Фрост представил их друг другу.

— Это Дотти Дуган, управляющая компании «Сохрани все». А это моя напарница, детектив Джейн Риццоли.

Они не вынимали рук из карманов: было слишком холодно для формальных приветствий.

— Так это вы вызвали полицию? — спросила Джейн.

— Да, мэм. Я только что рассказывала детективу Фросту, как я перепугалась, когда увидела, что там лежит.

Порыв ветра подхватил клочки бумаги, и они разметались по бетонному полу.

— Не могли бы вы закрыть дверь? — попросила Джейн полицейского у входа.

Они подождали, когда алюминиевая дверь с грохотом опустится, отгородив их от улицы. В помещении было не теплее, чем снаружи, зато по крайней мере не дул ветер. Одинокая лампочка без абажура раскачивалась под потолком, ее резкий свет подчеркивал темные мешки под глазами у Дотти Дуган. Даже Фрост, которому не исполнилось и сорока, выглядел в этом освещении старым и измученным, лицо его казалось мертвенно-бледным. Помещение было беспорядочно заставлено старой мебелью. Джейн заметила потертую кушетку с яркой тканевой обивкой в цветочек, заляпанное кресло, обитое искусственной кожей, и разнообразные деревянные стулья, среди которых не было и двух одинаковых. Сюда свезли столько мебели, что ее пришлось складывать штабелями вдоль стен — получились ряды высотой три метра.

— Она всегда вовремя платила, — сказала Дотти Дуган. — Каждый год в октябре я получала чек за год аренды. А это одна из самых крупных наших ячеек, три на девять. Она не из дешевых.

— Кто наниматель? — спросила Джейн.

— Бетти Энн Баумейстер, — ответил Фрост. Он пролистал блокнот и прочел информацию, которую успел записать: — Она арендовала эту ячейку одиннадцать лет подряд. Постоянно жила в Дорчестере.

— Жила?

— Она умерла, — пояснила Дотти Дуган. — Я слышала, от сердечного приступа. Это случилось недавно, но я не знала, пока не попыталась получить арендную плату. В первый раз она не прислала мне чек, так что я сразу заподозрила неладное. Я попробовала связаться с ее родственниками, но нашелся только престарелый дядюшка где-то в Южной Каролине. Оттуда она сама была родом. Говорила с таким приятным южным акцентом, очень милым. Я еще подумала, как жаль, что она переехала в такую даль, в Бостон, и умерла в одиночестве. Так я тогда подумала. — Дотти горько усмехнулась и поежилась, словно ей было холодно в объемистом пуховике. — Нельзя ведь заранее знать, да? Такая приятная обходительная дама. Мне было даже стыдно распродавать ее вещи, но не могла ведь я просто оставить их здесь… — Управляющая огляделась по сторонам. — Хотя за них много и не выручишь.

— Где вы его обнаружили? — спросила Джейн.

— Вон у той стенки. Где розетка. — Дотти Дуган повела их по ущелью из штабелированных стульев туда, где стоял большой морозильный ларь.

— Я думала, у нее там мясные деликатесы или еще что. Ну, то есть, зачем держать его включенным круглый год, если ты не хранишь там что-то стоящее? — Дотти замолчала и поглядела на Джейн и Фроста: — Если позволите, я лучше не буду вам мешать. Мне правда не хочется еще раз смотреть на это.

Управляющая отвернулась и быстро засеменила к выходу.

Джейн и Фрост переглянулись. Риццоли подняла крышку. Холодный пар вырвался из морозилки, заволакивая то, что лежало внутри. Потом туман рассеялся, обнажая содержимое.

Внутри оказалось обернутое прозрачной полиэтиленовой пленкой тело мужчины. На бровях и ресницах белел иней. Мертвец сидел в позе эмбриона, прижав колени к груди. Его обнаженное тело с трудом умещалось в тесном ящике. На его щеках остались пятна морозных ожогов, однако кожа была гладкой — молодая плоть сохранилась прекрасно, как хороший кусок мяса, бережно завернутый и отложенный до лучших времен.

— Арендуя этот отсек, она очень просила надежную электрическую розетку, — сообщила Дотти, отворачивая лицо, чтобы не смотреть на того, кто лежал в морозильнике. — Сказала, мол, никак нельзя, чтобы электричество вырубалось. Теперь понятно, почему.

