- Николай Филиппович, я должен кое-что сделать. Но перед этим необходимо объяснить Вам мотивы моего поведения, без чего все запутается окончательно. Буду, по возможности, краток, поскольку беседа эта не доставляет Вам удовольствия, да и мне тоже.

- Так может лучше было и не начинать?

- Может и лучше, но, полагаю, я должен... Позвольте с самого начала: тогда, у Валерии, я хотел убить Вас. Это так, и я не стыжусь этого. Я был совершенно захвачен страстью, и ради женщины готов очень на многое. Вы были нестерпимы для меня как успешный соперник в любви, ревность снедала меня, и я сознательно оскорбил Вас, чтобы спровоцировать дуэль, на которой, повторяю, я собирался покончить с Вами.

Граф салютовал бокалом Николаю, и наградил себя глотком коньяка.

- Сцена вышла безобразная, а что потом - я точно не помню. Куда-то шел, где-то пил, готов был убить Вас, себя, бросившую меня Валерию, и весь мир заодно. Жил как в тумане, в ожидании неизбежного, и вдруг - мне сообщают, что суд офицерской чести признал меня потерпевшей стороной! 

- Это было... Неожиданно? Какое там, к черту, "неожиданно"! Я ведь наговорил Вам с три короба мерзости при многих свидетелях, распоследнему дураку было понятно, что оскорбитель - я! В общем, от этой новости изрядная часть винных паров выветрилась из моей головы настолько, что я снова стал мыслить разумно. Кто мог сделать так, чтобы меня признали потерпевшим? Кто обладал достаточной властью над людьми, чтобы убедить свидетелей нашей ссоры в том, что белое - это зеленое? Ответ был очевиден. Я привел себя в порядок и поехал к Валерии, наплевав на все запреты: мне нужно было знать...

- Мы объяснились. Оказалось, что она играла с нами обоими, но... как Вы уже знаете ее симпатии принадлежали мне. Она чувствовала себя виноватой, что все так далеко зашло, боялась за меня и пыталась мне подыграть... А Вы... Дьявол! Вы совершенно не заслужили такого отношения, ни с моей ни с ее стороны.

- И что мне оставалось делать? Идти и требовать пересмотра суда, с тем чтобы Вас признали потерпевшим и дали право выбора оружия? Вы бы выбрали пистолеты, потому что мое мастерство с клинком общеизвестно, а умение стрелять - нет. И мне пришлось бы убить Вас на дуэли. А за что? За любовь женщины, которую она и так отдала мне? Поймите меня правильно, господин капитан. Будь между нами соперничество, я бы убил Вас не задумываясь, но штука в том, что соперничества-то никакого не было!  Валерия играла с Вами, я оскорбил Вас, а теперь должен был еще и убить!

- Мысль о том, чтобы просто принести извинения, Вам, разумеется, в голову не пришла - насмешливо заметил Николай.

- Я не мог. Капитан, если бы суд признал меня оскорбителем, мне было пристойно извиниться, но как просить прощения тому, кого признали потерпевшим? Меня бы обвинили в трусости, что совершенно неприемлемо - невозмутимо ответил граф и продолжил:

- Я выбрал сабли, капитан, по одной простой причине. Я полагал, что сильно превосхожу Вас в фехтовании и смогу в поединке оцарапать Вас. Не ранить, а чуть задеть, просто чтобы кровь потекла. Затем мне достаточно было заявить о своем полном удовлетворении, на чем дуэль заканчивалась и дело было бы решено!

 - Погодите, граф, что-то тут не сходится. Я же видел, как Вы стреляете, да и Вы сами только что хвастались... С тем же успехом Вы могли бы оцарапать меня и из пистолета. С ним Вы, кажется, и впрямь управляетесь неплохо.

Стевен-Штейнгель сморщился, словно от зубной боли.

- Так это из моего пистолета, который я знаю лучше, чем свои пять пальцев на правой руке. Но дуэльные -то пистолеты пристреливать запрещено! Откуда мне знать, куда из него пуля полетит? Это же чистая лотерея. А подставляться под Ваши выстрелы, пытаясь пристрелять оружие по ходу дуэли тоже глупо - я же не самоубийца все-таки. У меня не было ни малейшей причины убивать Вас, но не ценой же собственной жизни!  В общем, сабли выглядели идеальным вариантом. Конечно, мог быть упрек моей репутации, общественное мнение могло выставить меня мясником, жаждущем зарезать беззащитного. Но я-то не собирался Вас резать! А по завершении дуэли Вы бы не потерпели особого урона и тогда уже никто не смог обвинить меня в излишней кровожадности.

