Фёлькерзам повел остатки эскадры во Владивосток и, в общем, его план сработал, как он того и хотел - главные силы японского флота перехватили его только четырем тридцати пополудни. Увы, остатки русских сил это не спасло. Меньше чем через 40 минут после начала боя "Ослябя", не в силах справиться с поступлением воды, вышел из строя, повалился на левый борт и затонул, еще около часа понадобилось японским комендорам, чтобы совершенно разбить "Орел", хоть тот не покинул место головного русской колонны.

Однако японцы чувствовали, что добыча ускользает из рук, сумерки были не за горами, так что на долгое маневрирование с выбиванием русских головных по одному времени не было. И Хейхатиро Того, презрев возможные потери, яростно атаковал остатки второй тихоокеанской эскадры. Он сошелся с ней едва ли не на пистолетный выстрел и обрушив всю мощь орудий на потрепанные русские корабли.

Вскоре все было кончено. "Сисой Великий" потопили артогнем, "Адмирал Нахимов" добили торпедами, "Орел" же, исчерпав возможность продолжать бой, но оставаясь еще на плаву, сам открыл кингстоны. Лишь трем кораблям главных сил русской эскадры повезло ускользнуть в ночь. "Ушаков", получивший повреждения и севший носом, отстал, а на следующий день героически сражался с перехватившими его крейсерами и погиб. "Сенявину" и "Апраксину" удалось-таки пройти во Владивосток, где их уже ждала пятерка прорвавшихся крейсеров: "Алмаз", "Изумруд", "Олег", "Аврора" и "Жемчуг". Увы, не считая нескольких миноносцев, это было все, что осталось от второй и третьей тихоокеанских эскадр Российской империи.

Правда и японцам сильно досталось. Понеся тяжкие потери в первый день сражения, Объединенный флот, тем не менее, не добился победы. К вечеру второго дня русская эскадра была уничтожена почти полностью, но только чудом можно было объяснить, что главные силы Того убереглись от потерь. Двенадцатидюймовый снаряд пробил башню "Токивы", взрыв должен был детонировать хранящиеся в ней боеприпасы, но... снаряд не разорвался. Еще один двенадцатидюймовый, проложив себе дорогу сквозь сталь и броню, вошел прямо в кочегарку флагмана Камимуры - броненосного крейсера "Идзумо". Сработай взрыватель как должно, котел взлетел бы на воздух, и этого наверняка хватило для сильно избитого русскими снарядами корабля, но - взрыва опять не последовало. Главным силам Объединенного флота сильно повезло в этом бою.

Но все же русские моряки смогли добыть еще один трофей. Еще до того, как потрепанные корабли Фёлькерзама вновь сцепились с врагом, старый броненосный крейсер "Дмитрий Донской", заблудившийся ночью, а теперь шедший в одиночестве во Владивосток оказался перехвачен шестью крейсерами адмирала Уриу.  Русский крейсер принял безнадежный бой и... умудрился подержаться до ночи, подбив к тому же два вражеских крейсера. Уже в сумерках японцы бросили в атаку миноносцы, но успеха не достигли, а "Дмитрий Донской" еще и потопил одного из своих "загонщиков". Конечно, самого "Дмитрия" это не спасло - избитый крейсер, достойно сражавшийся при столь неблагоприятных обстоятельствах, получил повреждения, с которыми никак не мог справиться. Ночью он затонул у острова Дажелет, правда лишь после того, как его покинула команда.

Уриу не знал о гибели "Донского" и готовился с утра возобновить сражение с упорным русским, однако вынужден был отослать подбитые "Дмитрием Донским" "Отову" и "Наниву". В "Отову" попал всего один снаряд - но так неудачно, что крейсеру пришлось возвращаться в порт, куда он и пришел к утру, а вот "Нанива"...

Старому крейсеру сильно досталось еще в первый день сражения, когда японские корабли изо всех сил стремились прорваться к русским транспортам. Но крейсера Энквиста не спали, и "Нанива" серьезно пострадал. Однако не в японских традициях было выходить из боя, пока существовала возможность нанести урон неприятелю. Крейсер не ушел в базу, когда следовало, а теперь несколько попавших в него снарядов с "Донского" привели к закономерному финалу - несмотря на все усилия экипажа, крейсер медленно, но верно проигрывал борьбу за жизнь и затонул, не дойдя до родных берегов каких-то полтора десятка миль.

