Тут Джо вспомнил изречение из маленькой книжки Хагбарда Челине «Не свисти, когда писаешь» (напечатанной за счет автора и распространяемой только среди ДЖЕМов и Легиона Динамического Раздора): «Индивидуальный акт послушания — это основа не только силы авторитарного общества, но и его слабости».

(23 ноября 1970 года в реке Чикаго обнаружено всплывшее тело сорокашестилетнего Станислава Эдипски с Уэст-Ирвинг-Парк-роуд. По мнению полицейских экспертов, смерть наступила не в результате утопления, а в результате удара по голове и плечам тяжелым предметом прямоугольной формы. Поскольку детективы из убойного отдела установили, что Эдипски был членом «Божьей молнии», появилась версия, что покойный поссорился с бывшими соратниками и они забили его своими деревянными крестами. Дальнейшее расследование показало, что Эдипски работал строителем. До недавнего времени он любил свою работу, вел себя как нормальный и практичный человек и поругивал правительство. Он проклинал ленивых бездельников, живущих на пособие, ненавидел ниггеров, выкрикивал непристойности в адрес хорошеньких куколок, проходивших мимо строительной площадки, а когда шансы на победу превышали восемь против одного, присоединялся к другим строителям, избивавшим молодых людей с длинными волосами, значками пацифистов или любым другим клеймом, которое позорит настоящих американцев. Затем, примерно месяц назад, его жизнь круто изменилась. Он начал ругать не только правительство, но и начальство, временами высказываясь совсем как коммунист; когда кто-нибудь при нем поминал «гадов, не желающих работать, как все люди», Стэн задумчиво говорил: «А знаете ли вы, ребятки, что наш профсоюз всячески препятствует тому, чтобы они работали, и что же им еще остается делать, как не сидеть на пособии?» А однажды, когда кто-то из ребят добродушно сделал неприличный жест, одобрительно причмокивая губами и подавая прочие сигналы восхищения в адрес проходившей мимо восемнадцатилетней девушки, он даже сказал: «Эй, ты разве не понимаешь, что ей это неприятно?» Хуже того, он, всем на удивление, отпустил длинные волосы, и его жена рассказывала подругам, что он совсем перестал смотреть телевизор, а вместо этого почти все вечера просиживает в кресле, читая книги. Полиция выяснила, что так оно и было на самом деле. Его маленькая библиотека, собранная менее чем за месяц, оказалась очень любопытной: в ней были книги по астрономии, социологии, восточному мистицизму, «Происхождение видов» Дарвина, детективные романы Раймонда Чендлера, «Алиса в Зазеркалье» и учебник по теории чисел (глава о простых числах была густо испещрена заметками на полях). Библиотека свидетельствовала о быстрой эволюции разума, пробудившегося после четырех десятков лет застоя, и было очень жалко, что этот процесс так трагически прервался. Самой большой загадкой оказалась карточка, найденная в кармане покойного. Хотя она и раскисла от воды, текст на ней сохранился. На одной стороне было напечатано:

ВРАГА НЕТ НИГДЕ,

а на обороте — еще более загадочная надпись:

Сначала полиция попыталась это расшифровать, но затем стало известно, что накануне гибели Эдипски вышел из рядов «Божьей молнии», предварительно прочитав соратникам лекцию о терпимости к инакомыслию. Несомненно, это позволяло считать дело закрытым. Убойный отдел не занимался расследованиями убийств, явно связанных с «Божьей молнией», поскольку у Красного отдела было дружеское соглашение с этой быстро растущей организацией. «Бедный засранец», — сказал детектив, глядя на фотографии мертвого Эдипски, и закрыл дело навсегда. Никто его больше не вспоминал и не пытался связать изменения в сознании покойного с его посещением собрания РХОВ в «Шератон-Чикаго», где в безалкогольный коктейль был подбавлен АУМ.)

При акте зачатия отец, как известно, отдает 23 хромосомы, а мать — остальные 23. В «И-цзине» двадцать третья гексаграмма указывает на «утопление» и «крах»: отголоски гибели несчастного капитана Кларка…

Только что прошла еще одна женщина, собирающая пожертвования в фонд «Матерей против мышечной дистрофии». Я дал ей четверть доллара. Так на чем я остановился? Ах, да: и в имени, и в фамилии Джеймса Джойса по пять букв, так что он явно заслуживает внимания. В «Портрете художника» пять глав, чудненько, но в «Улиссе» восемнадцать глав, и это сбивало меня с толку, пока я не сообразил, что 5 + 18 = 23. А что же с «Поминками по Финнегану»? Увы, там семнадцать глав, и это на какое-то время меня снова озадачило.

