
Сражению, казалось не будет конца. Если в одном месте начинало одолевать золотоордынское войско, то на другом теснили противника воины Тимура. Силы у обоих сторон были на исходе. Обезумевшие от усталости, измученные жаждой, с красными, слезящимися от едкой пыли глазами, люди продолжали убивать друг друга, моля судьбу и аллаха послать им хотя бы какое-то избавление. Но судьба не спешила вмешиваться, а аллах, слепой от пыли, затмившей небо, обратил свой взор в иные края и земли.
И в этот миг произошло то, чего никто не ожидал.
– Великий эмир! – крикнул один из нукеров. – В нашу сторону движутся неизвестные всадники!
Тимур некоторое время еще продолжал следить за битвой, потом неохотно обернулся:
– Где?
– Вон! – нукер указал рукой назад.
С вершины холма хорошо было видно облако пыли, поднятое скачущими всадниками. Оно словно катилось по открытой степи в сторону ставки.
Тимур не ждал никого, поэтому сразу понял, что это вражеский отряд.
Лицо эмира заострилось, ноздри носа хищно затрепетали.
– Останови дерзких!
Большое облако приближалось. Уже можно было легко рассмотреть, что в отряде около пятисот всадников и впереди них на темно-сером жеребце скачет воин богатырского сложения.
Тимур увидел, как предводитель обернулся к воинам, и вверх взметнулись, блеснув крошечными молниями, кривые клинки.
Сомнений не было – Тохтамыш перехитрил его. Он заслал в тыл отряд, чтобы тот ударил по ставке эмира и посеял панику и страх в войске Мавераннахра.
Рассыпавшись по степи, густой лавой неслись навстречу нападающим тело-хранители Тимура. Два отряда сшиблись. Замелькали сабли, словно в водовороте закрутились на одном месте кони. И даже здесь, на вершине холма, стали слышны лязг железа и хриплые, яростные крики воинов.
На миг Тимур забыл о главном сражении. Подавшись всем телом вперед, опершись двумя руками на луку седла, он следил за тем, что делалось внизу.
Опытный глаз эмира вдруг заметил – там что-то произошло. А совсем скоро стало ясно, что его телохранители отступают. Видимо, ярость нападающих была сильнее их ярости.
Тимур скрипнул зубами. И страх, еще далекий, неясный, шершавой ладонью тронул сердце. Пройдет немного времени, и нападающие могут оказаться здесь. Погибнуть или быть плененным, когда победа уже почти в твоих руках, было верхом несправедливости.
Кто-то из стоящих рядом крикнул:
– Нападающих ведет Исабек!
«Исабек… Исабек…» – мелькнуло в сознании эмира. Где-то и когда-то он уже слышал это имя.
Тимур оглянулся. Надо было принимать какое-то решение. У него было еще достаточно войска, но все отряды находились неблизко от ставки, и если нападающие сомнут телохранителей, то никто не успеет прийти на помощь.
На мгновение появилось желание хлестнуть коня и, пока не поздно мчаться в безопасное место, под защиту стоящих в запасе туменов. Но тотчас мелькнула мысль, что бегство его сразу заметят и погаснет мужество его воинов. Как может приказывать повелитель сражаться своему войску до последнего, если он сам при первой опасности бежит с поля битвы?
– Едиге, Едиге!.. – выдохнул кто-то за спиной эмира.
Тимур привстал на стременах. Из-за невысоких увалов вырвался большой отряд конников и помчался прямо к месту схватки золотоордынцев и нукеров.
Да, это был Едиге со своими джигитами. Кто успел предупредить его об опасности, нависшей над ставкой, сейчас не время было думать. Главное – он шел на помощь.
Припав к гриве коня, вырвавшись далеко вперед, мчался на врагов Едиге. Золотоордынцы заметили опасность и, повернув коней, перестав преследовать нукеров, устремились навстречу ему. И здесь впереди мчался предводитель – богатырского сложения воин, которого кто-то из приближенных эмира назвал Исабеком.