— Вы еще что-нибудь знаете о мисс Баумейстер? — спросила Джейн.

— Да я все уже рассказала детективу Фросту. Платила вовремя, чеки всегда были хорошие. Мои арендаторы в основном приходят и уходят, не всегда им хочется болтать. Да и что хорошего они могут рассказать? Был у человека дом — и нет дома, поэтому его пожитки перекочевывают сюда. Старье, которое даже с молотка не продашь. Почти всегда такое. — Взмахом руки Дотти показала на изношенную мебель, сложенную вдоль стен. — Барахло, имеющее ценность только для самих хозяев.

Джейн медленно осматривала предметы, которые Бетти Энн Баумейстер считала своим долгом хранить последние одиннадцать лет. Если платить по двести пятьдесят долларов в месяц, то за год набирается три тысячи, а за десятилетие набежало тридцать тысяч — немалые деньги за то, чтобы просто хранить вещи. Всей этой мебели хватило бы, чтобы полностью, пусть и не в едином стиле, обставить домик с четырьмя спальнями. Комоды и книжные шкафы были из покоробленных древесностружечных плит. Пожелтевшие абажуры казались такими ветхими, что тронь — и рассыплются. Бесполезный хлам, с точки зрения Джейн. Но когда Бетти Энн смотрела на эту продавленную кушетку и на то колченогое кресло, что она видела — сокровища или хлам?

А к какой категории она относила мужчину в морозильном ларе?

— Думаете, она его убила? — спросила Дотти Дуган.

Джейн повернулась к управляющей.

— Не знаю, мэм. Мы не знаем даже, кто он. Придется подождать выводов судмедэксперта.

— Если она его не убивала, зачем тогда запихала в морозилку?

— Вы не поверите, на что способны люди. — Джейн закрыла крышку морозильника, чтобы не видеть больше замороженного лица и заиндевелых ресниц. — Может быть, она просто не хотела его терять.

— Наверно, вы, детективы, много чудного видите.

— Больше, чем хотелось бы, — произнесла Джейн со вздохом, при этом из ее рта вырвалось облачко пара.

Ей не хотелось прочесывать это мрачное выстуженное помещение в поисках вещдоков. По крайней мере время не поджимает: нет ни малейших оснований полагать, что какое-либо доказательство или подозреваемая улизнут от правосудия.

Зазвонил ее мобильник.

— Извините, — сказала Джейн, отходя в сторону, чтобы ответить на звонок. — Детектив Риццоли.

— Простите, что побеспокоил вас в такой поздний час, — произнес отец Даниэл Брофи. — Я только что говорил с вашим мужем, и он сказал, что вы работаете на месте происшествия.

Джейн не удивилась, услышав этот голос. Как священнослужителя, приставленного к Бостонскому полицейскому управлению, отца Брофи часто вызывали на место преступления, когда надо было успокоить обезумевших от горя людей.

— У нас тут все в порядке, Даниэл, — сказала Риццоли. — Похоже, здесь нет родственников, которые бы нуждались в душепопечении.

— Вообще-то я звоню насчет Мауры. — Отец Брофи умолк.

Эту тему ему было трудно обсуждать, и понятно, почему. Его роман с Маурой едва ли был тайной для Джейн, и Даниэл понимал, что она эту связь не одобряет, хотя никогда не говорила об этом прямо.

— Ее мобильный не отвечает, — сказал он. — Меня это беспокоит.

— Может, она просто не отвечает на звонки.

«На ваши звонки», — подумала она, но вслух не сказала.

— Я оставил ей несколько голосовых сообщений. Я просто подумал: может, вы недавно связывались с ней?

— Даже не пыталась.

— Я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

— Она сейчас на конференции, кажется? Может, просто отключила телефон?

— Значит, вы не знаете, где Маура.

— Кажется, где-то в Вайоминге.

— Да. Я знаю, где она должна быть.

— Вы звонили в гостиницу?

— В том-то и дело. Сегодня утром она расплатилась и уехала.

Джейн обернулась на скрежет: рифленая дверь опять стала подниматься, и под ней, пригнувшись, проскочил судмедэксперт.

— Я сейчас занята, — сказала она Брофи.

— Маура не собиралась уезжать до завтрашнего утра.

— Ну так передумала. У нее могли измениться планы.