Было уже довольно поздно, но никакого движения вокруг не наблюдалось. Бывшие пленники, измученные бессонницей и голодом, спали в самых немыслимых позах. О часовых мы, понятное дело, не позаботились, и ногайцам, набреди они на нас в чащобе, ничего бы не стоило перебить всю нашу обессиленную компанию.

Первым делом я размялся. Сладкая мышечная радость вернула ощущение прекрасного весеннего утра и полноты жизни. Изо всех неприятных ощущений осталось одно: очень хотелось есть. Однако впереди был долгий солнечный день, а с ним и надежда на пищу.

Приведя себя в порядок, я пошел разыскивать своего сотоварища. Отец Алексий тоже не спал. От его недавней разудалой веселости не осталось и следа. Священник опять стоял на коленях и молился. Я присел в сторонке, Судя по его скорбной спине, процесс общения с Всевышним обещал быть долгим. Я не стал в него вмешиваться и двинулся в обход нашего бивуака. В нескольких шагах от попа увидел давешнюю женщину с больной девочкой. Измученная мать спала, прижимая к себе ребенка. Я только сейчас толком ее разглядел. У женщины было тонкое, обострившееся лицо с белой кожей, нежно украшенное веснушками, и рыжие волосы. Они золотыми прядями выбивались из-под темного платка.

Я осторожно, чтобы не разбудить мать, вынул дочку из ее рук и откинул с лица малютки прикрывавшую его холщовую пеленку. Лицо ребенка было болезненно прозрачно, глазки плотно сжаты. Девочка крепко спала. Я положил ее на сухую хвою и, встав над ней на колени, приступил к лечению. Судя по моим ощущениям, состояние ребенка значительно улучшилось. Жара уже не было и пока можно было не опасаться за ее жизнь. Я без особого усилия над-собой водил руками над тельцем, ощущая исходящее от него тепло.

– Батюшка, как дочка-то? – раздался за спиной взволнованный, просительный голос.

Я обернулся. Встревоженная мать смотрела на меня круглыми, лихорадочно блестящими зелеными глазами. Сна в них не было ни капли, как будто не она несколько минут назад пребывала в усталом забытьи.

– С девочкой все будет хорошо, – успокаивающе ответил я. – А вот вам нужна помощь...

Удивительное дело, но это усталое измученное существо пробудило во мне не только сочувствие. Я даже невольно с былого сердечного «ты» перешел на холодное, по мнению Пушкина, «вы».

В этот момент девочка проснулась и заплакала. Я поднял ребенка и передал матери.

– Она есть хочет, – сказал я, исподтишка любуясь рыжей красавицей.

– У меня ничего нет, – виновато произнесла женщина.

– Скоро придем в село, там и найдем еду, – успокоительно пообещал я.

– Правда, батюшка, придем? – доверчиво обрадовалась рыжая мадонна.

– Конечно, придем, – уверенно подтвердил я. – Вас как зовут?

– Натальей, – наткнувшись на мой прямой взгляд, от этого смутившись и порозовев, ответила почти успокоенная женщина. – А скоро придем?

– Скоро.

– Вот кобелина! – самокритично подумал я, отходя от рыжей красотки. – Нашел время и место женщинам глазки строить!

Наш негромкий разговор разбудил спящих рядом пленников, и бивак постепенно начал пробуждаться. Люди вставали и сообразно полу разбредались по кустам. Один мой Алексий продолжал свою бесконечную молитву и ни на что не реагировал.

– Отче, кончай молиться, нужно выступать, – сердито сказал я коленопреклоненному приятелю. – Не ровен час, ногайцы по следам нагонят.

Священник недовольно пошевелил плечами, но внял гласу разума и, наскоро перекрестившись, встал на ноги.

– Куда пойдем? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Туда, – кивнул я на юг, – так скоро выйдем к Оке.

Вокруг нас начали собираться пленники. Сон освежил людей, и выглядели они значительно бодрее, чем вчера вечером и сегодня ночью.

Как-то само собой получилось, что я взял на себя роль командира и начал распоряжаться сборами. Вооруженные трофейным оружием мужчины рассредоточились по флангам, и мы без дальнейших проволочек двинулись в путь.

Днем идти по лесу оказалось значительно легче, чем ночью, никто не отставал, и наша гурьба без шума и гама направилась на юг. Через час-полтора идущий в авангарде парень, вооруженный трофейным луком, наткнулся на проселочную дорогу со следами тележных колес. Все окончательно приободрились.

Дорога уже просохла. Люди вытянулись цепочкой и прибавили в шаге. Как-то так получалось, что я большей частью шел в середине колоны вблизи рыжей Натальи. Вскоре стало заметно, что она устала, и я велел крепкому пожилому крестьянину помочь ей нести девочку. Я бы и сам с удовольствием ей помог, но ребенок мог помешать в случае опасности. Пришлось доверить благородное дело помощи уставшей матери безоружному мужику.

– Никак, собаки! – вдруг радостно воскликнула губастая баба, смешно ворочая головой на короткой шее. – Дымом пахнет!

Я прислушался и тоже различил дальний собачий лай.

– Село! – радостно крикнули впереди.

Я пошел вперед и догнал авангардного парня с луком. Кричал он. Парень торопился, убыстрял шаг, требовательно оглядываясь на отстающих товарищей.

– Где ты видишь село? – спросил я.

Он без слов указал пальцем между деревьями. Я присмотрелся и различил за голыми еще ветвями абрис колокольни. До нее было далеко, но это уже не имело значения. Главное, что жилье, а с ним кров и пища были в реальной досягаемости.

Я собрался подбодрить рыжую Наталью, но в этот момент сзади в лесу раздался дикий вопль, и грянуло дружное русское «ура», правда, с нерусским выговором. Я бросился назад, на ходу вытаскивая из-под стихаря ятаган.

Наши спутники с криками убегали с дороги в лес. Через мгновение там остались только вооруженные мужчины. Теперь я понял, в чем дело, на нас на низкорослых лошадках неслись конники в лисьих и волчьих шапках. Они визжали и крутили над головами саблями. Ногайцев было не меньше двадцати человек. Они лавой летели на недрогнувших русских, продолжая пугать нас диким криком. Столкновение произошло буднично и страшно. Двое наших упало, видимо, зарубленных кривыми персидскими саблями, но и несколько лошадей, я не успел разглядел сколько, оказались без всадников. Лава проскакала сквозь наши основные силы и теперь по инерции летела на меня. Каким-то чудом я успел отскочить с их пути на обочину дороги и оказался между двух берез. Повернув лошадей, три конника, продолжая визжать и полосуя воздух саблями, бросились на меня.