— За неимением лучшего… — уныло протянул Сет Морли.

— Очарование быстро улетучивается, — произнес Бен Толлчифф.

— Не понял.

— Очарование этого места, — Толлчифф взмахнул рукой, очертив этим жестом и скалы, и искривленные темно-зеленые деревья, и беспорядочное нагромождение похожих скорее на бараки домишек, которые составляли единственные сооружения этого поселка. — Как вы сами сможете убедиться.

— Не вводите мистера Морли в заблуждение в отношении того, что кроме этих строений, на этой планете нет никаких других, — возразил ему Белснор.

— Вы хотите сказать, что здесь имеется туземная цивилизация? — с нескрываемым интересом спросил Морли.

— Я имею в виду только то, что здесь есть еще нечто такое, чего мы не понимаем. Есть, например, одно здание. Я видел его мельком, бродя как-то в окрестностях поселка, но когда я вернулся к тому же самому месту снова, уже не смог его обнаружить. Большое серое здание, в самом деле, очень большое. С угловыми башнями, окнами, высотой, как мне показалось, в этажей восемь, не меньше. И не я один, кто его видел, — добавил он, как бы оправдываясь. — Берм его видела. Уолш его видела. Фрэйзер тоже утверждает, что видел, но он по всей вероятности, темнит. Он просто не хочет казаться обделенным в глазах других.

— В этом здании живет кто-нибудь? — спросил Морли.

— Не могу сказать. Нам трудно было различить что-либо с того места, где мы находились. По сути, никто из нас не был поблизости от него. Уж очень у него… — он махнул рукой, — зловещий вид.

— Мне бы хотелось взглянуть на него, — сказал Толлчифф.

— Сегодня никто не уходит из поселка, — сказал Белснор. — Потому что, наконец, мы можем выйти на связь со спутником и получить столь необходимые нам инструкции. Это наша первоочередная задача, все остальное уходит на второй план. — Он еще раз сплюнул в сорняки, сплюнул умышленно и многозначительно. Точно целясь, чтобы не промахнуться.

Доктор Милтон Бэббл взглянул на часы и подумал: всего полпятого, а я уже устал. Тому виной низкое содержание сахара в крови, решил он. Оно всегда отмечается, когда устаешь во второй половине дня. Мне не мешало бы внести в организм некоторое количество глюкозы, пока положение еще не столь серьезно. Мозг, подумал он, просто не в состоянии нормально функционировать без достаточного количества сахара в крови. Может быть, отметил он про себя, у меня развивается диабет. Это вполне возможно — у меня к нему генетическая предрасположенность.

— В чем дело, Бэббл? — спросила Мэгги Уолш, присаживаясь с ним рядом в незатейливом зале для собрания обитателей их жалкого поселка. — Вы снова приболели? — тут она ему подмигнула, что тотчас же привело его в ярость. — Что же у вас теперь? Вы чахнете, как «Дама с камелиями», от туберкулеза?

— Углеводная недостаточность, — ответил он, внимательно изучая свою руку, покоившуюся на подлокотнике кресла. — Плюс некоторый избыток нейромышечной деятельности повышенного риска. Двигательная активность при общем ослаблении организма. Очень неприятное состояние.

Он уже едва мог терпеть ощущения, которые испытывал: его большой палец задергался в уже ставшей для него привычной манере, будто он скатывал шарики из мякиша, непроизвольно загнулся вверх во рту язык, запершило в горле. Боже праведный, подумал он, неужели не будет конца всему этому?

Хорошо еще, что прошел приступ опоясывающего лишая, мучивший его на прошлой неделе. Он был очень рад этому, слава тебе, Господи.

— Для вас ваше тело — то же самое, что дом для женщины, — заметила Мэгги Уолш. — Вы не перестаете экспериментировать с ним, как будто оно представляет из себя скорее окружающую среду, чем…

— Телесная оболочка — одна из наиболее важнейших окружающих сред, в которых мы обитаем, — раздраженно отпарировал Бэббл. — Это наше первейшее окружение с самого детского возраста, и когда Форморазрушитель разъедает нашу жизненную силу и ее бренную оболочку, то мы вновь еще раз обнаруживаем, сколь ничтожно на нас влияние того, что происходит в так называемом внешнем мире, когда опасности подвергается наше телесное естество.

— Именно поэтому вы стали врачом?

