Но договорить мне не дали. Настя пружинисто отодвинулась и, повернувшись ко мне, прищурила глаза:

— Корнев, поправь меня, если я что-то не так поняла. То есть ты мне предлагаешь выйти за тебя замуж и уехать на Украину? Так? Значит, ты готов бросить своих парней, бросить борьбу и, плюнув на всех и вся, просто сбежать? И меня с собой зовешь?

От ее тона у меня даже уши замерзли. Во как получается: еще и жениться не успел, а первая семейная разборка уже имеет место быть. И главное, насколько быстро! Часа ведь не прошло, как сделал предложение… Но черт возьми — какая она красивая, когда злится! Брусникина же, выдав свою тираду, замолкла, продолжая сверлить меня ожидающим взглядом. Поэтому, пришлось отвечать:

— Окстись! Ребят бросать не собираюсь. И из группы сбегать тоже не собираюсь! Но пойми — я каждый день за тебя волнуюсь. Один раз вам повезло, но ведь всегда везти не будет! Накроет Бюро здешнюю ячейку, и что? Поэтому и хочу тебя отвезти в такое место, где этих козлов можно не бояться.

Из девчонки как будто воздух выпустили, и она, виновато шмыгая носом, уткнулась мне в плечо:

— Прости меня, Сережка, что плохо о тебе подумала… Только ведь и я каждый день с ума сходила, гадая — как там ты? Каждого приезда Шмелева ждала и боялась. Вдруг он вместо письма известие привезет, что с тобой что-то случилось? Я ведь верующей никогда не была, а за тебя свечки все равно ставила…

Бли-ин… за меня еще никто никогда свечки не ставил! Обнимая всхлипывающую Настёну, я растроганно погладил ее по голове, но сказать ничего не успел, так как внезапный резкий писк заставил подпрыгнуть:

— Не понял?!

Она вздохнула:

— Это будильник. На работу пора. Но ты не волнуйся, я уйду буквально часа на полтора. А потом до Риты дозвонюсь и меня подменят…

М-да… облом. Серьезную беседу в таком цейтноте продолжать не получится, поэтому мы оба, не сговариваясь, сменили тему, и Настя за завтраком принялась рассказывать о своей работе. Но когда мы уже одевались (я собирался проводить ее до конторы), Брусникина выдала:

— Знаешь, Сережка, если ты мне скажешь, чтобы я уехала, я уеду. Уеду, куда укажешь. Я тебя слишком сильно люблю, чтобы противиться. Только знай — это будет нечестно по отношению ко мне. Это будет значить, что ты в меня не веришь и мне не доверяешь. И неужели ты захочешь жить с человеком, которому не можешь доверять?

Вот ведь мать йеху итить! Нет, ну как любая барышня может повернуть разговор таким образом, чтобы мужик завсегда оставался неправым? Их что — в школе этому учат, пока мы не видим?! И ведь продолжай я настаивать на своем, то стану еще более виноватым! Но ничего, у меня такой туз в кармане, что моя милая никуда не денется! Я вон даже особо идейного Ванина, который всей душой рвался воевать, уболтал буквально за десять минут. Настёнка у меня не менее идейная и упертая (за что и люблю), но, узнав о портале, и она не устоит. Тем более что останется в том же Сопротивлении, только с невообразимо более важным заданием. И пусть это задание будет не от руководства, а от меня лично, но какая к хренам разница? Поэтому на каверзные слова своей невесты я покладисто кивнул:

— Хорошо. Когда все расскажу, ты сама примешь решение. Как скажешь, так и будет. Я ведь тебя тоже очень люблю и давить не собираюсь!

Анастасия, глядя на мою улыбающуюся рожу, подозрительно изогнула бровь, чуя какой-то подвох, но сразу распознать ничего не смогла, улыбнулась в ответ, поцеловала и потащила на улицу.

А там, как в песне — «буянила весна»! Солнце уже встало, да и ночью явно была плюсовая температура, которая сильно подъела грязные сугробы на обочинах. Теперь добавьте сюда пахнущий теплом ветерок, самую лучшую девушку на Земле, идущую рядом, и вы сумеете представить, какое у меня было настроение!