Попытавшись взглянуть на эту ситуацию под другим углом, я подумал: а вдруг бедолага Фрэнк Салливан, которого в тот вечер застрелили вместо Джона у кинотеатра «Биограф», протянул дольше и умер после полуночи, то есть двадцать третьего июля, а не двадцать второго, как официально считается. Я навел об этом справки в книге Толанда «Дни Диллинджера». Как ни печально, бедняга Фрэнк умер до полуночи, но Толанд упоминает интересную деталь, о которой я рассказывал тебе тогда вечером в «Рассаднике»: в тот день двадцать три человека умерло в Чикаго от перегрева. Он добавляет кое-что еще: на день раньше от перегрева умерло семнадцать человек. Зачем он об этом написал? Наверняка он ничего не знал, — но снова те же цифры, 23 и 17. Возможно, в 2317 году произойдет что-то важное? Естественно, я не смогу это проверить (не умею с такой точностью ориентироваться в Morgensheutegestern-welt), поэтому я вернулся в 1723 год — и попал на золотые яблоки. В тот год родились Адам Смит и Адам Вейсгаупт (а в 1776 году, когда Вейсгаупт возродил орден иллюминатов, Смит опубликовал «Богатство народов»).

Итак, 2 + 3 = 5, и это соответствует Закону Пятерок, но 1 + 7 = 8, а это ничему не соответствует. Что же получается? Восемь, размышлял я, — это количество букв в Каллисти, что снова возвращает нас к золотому яблоку, а 8 — это еще и двойка в третьей степени, черт возьми. Разумеется, меня не удивило, что в судебном слушании дела о чикагском заговоре фигурировало восемь обвиняемых и что этот заговор возник из нашего маленького карнавала Конвенционной недели[60], который проводился на двадцать третьем этаже «Федерал Билдинг», в потоке удивительных совпадений. Хоффман среди обвиняемых, и фамилия судьи тоже Хоффман. Пирамида иллюминатов, или Великая Печать США, сразу при входе в здание. Роберт Сил[61], с которым обошлись более жестоко, чем с остальными обвиняемыми. Пятибуквенные фамилии обвиняемых: Эбби, Дэвис, Форан, Сил, Джерри Рубин[62](и имя, и фамилия). И решающий аргумент: Кларк (Рамзи, не капитан), который был торпедирован и потоплен судьей до того, как ему позволили дать свидетельские показания.

Меня заинтересовал Голландец Шульц, потому что он погиб 23 октября. Этот человек — просто комок совпадений: он заказал убийство Винсента Колла по кличке «Бешеный лес» (вспомни Мэд-Дог[63] в штате Техас); Колла застрелили на Двадцать третьей улице, когда ему было 23 года; а Чарли Уоркман, который якобы застрелил Шульца, отсидел за это 23 года в тюрьме (хотя, по слухам, настоящим убийцей Шульца был Менди Вейсс — обрати внимание на его имя и фамилию, в которых по пять букв). Фигурирует ли здесь 17? Еще бы! Шульцу было семнадцать лет, когда его в первый раз приговорили к тюремному заключению.

Примерно в это же время я купил «Кукловодов» Роберта Хайнлайна, подумав, что книга с таким названием может иметь какое-то отношение к махинациям иллюминатов. Вообрази, что я почувствовал, когда глава вторая началась словами: «23 часа 17 минут назад в штате Айова приземлилась летающая тарелка…»

А в Нью-Йорке Питер Джексон пытается выпустить в срок очередной номер «Конфронтэйшн» — хотя в редакции по-прежнему царит разгром, редактор и ведущий расследователь исчезли, лучший репортер сошел с ума и заявляет, что находится на дне Атлантического океана с льняным магнатом, а полиция терзает Питера, пытаясь выяснить, куда подевались двое первых детективов, которым поручили это дело. Сидя в своей квартире (теперь она служит редакционным офисом) в рубашке и шортах, Питер одной рукой набирает телефонный номер, а другой гасит в пепельнице очередной окурок. Швырнув рукопись в корзину с надписью «В набор», он вычеркивает в лежащем перед ним блокноте: «Передовица — Л. Л. Дурутти, Самый юный студент Колумбийского университета рассказывает, почему он бросил учебу». Его карандаш перемещается к концу списка («Книжное обозрение»), а сам он слушает телефонные гудки. Наконец раздается щелчок снятой трубки, и глубокий, ласкающий слух голос произносит: «Эписин Уайлдблад слушает».