— Это весьма сложный вопрос, здесь не обойтись рассмотрением простых причинно-следственных связей. Мой выбор профессии…

— Ну-ка там, сбавьте на полтона, — рявкнул Глен Белснор, сделав перерыв в своей возне с радиоаппаратурой. Перед ним возвышалась стойка с поселковым радиопередающим оборудованием, и он вот уже в течение нескольких часов пытался заставить его нормально функционировать.

— Если вам так не терпится поговорить, то выметайтесь на улицу. Несколько других поселенцев, находившихся в комнате, встретили его предложение одобрительным шумом.

— Бэббл, — заметил небрежно развалившийся в своем кресле Игнас Тагг, — вы оправдываете свою фамилию(1). — Он разразился отрывистым хохотом, более подходившим на собачий лай.

— Вы тоже, — произнес, обращаясь к Таггу(2), Дункельвельт.

— Да заткнитесь же! — возопил Глен Белснор, лицо его раскраснелось и покрылось потом от энтузиазма, с которым он ковырялся паяльником во внутренностях передатчика. — Или, ей богу, мы так и никогда и не получим отеческих наставлений с этого паскудного спутника. Если вы тотчас же не замолчите, то мне придется встать и разорвать на куски вас, вместо того, чтобы сделать это с грудой металлического хлама, который я пытаюсь оживить. И, ей-ей, я получу большее удовольствие.

Бэббл поднялся, развернулся и вышел из комнаты.

Снаружи было прохладно, в это предвечернее время строения поселка отбрасывали длинные тени. Врач раскурил трубку (тщательно избегая при этом вызвать какие-либо неприятные реакции со стороны своего пищеварительного тракта) и стал размышлять над сложившимся положением. Наши жизни, — рассуждал он, — находятся в руках таких людишек, как Белснор. Здесь такие верховодят. В королевстве одноглазых, язвительно подумал он, в котором король — слепец, что за жизнь!

Почему все-таки, я здесь оказался — вот какой вопрос его более всего мучил. И он не находил прямого ответа — только вопль, вызванный полным замешательством, издала его душа, да еще промелькнули в его голове какие-то смутные образы, которые жаловались и стенали подобно негодующим пациентам в палате бесплатной благотворительной клиники. Назойливые эти образы бередили его совесть, тащили его назад, в мир прошлого, в беспорядочную суету последних лет его жизни на Орионе-17, назад к тем дням, когда с ним была Марго, последняя из работавших в его кабинете медсестер, с которой у него была длительная и скучная любовная связь, несчастливая любовь, погребенная под обрушившимся на нее нагромождением взаимных обид и недомолвок, и превратившая в трагикомедию жизнь как для него, так и для нее. В конце концов, она его бросила…, или он ее? По сути, рассуждал он, каждый бросает кого-то другого, когда все становится слишком уж запутанным и готовым вот-вот развалиться даже без внешнего толчка только потому, что всему наступает свой предел. Мне еще повезло, отметил он про себя, что я выпутался из этого положения своевременно и именно так, как я это сделал. Она ведь могла бы доставить мне кучу неприятностей. Дело-то ведь уже дошло до того, что она стала представлять из себя серьезную угрозу для его физического здоровья хотя бы уже одним тем, что у него стало катастрофически развиваться истощение.

Что верно, то верно, подумал он. Самое время поправить свой протеиновый баланс приемом витамина Е. Надо вернуться к себе. И еще принять пару таблеток глюкозы, чтобы приостановить обезуглевоживание организма. При условии, что я не потеряю сознания по дороге. А если такое со мною случится, то кто сможет оказать мне помощь? Что, в самом-то деле, они сделают в этом случае? Ведь мое благополучие очень существенно для их выживания независимо от того, понимают ли они это сами или нет. Я им жизненно необходим, но настолько ли жизненно необходимы для меня они? В каком-то смысле это можно сказать лишь о Глене Белсноре. Они жизненно необходимы для меня постольку, поскольку они умеют или утверждают, что умеют квалифицированно решать задачи по поддержанию жизнеспособности этого дурацкого крохотного кровосмесительного поселка, в котором всем нам предстоит жить. Этой псевдосемьи, которая не функционирует как настоящая семья ни в одном из подобающих семье аспектов. Превеликое спасибо этим занудам из внешнего мира.