Догадался тогда Гхарт сам вниз, на землю, глянуть.
Взглянул Гхарт на землю – и поразился! Видит он, что все люди Ханке костры возжигают, а про прочих Богов и не вспоминают. Понял тогда Гхарт хитрость младшего брата, гнев объял его.
Собрал он Богов на совет. И на совете том раскрыл обман Ханке. Зашумели Боги, обступили обманщика со всех сторон, кулаками потрясая.
Испугался Ханке, потом холодным покрылся, да виду не подал. И так говорит:
– Подождите ругать меня, братья и сестры. Я ж все это только для вас и придумал. И такая задумка моя была, чтоб показать людям, как важно Богов своих чтить, ибо коротка жизнь людская, забыть могут, а вам, братья и сестры, доказать, что приглядывать за людьми надобно, ведь слабы они умом, как бы чего не натворили. А о собственной славе я и не помышлял, на том и стою.
Посовещались Боги, и сказал тогда Ястре – Повелитель Небес:
– Это ты, младший брат, хорошо придумал.
Остальные покивали – и разошлись.
Один Гхарт остался и так молвил:
– Хитрец ты, Ханке – и нас, и людей провел. За находчивость твою не стану тебя сильно наказывать, но на глаза мне столько-то времени не показывайся! – сказал так, и скинул Ханке на землю.
А там его уже люди поджидают, толпа целая, кто с топором, а кто и с мечом.
– Подлец! – кричат. – Обманул ты нас! Не жить тебе более.
Испугался Ханке, потом холодным покрылся, да виду не подал. И так говорит:
– Подождите ругать меня, люди. Я ж это только для вас и придумал. И такая задумка моя была, чтобы на своем примере показать, как жить можно. Вот вы трудитесь, трудом своим пищу добывая. А я ничего не делал, а столько-то времени дары от вас принимал. И вы так можете. Я вам, люди, хитрость подарил, обману и ловкости научил. Как без труда жить хорошо показал. И за то вы и мне теперь костры возжигайте.
Сказал так хитрец, улизнул – и был таков.
И с тех пор повелось, что призывают люди Ханке, когда нужно соседа вокруг пальца обвести, либо воровство с разбоем учинить. Да и честные люди нет-нет, да подкинут Ханке подношение. Так, на всякий случай.
Вот как обрел Ханке дело свое. И прозвали его после этого Ханке-плут или Ханке-двуликий. Потому что больно любит он над людьми да Богами подшутить да поглумиться.
Завсегда Ханке опасаться надо. А если сам человек кого обмануть пытался, да не вышло, так и того паче. Не нравится Ханке, когда его дары просто так пропадают. Тогда он сам так над тобою посмеется – что берегись, можешь и головы не снести, вот как этот несчастный.
Бридо кивнул в сторону свертка, который конюхи уже снимали с телеги.
– Да, вот как этот несчастный, – повторил он.
– Забавная легенда, – кивнул Ларун.
– Да, про Ханке все такие, – хохотнул Бридо. И они надолго замолчали.
Сверху, из замка, доносился веселый шум пира и звуки баллады о морском короле, которого русалка на дно заманила, так полюбившейся многим воинам.
… Но вот надоело тому королю
Любиться с ундиной в подводном краю.
Скучая по суше, по битвам и небу,
Столетье спустя, король выплыл к брегу,
Но сделал два шага – и все, его нет.
Лишь горсточка праха лежит на песке.
Увы, не живут столько лет на земле…
Ларун обернулся, взглянул на освещенные окна замка и еще раз обреченно вздохнул.
***
Кхану снился нехороший сон, где он стоял в огромном поле…
Он стоял на поле, усеянном цветами. От земли парило. В свете солнечных лучей казалось, будто цветы оживают и протягивают ему лепестки, словно руки.
"Будет гроза", – подумал Элимер и понял, что хочет почувствовать ее силу.
Он посмотрел на себя будто со стороны и увидел, что на нем развевающиеся белые одежды. Улыбнулся и неторопливо сделал несколько шагов. Наклонился к цветам: они казались удивительными, каждый словно светился живым теплым огнем. Элимер осторожно дотронулся до лепестка, но – о, Боги! – цветок обратился в пепел. Дотронулся до второго, третьего – и они тоже в пепел. Прахом рассыпались под пальцами.
"Будет гроза,– снова подумал Элимер. – Это хорошо, дождь оживит их".
"Гроза очищает… Гроза очищает" – услышал он доносящийся издалека знакомый голос.
На открытую ладонь упали первые капли.
Одна, вторая.
Они чисты и прозрачны.
Словно слезы. И так приятно холодят разгоряченное тело.
Третья, четвертая.
Отчего-то теперь они стали теплыми и окрасились багряным.
Это кровь.
Кровь – шептал дождь.
Кровь – вторили цветы, превращаясь в пепел.
Кровь – неумолимо стучало в висках.
Элимер попытался опустить руки, но не смог.
Они стали липкими, кровавый поток стекал по пальцам, капал с волос, белая одежда потемнела и прилипла к телу. Элимер попытался закричать, но голос ему не подчинился.
Запах. Запах крови. Такой странный – отвратительный и одновременно манящий.
"Ты слишком много убивал, теперь они пришли мстить", – мелькнула нелепая мысль. Или не такая уж нелепая?
Элимер услышал позади чей-то злорадный хохот. Резко обернулся и увидел брата. Тот стоял на балконе какого-то старого замка и смеялся. Замок медленно приблизился и навис над Элимером зловещей черной тенью. Но Аданэя страшный дождь почему-то не коснулся.
– Это потому, что гроза очищает! – крикнул брат, словно услышал его мысли. – А эта кровь да падет на твою голову, Элимер! Ведь ты никогда не перестанешь любоваться смертью! – и снова хохот.
"Но ведь я приказал отрезать ему язык?" – мелькнула напоследок еще одна мысль, и Элимер в панике проснулся, чувствуя нестерпимую боль в висках, словно голову его сдавило железным обручем.