Расправиться с городом Тимур решил сам и потому лично возглавил выступившее в поход войско. Калантар Мухаммади, преодолев свою ненависть к эмиру и понимая, что городу долго не продержаться против воинов Мавераннахра, вышел навстречу Тимуру, чтобы попросить его не разрушать город и пощадить жителей. Эмир в переговоры вступать не стал, а просто велел перебить тех, кто сопровождал Мухаммади, самого же отдал Пир-Мухаммеду, Дженаншаху и другим своим военачальникам, которые двигались в сторону Сарай-Берке, приказав при переправе через Итиль утопить калантара в проруби. Приказ Тимура был выполнен без промедления.

Горожане, узнав о расправе над их старшиной, пали духом и без боя открыли ворота перед Тимуром. Вначале эмир проявил великодушие и велел жителям уплатить дань за то, что он не отнял у них жизни. Когда же они выполнили все, что потребовал Хромой Тимур, он приказал разграбить город, выгнать из него всех жителей и так же, как в Азаке, отделив мусульман, всех остальных предать смерти. После этого Хаджи-Тархан был подожжен. Отблески пожара два дня и две ночи делали заметенную глубокими снегами степь красной, и черные клочья праха, поднятые горячим потоком воздуха, подобно зловещим птицам, долго кружили в дымном небе.

Столица Золотой Орды – Сарай-Берке – даже не сделала попытки защитить себя. И здесь повторилось то, что уже было в Хаджи-Тархане: и грабеж, и резня, и пожар. Груды развалин оставлял за собой Хромой Тимур, приводя в исполнение свой замысел. Погибли не только эти два самых крупных города Золотой Орды. Разрушению подверглись все поселения, которые встречались на пути воинов эмира. Никогда войско Мавераннахра еще не захватывало столько добычи, как в этот год.

Расчет Хромого Тимура оказался правильным. С этой поры уже больше никогда не возрождался Великий Шелковый путь. Нить, соединяющая Европу и Китай, тянувшаяся через Хорезм, низовья Итиля к Азаку и Крыму, была порвана, и не было сил, способных вновь связать ее и дать древней дороге новую жизнь.

Но люди не могут жить, не общаясь между собой, и потому они стали искать и нашли другие дороги. Отныне товары из Европы на Дальний Восток потекли через Сирию, а потом самые отчаянные и предприимчивые вывели свои каравеллы в полуденные моря.

Тохтамыш остановил коня и долго смотрел перед собой неподвижным взглядом. Сарай-Берке больше не существовал. Столица Золотой Орды была превращена в груду развалин. Поверженные, разоренные города никогда не вызывали у хана чувства жалости, но то были чужие города, и разрушал он их сам. Здесь все виделось по-иному.

Тохтамыша вдруг поразила внезапно пришедшая мысль. Развалины Сарай-Берке напомнили ему, что ведь то же самое произошло и с его замыслами. Столько лет хан собирал рухнувшую после поражения Мамая от русских князей Орду, мечтал вновь сделать ее сильной и могучей, как при Бату-хане, а в результате одни развалины и прах от неосуществленных надежд развевает во все стороны света резкий степной ветер.

Несправедливо устроена жизнь. Она дала многое и еще больше отняла. Уже нет прежнего здоровья, прежней веры в удачу, а будущее укрыто зловещим черным туманом. Было время – и он был сильным. Никакая неудача не могла выбить Тохтамыша из седла, а веру его не мог поколебать самый свирепый ураган. Он и сейчас не собирался склонять головы, но с каждым днем жить становилось все труднее, и все чаще тело и ум охватывали усталость и тревога. Зачем прожита жизнь? Устал он сам, и устал народ, который он вел за собой. Войны без побед – страшная ноша для каждого, кто в них участвует.

Мелькнула сумасшедшая мысль – бросить все, забыть о прошлом, отказаться от борьбы за власть, но сейчас же Тохтамыш понял, что никогда не сможет этого сделать, потому что обратной и иной дороги для него нет. Он привык повелевать, привык быть ханом, и сделаться кем-нибудь другим уже просто нельзя. Упавшего коня добивают, потому любой ценой, до последних мгновений жизни надо крепко держаться за луку седла и не выпускать повод, с помощью которого он управляет народом.

