– Да, госпожа.

– Кем же ты был в Отерхейне?

– Рабом, – быстро откликнулся Аданэй. – С детства.

– Странно… – протянула Гиллара. – Там, у столба, ты говорил иное.

– Прости, госпожа, я ничего не помню. А что я говорил?

– Что ты не раб.

– Не помню… Может, я бредил.

– Почему-то я так и подумала, – снова заулыбалась Гиллара. – Но сейчас это уже не важно. В любом случае – ты из Отерхейна. А значит, тебе непросто будет меня понять, поскольку Отерхейну в лучшем случае еще только предстоит сделаться цивилизованным краем. Но я постараюсь объяснить. Видишь ли, Илирин очень отличается от страны, в которой ты вырос. У нас потрясающие скульптуры, живопись, музыка. И мы очень ценим красоту, в том числе и красоту людскую. Поэтому стараемся окружать себя слугами и рабами, которые соответствовали бы нашему чувству прекрасного. Но хорошие рабы стоят дорого, а я, увы, в опале, лишних денег у меня нет. Поэтому, когда я увидела тебя на каменоломне, то… – женщина запнулась. – Скажем так, я забрала тебя оттуда. Можешь считать, что тебе повезло.

– Я… даже не знаю, что сказать и как отблагодарить тебя, госпожа. Я никогда не забуду твоей доброты.

– О, я делала это для себя, – проворковала Гиллара. – Так что не благодари. Живи в замке и украшай его собою. Изредка я стану давать тебе мелкие поручения, но работой ты загружен не будешь. А теперь возвращайся в кровать, все-таки ты еще не до конца оправился, вид у тебя бледный. Завтра навещу тебя снова.

И она ушла. Аданэй, последовав ее совету, вернулся на ложе и, уставившись в потолок, задумался Он знал о странном эстетизме, присущем илиринцам, а потому объяснение Гиллары могло показаться правдоподобным, если бы не одно но: вряд ли в избитом оборванце кто-нибудь заподозрил бы красавца. А потому оставалась лишь одна версия: Гиллара узнала в нем кханади. Вот только каким образом? Татуировка-коршун? Разглядеть ее, скрытую под волосами, было непросто. Но если очень хорошо присмотреться, то возможно. А Гиллара, видят Боги, имела возможность присмотреться. Но почему она скрывает свое знание? Зачем притворяется, какие планы строит на его счет?

Додумать мысль и прийти к каким-то выводам Аданэй не успел, дремота навалилась неожиданно, и он погрузился в сон.

***

Прошло несколько недель, и Аданэй освоился с новой ролью. Теперь он вел весьма праздную жизнь, почти такую, как в бытность беззаботным кханади. Почти – потому что слишком уж смущала Аданэя неопределенность собственного положения. Все это время он пытался понять, зачем понадобился Гилларе. Расспрашивал служанок, прислушивался к чужим разговорам, но так и не услышал ничего важного.

В одиночестве он теперь оставался редко: в том конце замка, в котором он жил, почти не смолкали девичьи голоса. Служанки, изголодавшиеся по общению с мужским полом (конюшие и немногочисленная стража, набранная из окрестных поселений – не в счет) не упускали случая поболтать с Аданэем. Когда же, порою, он уставал от их болтовни, то уходил в свою комнату и никого не впускал, изредка делая исключение для Ли-ли – не то воспитанницы, не то служанки Гиллары.

"Моя маленькая ворожея", – смеясь, называл ее Аданэй. Кажется, ей это нравилось.

Голос Ли-ли – тихий, но глубокий – всегда звучал ласково и дружелюбно, и никому не доводилось слышать, чтобы она громко смеялась, зато легкая полуулыбка почти никогда не сходила с ее губ. С ней хорошо было просто сидеть рядом и молчать, погружаясь в собственные мысли. Прочие служанки, видя, как выделяет Аданэй Ли-ли среди них, почему-то воспринимали это как должное, словно признавали за ней превосходство. Гиллара в девочке и вовсе души не чаяла, и это также явилось причиной интереса Аданэя к Ли-Ли: он полагал, что если Гиллара о чем-нибудь и проговорится одной из прислужниц, так только ей. А уж влюбленная девушка не сможет утаить от своего Айна известие об опасности, если таковая будет ему угрожать.