Флагман Того, знаменитый "Микаса", на котором японский адмирал бессменно провел всю войну получил в первый день сражения почти полсотни попаданий всякого калибра. Броненосец был сильно поврежден, и Того испытал нешуточные сомнения, стоит ли ему и далее участвовать в сражении.  Но если моряки "Нанивы" не захотели покинуть строй, то что же было говорить об экипаже флагманского броненосца? Отправить их домой, означало нанести им несмываемое оскорбление, да и сам Того настолько привык к своему кораблю, что оставить его сейчас казалось совершенно немыслимым. Он начинал эту войну на "Микасе", и должен был закончить ее на ставшем родным мостике. Только гибель одного из них могла разлучить адмирала с его флагманом.

Сперва все шло по накатанной - нащупав вчера верную тактику, Того вновь выбивал русские головные, не подставляясь под удары противника и почти не неся ущерба. Но когда солнце склонилось к закату и Того, не желая отпускать остатки русской эскадры, сошелся с ними накоротке, корабли Российского императорского флота в последний раз обагрили свои клыки кровью. Ничего уже нельзя было изменить, но раскалившиеся русские пушки, перед тем как навеки захлебнуться стылой морской волной, до последнего выцеливали японский флагман. Хейхатиро Того это уже не волновало, стоя на чудом уцелевшем крыле мостика своего броненосца он созерцал павшее величие одной из величайших морских держав мира и наслаждался делом рук своих. Сейчас, на пике его величайшего триумфа, ему было все равно, жить или умереть - он выполнил свой долг перед Императором и Отчизной, и сделал это хорошо. Больше никакая обязанность не держала его на этом свете и если богами предначертано ему пасть сейчас, то память о его деяниях навечно пребудет в сердцах сынов Ямато. Что еще мог желать для себя воин?

Но адмирала не тронул ни снаряд, ни осколок, чего нельзя было сказать о его флагмане.  Хотя вчерашние пробоины удалось заделать и частично выкачать воду, но сегодня, от сотрясений залпов и попаданий все заделки расшатывались и разваливались, так что море вновь проложило себе дорожку во чрево броненосца. А затем, в самом конце сражения, фугасный двенадцатидюймовый снаряд нырнул под бронепояс "Микасы" и его взрыватель сработал как полагается.

Спасательные партии выбивались из сил, но "Микаса" медленно и верно прибавлял в осадке, словно не желая бросать в мрачном одиночестве холодных вод сражавшиеся под его водительством и погибшие под сенью его флага корабли. Хейхатиро Того мог это понять - так же как и он сам, его броненосец полностью оправдал все возложенные на него ожидания, так же как и он - исполнил свое предназначение. Так для чего ему теперь цепляться за жизнь?

Но адмиралу было жаль свой корабль. И пока внизу усталые матросы в мокрой, пропахшей гарью и потом одежде, стоя по колено в ледяной воде, из последних сил подводили пластыри и крепили подпорки, он ласково провел ладонью по искореженному металлу, словно ободряя свой, вконец измученный броненосец.

И "Микаса" дошел, хотя и погрузившись почти по самые порты шестидюймовых орудий. Осиянный честью и славой великой победы входил он гавань Сасебо, под приветственные крики и аплодисменты собравшихся на берегу зрителей.  Но слишком многое пришлось вынести флагману на своих стальных плечах, и несмотря на всю самоотверженность экипажа, поступление воды уже нельзя было контролировать.  Броненосец тонул, и не оставалось ничего иного, как только выбросится на прибрежную отмель.

 - Все-таки русские сделали это - произнес британский офицер Пэкинхем, всю войну бывший наблюдателем при японской эскадре. Сейчас он стоял, облокотившись на леер и глядя с мостика "Асахи" на огромный, нелепо накренившийся корпус "Микасы".