 - Тем не менее, граф, Вы нервничали.

- Да. Повторяю, что бы Вы обо мне не думали, я не настолько бессовестная скотина, чтобы не понимать всю сомнительность роли, которую мне предстояло сыграть.

- Но все пошло не по плану.

- Верно. Должен заметить, Вы с Вашей японо-черкесской задумкой были великолепны. Уже после дуэли я разобрался, что же тогда произошло. И, кстати, приложили Вы меня весьма качественно - рука только-только зажила, чтобы я мог вернуться в полк. Собственно, я и в банк-то зашел дать распоряжения перед отъездом.

- Значит, на фронт?

- Да, на фронт.

Николай откинулся на спинку мягкого диванчика, которые были тут вместо кресел.

- Хорошо. Но зачем Вы мне все это рассказали?

- Потому что я кое-что задолжал Вам. Господин капитан второго ранга, я приношу Вам свои глубочайшие извинения за оскорбления, нанесенные Вам в тот вечер. Примите мои уверения: я крайне сожалею о своем неосмотрительном поступке.   

Николай смотрел на графа и впервые за долгое время перестал видеть в нем хитрого и подлого врага. Перед ним сидел заносчивый, тщеславный, самовлюбленный и дурно воспитанный мальчишка, хотя годами он не так уж сильно уступал кавторангу. И все же...

- Но почему только сейчас?

- Ну, раньше я не чувствовал себя обязанным извиняться. Я Вас оскорбил, Вы пустили мне кровь, так что все счеты между нами были улажены. И вдруг Вы спасаете мне жизнь, я становлюсь Вашим должником - должен же я хоть как-то отплатить Вам?

- Ладно. Будем считать, что отплатили и закончим на этом. Желаю Вам с госпожой Абзановой счастья - произнес Николай, едва удержавшись от того, чтобы добавить: "только вот совсем в него не верю"

- Счастья... Спасибо. Но не будет у нас с Валерией никакого счастья - огорошил кавторанга граф.

- Но... Это как?

- Да как-то так... Сам не пойму. Была страсть просто сумасшедшая, я же огнем пламенел, кроме Валерии никаких женщин не видел. Да чего я объясняю, думаю Вы и сами все понимаете - Стевен-Штейнгель отвел глаза в сторону.

- А после всего этого - бац! И перегорело все. Стало безразлично. Она-то моя, а мне...

- Но зачем Вы это мне рассказываете? Уж не думаете ли Вы...

- Не думаю! - резко перебил Николая граф:

- И в мыслях не было. К тому же я недавно видел Вас прогуливающимся в парке, в обществе очаровательной дамы, которая смотрела на Вас так, что....

Николай вопросительно поднял бровь

- что с Вашей стороны было бы огромной ошибкой обращать внимание на кого-то еще.

- А почему я Вас не видел?

- Так Вы ни на кого внимания и не обращали - улыбнулся Стевен-Штейнгель, и вновь салютовал кавторангу коньячным бокалом

И Николай вдруг понял, что он, против воли, улыбается графу в ответ.

ГЛАВА 19

Капелька Балтийского моря с силой щелкнула по верхней губе капитана 2-го ранга, и разбрызгалась, оставляя соленый привкус на языке. Всем "Севастополь" был хорош, но все-таки с артиллерией проектировщики явно перемудрили.

Кто-то решил, что для увеличения точности стрельбы следует все четыре башни линкора ставить на одном уровне. Теоретически это так и было, так что линкор сделали гладкопалубным. Все бы ничего, но борт линкора не был высок и без полубака корабль прилично забрызгивало. Вот и сейчас капельки соленой воды в преизрядном количестве долетали аж до боевой рубки, хотя ветер не превышал трех или четырех баллов, да и корабль шел не на полном ходу, а на весьма умеренных для него восемнадцати узлах.

- Николай Филиппович, я так понимаю, с кавторангом Русановым Вы на дружеской ноге? - неожиданно спросил у Маштакова старший офицер