Тимур вдруг вспомнил, где он слышал имя батыра. Исабек был старшим братом Едиге. Когда тот ушел от Тохтамыша, он не покинул хана.
Расстояние между братьями сокращалось. В руке Едиге поблескивала сабля, а Исабек прижимал к правому бедру древко копья.
Глаза Тимура блестели. Неужели же два брата, вскормленные молоком одной матери, убьют друг друга? Неужели так велика их преданность своим повелителям, что даже узы крови ничего не значат для них? Какую цель надо поставить перед собой, о каком счастье мечтать, чтобы, не дрогнув поднять руку на брата?
Лихорадочные, быстрые мысли мелькали в голове эмира. Выходит, напрасно не доверял он Едиге. Человек, способный убить родного брата, оказавшегося в чужом стане, ради победы своего повелителя, достоин всякого уважения и почестей. Пусть же это свершится, и тогда…
Расстояние между братьями сокращалось. Эмир привстал на стременах, затаил дыхание. Сейчас Едиге взмахнет саблей и обрушит ее на голову Исабека или, быть может, тот окажется более ловким и первым проткнет Едиге острым жалом копья?
То, что увидел Тимур было для него неожиданным: братья промчались мимо друг друга, почти коснувшись стременами. Сабля Едиге обрушилась на головы ханских воинов; Исабек, ловко увертываясь от ударов, разил копьем нукеров Тимура.
Эмир презрительно отвернулся от происходящего и снова стал следить за битвой в долине реки Кундурчи. И по центру, и справа, и слева его кулы одолевали войско Тохтамыша. Теперь он был твердо уверен, что судьба благосклонна к нему. Долгожданная победа, о которой он думал много лет, была близка. Но, странное дело, радость, которая должна была захлестнуть его, почему-то не приходила.
Всплыл в памяти вдруг первый поход в Дешт-и-Кипчак… Давно это было… Услышав о приближении туменов Тимура, аулы рода конырат, кочевавшие по берегам реки Арысь, поднялись с насиженных мест и ушли на запад. Но случилось так, что никто не предупредил о надвигающейся беде хозяина одинокой юрты, затерянной в степи.
Первой увидела приближающегося врага женщина. Она посадила на коня впереди себя братишку, позади сестренку, поцеловала маленького сына, крикнула спящему мужу, что идет враг, и, нахлестывая коня, умчалась в степь.
Воины поймали женщину и привели ее к Тимуру.
– Почему ты убежала не с мужем и сыном, а с братом и сестрой? – спросил он.
– Потому, – ответила она, – что, если твои воины убьют мужа, я найду другого. Если погибнет сын, я рожу еще одного. Ежели погибнут брат и сестра, то кто будет на свете более одиноким, чем я, ведь отец и мать мои давно умерли?
Сказанное женщиной понравилось Хромому Тимуру. Он велел не трогать ее юрту, не убивать мужа, не отнимать скот.
Не оттого ли Едиге и Исабек не захотели поднять друг на друга руку? Тимур понимал, что родство по крови дорого черному люду, но для чего оно мирзам, биям и батырам? Им оно может только помешать. В свое время хан Джанибек не пощадил на поле брани своего брата Танибека. Для потомков великого Чингиз-хана жажда власти всегда была превыше родственных уз. Верно говорят в народе, что у камня нет корней, а у туре-чингизида – родственников. Впрочем, Едиге-то как раз из простых… Странно устроен человек. Он сам вспугивает птицу счастья, которая собирается сесть на его плечо. Если бы Едиге расправился с братом и показал, что готов отдать жизнь за него, Тимура, разве бы эмир не осчастливил батыра? Все бы мог дать ему Тимур, разве что не смог бы сделать ханом Золотой Орды, ведь он не потомок Чингиз-хана, как и сам эмир.