Хромой Тимур ушел в свои пределы. Ему не нужны были пастбища Дешт-и-Кипчак, потому что он привык жить на землях, где стояло множество больших и богатых городов, где подвластный ему народ занимался ремеслом и земледелием, а не скотоводством. Теперь главным врагом Тохтамыша сделался Едиге. Он хочет править Золотой Ордой, и желание его сильно и серьезно, а поступки продуманны и целенаправленны. Не спеша, но неуклонно идет Едиге к своей цели. Год от года растет его известность в народе, и на деле, и на словах пытается он показать себя мудрым, чтобы все поняли: ему под силу повести за собой роды, кочующие в землях, лежащих к западу от Итиля до самого Крыма.

Всякий, кто становился ханом Золотой Орды, давал народу свои законы, а порой и просто слова, сказанные повелителем, принимались как закон и становились обязательными для всех.

Цель жизни Тохтамыша была война. Потому он часто говорил о ней, старался возвысить в глазах простого народа воина, готового идти на смерть по первому слову своего повелителя.

«Воин не должен первым здороваться с безоружным, даже если тот старше его по возрасту». «Если воин останется без коня, то простолюдин должен отдать ему своего». «Когда воин идет в поход, о нем обязан заботиться весь народ».

Все эти слова нравились тем, кто следовал за ханом. Но не забывал Тохтамыш и о законах для тех, кто пас скот, кто отдавал в ханское войско сыновей.

«За кровь следует платить кровью, за душу – душой». «За убитого мужчину следует давать сто верблюдов или сто лошадей. Если же их нет, то тысяча баранов – достаточная цена за его жизнь. Жизнь женщины стоит ровно половину того, что следует давать за мужчину». «За сивого коня и постоянно ревущего верблюда надо отдавать полцены».

Глядя на развалины Сарай-Берке, Тохтамыш с горечью подумал, что все реже люди повторяют то, что говорит он, и все чаще можно услышать слова, сказанные Едиге.

«Правитель обязан думать о нуждах народа, и справедливый закон должен быть ему опорой». «Бию пристало судить справедливо, а суд его должен быть честным и строгим». «Пусть земля, на которой мы живем, всегда будет цветущей и просторной». «Пусть будет смелым муж, вступивший на защиту своего народа, а отважный народ станет его опорой». «Пусть всегда будет много скота на нашей земле, а народ наш пусть имеет щедрую душу». «Пусть не будет среди нас нечестных, а если появится предатель, то пусть его поразит первая же стрела…»

Эти слова приписывают Едиге. Так неужели они справедливее тех, что говорил он, Тохтамыш? Если нет, то почему все чаще посматривают в сторону Крыма эмиры, бии и батыры? Тохтамыш хорошо знал, как устроена жизнь в степи. Его, лишенного власти и сильного войска, обязательно должны были покинуть те, на кого еще вчера он опирался без сомнения. Но его не предали тогда, когда он терпел поражение от Тимура, почему это время наступило сейчас, когда все можно начать сначала? И хан понял: тогда Едиге был еще никто. Сейчас же он показал себя человеком мудрым, готовым к решительным действиям, и всем хотелось верить, что Едиге будет более удачливым, чем Тохтамыш.

Нет, надо стать сильным, прежде чем из ставки убежит первый эмир. Если это случится, то других уже не остановишь. Именно поэтому двинул свое войско Тохтамыш в сторону Крыма, желая вернуть его снова под власть Орды.

Словно не желая мешать хану в исполнении его замысла, Едиге ушел с дороги и увел далеко в сторону от Крыма подвластные ему роды.

Тохтамыша это и обрадовало, и насторожило. В поведении Едиге крылась какая-то тайна. Но раздумывать не было времени. Лавиной прокатились по Крыму ханские тумены и осадили Кафу.

Семнадцатого марта года зайца (1396) начался штурм города. Несмотря на яростное сопротивление хорошо вооруженных, одетых в железо генуэзцев, Кафа пала.

Разграбив город, полный новых надежд, Тохтамыш не стал долго задерживаться здесь, а, объявив младшего сына Кадырберди ханом Крыма, поспешил в кипчакские степи. Он снова верил в свою удачу и надеялся, что отныне все пойдет по-иному…