Аданэй не подозревал, что Ли-ли давно мучилась тем же вопросом, что и он. Девушка неплохо знала свою наставницу и понимала, что Гиллара в нынешнем – бедственном – положении не станет держать раба просто так, как бы он ни был молод и хорош собой. Но еще она знала, что женщина весьма осторожна, и вряд ли проболтается о своих планах даже воспитаннице. А потому девушка старалась, когда могла, прислушиваться, а иногда и подслушивать разговоры Гиллары с Ниррасом, в надежде, что между собой они обмолвятся о дальнейшей судьбе Айна.

Вот и сегодня, заметив, как эти двое зашли в неприметную дверь, которая – Ли-ли знала, – выходила в коридор, ведущий в подземные покои, она, чуть выждав, отправилась за ними.

Сырой камень лестницы холодил стопы даже через обувь, а заросшая склизким мхом стена, за которую держалась девушка, неприятно пружинила под пальцами, но Ли-Ли не обращала на это внимание, сосредоточившись на том, чтобы ступать как можно тише. Может, ей хотя бы в этот раз повезет, и она что-то услышит?

***

Гиллара полулежала в кресле в одной из подземных комнат, как негласно назывались покои, находящиеся ниже уровня земли. В этих помещениях ничто не напоминало об убожестве замка и опале его владельца. Дорогая красивая мебель, статуи и картины, восхитительные гобелены и уютно горящий камин, изгоняющий даже воспоминания о всепроникающей сырости.

На губах Гиллары играла легкая, слегка рассеянная улыбка. Ниррас нервно ходил по зале из одного конца в другой. Наконец остановился и уставился на женщину.

– В чем дело? – лениво протянула Гиллара.

– В чем дело?! – передразнил ее Ниррас. – Это я у тебя должен спросить. Я тебе уже десятый раз задаю один и тот же вопрос и не получаю ответа!

– Попробуй еще раз.

– Издеваешься, женщина? Ответь мне – зачем тебе этот щенок?! Или действительно вдруг потянуло на смазливых юнцов? Ты знаешь, я этого не допущу. Я придушу этого белобрысого выродка, так и знай! Ты ведь потому и гонишь меня в столицу, да?!

– Не кричи, Ниррас. Говори тише. Я сейчас оглохну от твоего крика.

– Ну и пусть! Если я что-нибудь узнаю, то убью и тебя, и мальчишку!

– Я и не подозревала, что ты у меня такой ревнивый, – Гиллара тихонько рассмеялась. – Впрочем, никого ты не убьешь, даже и не думай об этом. А в столицу ты уедешь, причем очень скоро. Не потому, что я хочу от тебя избавиться, а потому, что ты слишком задержался у меня. Лиммена начнет подозревать. А это ни к чему, ты и сам прекрасно понимаешь. Так что ты поедешь в столицу и прихватишь с собой Айна.

Ниррас опешил от такого поворота событий:

– Айна? А зачем он мне сдался? Я отправлю ублюдка заниматься скотиной. Ты что, для этого его спасала?

– Сядь, Ниррас. Сядь, и давай поговорим спокойно. Я все тебе объясню. Только сначала – вот – возьми, выпей вина.

Гиллара протянула Ниррасу кубок. Тот опорожнил его одним глотком, налил вино снова и опять быстро выпил. Наполнил кубок третий раз, но пить уже не стал, а поставил рядом.

– Я спокоен, Гиллара, говори.

– Что ж, касаемо этого белобрысого щенка… Видимо, ты считаешь меня похотливой дурой, если решил, будто ради подыхающего раба я готова выложить столько денег.

– Но ты и впрямь была готова их выложить.

– У меня были весомые причины. Видишь ли, мальчик не всегда был рабом и…

– Что ж в этом удивительного? – презрительно фыркнул Ниррас.

– А ты можешь не перебивать? – раздраженно одернула его Гиллара.