Чуть позже, проводив Настену до работы, я пошел по своим делам. По каким? Да по обыкновенным: еще вчера, тайно узнав у Константина, где он добыл тот букетик, рванул по указанному адресу. Теперь уж все будет, как положено — и предложение, и цветы! Единственно, бабка, которая этой флорой банковала, пришла почти на сорок минут позже. Но на мой фестивальный настрой подобная мелочь никак не могла повлиять, и в начале одиннадцатого я уже был возле дверей Настиной конторы. Однако там сказали, что она уже ушла, поэтому пришлось с розами наперевес бежать в знакомый дворик на улице Буковского.

Путь, который занял у нас с любимой полчаса, я проскакал за десять минут и радостный, сияющий, словно новенький пятак, прошел через арку. Но зайти во двор не успел, так как услышал знакомый детский голос:

— Эй, дядька, стой!

Оглянувшись, сначала никого не увидел, а потом заметил в подвальном окне заплаканную рожицу Павлика.

— О, малой, а ты что там делаешь?

В ответ на мой возглас он странно зашипел, замахал руками, призывая к тишине, а потом исчез, чтобы несколькими секундами позже появиться в дверях подъезда. А когда я подошел, мальчишка, ухватив за рукав куртки, затащил меня внутрь и, шмыгая носом, уточнил:

— Ты ведь парень тети Насти? Ты вчера на день рождении с ней был.

Предчувствуя недоброе, я кивнул:

— Да. Так что случилось?

— Теть Настю полицаи забрали…

Ш-ших… цветы с мягким шелестом упали на лестницу, а я, ухватив пацаненка за плечи, прорычал:

— Когда?!

Тот поморщился, но ответил:

— Недавно совсем. — И, когда я ослабил хватку, продолжил: — Они вообще-то за мной приехали. Два полицая и жирная тетка с ними. Я им двери не открывал, но они как-то сами открыли и заставили меня одеться. А потом с собой потащили. Я хотел вырваться, но не получилось — тетка сильная очень… А я на улице тетю Настю увидел и кричать стал. Так она одному полицаю по яичкам ка-а-ак пнула! А другого сумкой по голове — бац! А тетку так пихнула, что та жопой прямо в грязь упала! Я вырвался и убежал. А тетя Настя не успела… Ее тот, которого она сумкой ударила, поймал и наручники одел. А потом еще полицаи на другой машине приехали и тетю Настю увезли. Теперь возле нашего дома два полицая стоят и меня поджидают. А я что — дурак? Я сразу папе позвонил и теперь здесь его жду.

Ёперный театр! Я в растерянности почесал затылок. Это что же получается — полиция искала не Настену, а вот этого щегла? А Брусникина влезла и отбила его, наваляв при этом полицейским. Полицейским и какой-то тетке. Но спросить, что это за тетка, я не успел, так как Павлик, непрерывно следящий за полуоткрытой дверью подъезда, рванулся и приглушенно крикнул:

— Папка, я здесь!

Ворвавшийся в подъезд Костя бешеными глазами глянул на меня и сразу кинулся к сыну. Быстро успокоив мальчишку, он тронул меня за плечо:

— Ты уже в курсе?

— Да, только не понимаю, за кем они приходили?

— За Павлушкой, за кем же еще? Это ведь ювеналисты были! Эти суки уже второй раз подкатывают! Падлы! — Константин сжал кулаки. — Жену, твари, убили, теперь до ребенка хотят добраться!

Я ни хрена из случившегося не понимал, но, чтобы действовать, надо было сначала разобраться в ситуации, поэтому, кивнув на выход, предложил:

— Пойдем отсюда, а по пути все расскажешь.

И пока мы шли к какому-то Костиному знакомому, я наконец врубился, что к чему. Оказывается, еще полгода назад в Калаянской жила вполне нормальная семья Дубининых. Папа, мама и долгожданный сын. Только случилось так, что мама попала в больницу — банальный аппендицит. На операцию деньги были, поэтому никто не волновался о вполне предсказуемом и благополучном исходе дела. Но после взятия анализов начались странности. Главврач тогда лично беседовал с Костей и объяснял, что у его жены оказался вовсе не аппендицит, как все думали сначала, а какое-то особо сложное заболевание с непроизносимым для обычного человека названием. Дубинин-папа, возможно, в эти слова и поверил бы (все-таки врачи лучше знают), но тот факт, что больную быстро вывезли в Ростов вертолетом (!) за счет больницы (!!), заставил его проникнуться самыми страшными подозрениями и рвануть следом. Но в навороченный хирургический блок Ростовской клиники его не пустили, а еще через два дня просто выдали урну с прахом жены.