Глиняный конверт - i_006.png

Ну разве мог после этого Убар-Шамаш откладывать поездку в город из-за того, что сосед не дал осла. Убар-Шамаш так торопился, что даже не зашел домой предупредить жену Синнури, что вернется позже обычного. Ведь мешок с зерном ему придется нести на плечах.

До города Убар-Шамаш дошел без труда. И вскоре он уже насыпал ячмень в мешок и оттиснул свой палец на глиняной табличке, которую приготовил писец.

В полдень Убар-Шамаш уже отправился в обратный путь.

Было жарко и душно, но Убар-Шамаш бодро шагал по пыльной дороге — он торопился домой. Чем дальше, тем труднее становилось идти. Дорога была длинная, тяжелый мешок давил спину и плечи, оттягивал руки. Пот градом катился со лба, лицо горело, кровь молотками стучала в виски. Убар-Шамаш еле передвигал ноги. Наконец, совсем обессилев, он остановился у канала, чтобы передохнуть. Он сбросил мешок на землю, наклонился и смочил лицо мутной теплой водой; очень хотелось пить, но вода была такая грязная, что он не рискнул напиться. Он опять взвалил мешок на плечи и пошел. Вскоре снова вернулась прежняя усталость, и ему пришлось опять сделать привал. И так повторялось несколько раз. После каждой остановки дорога казалась еще труднее. Две лепешки, взятые с собой на дорогу, были уже давно съедены, и вначале Убар-Шамашу мучительно хотелось есть. Но теперь сильное утомление заглушило голод.

К вечеру, когда селение было уже совсем близко, поднялся ветер, все небо заволокло тучами, и короткий, но сильный ливень пронесся над долиной. Когда начался дождь, Убар-Шамаш испугался, как бы не промокло зерно. Он положил мешок в яму у дороги и лег на него, чтобы закрыть его своим телом. Убар-Шамаш промок до нитки, но зато зерно осталось сухим.

Дождь кончился, и Убар-Шамаш снова двинулся в путь. Дышать стало легче. Буря освежила воздух, но было очень трудно идти по скользкой глинистой дороге. Ноги скользили и разъезжались в стороны.

Убар-Шамаш едва сохранял равновесие, чтобы не упасть с мешком и не рассыпать зерно. Он промок, и ему было холодно.

Наконец поздно вечером он добрался до дому. Его ждали, Синнури сидела опустив голову, она думала, что мужа убили и ограбили или, быть может, что он упал и разбился и лежит теперь беспомощный на дороге... И чего только она не передумала за длинный вечер.

Но вот Убар-Шамаш вошел в хижину. Синнури вскрикнула и кинулась ему навстречу. Залилум подошел к отцу и помог ему снять мешок. Утомленный Убар-Шамаш сел на циновку. Он дрожал от холода, мокрая одежда прилипла к телу, ноги болели от усталости, руки и спина ныли от тяжелой ноши. Измученный трудной дорогой, он отказался даже от еды. Ему ничего не хотелось — только поскорее лечь, вытянуться и согреть озябшее тело.

Ночь прошла. А наутро Убар-Шамаш не смог подняться. Он весь горел, как в огне, его знобило. Голова была тяжелая и очень болела. Временами он терял сознание, никого не узнавал. Три дня лежал Убар-Шамаш, ничего не ел и только просил пить.

Приходили соседки, давали советы Синнури, но никто ничем помочь не мог — больному становилось все хуже: он начал бредить. Тогда Синнури решила послать за знахарем. Чего бы это ни стоило, надо спасти жизнь мужа. Залилум пошел за знахарем Хаблумом. В храме среди жрецов можно было найти лучшего лекаря, но жрецам надо было очень много платить за лечение.

Вечером пришел Хаблум. Все жители деревни боялись его. Ведь Хаблум умел разговаривать с богами, он знал на память заклинания от дурного глаза, от несчастного случая, он мог прогнать злого духа болезни, который вселялся в человека. Но горе тому, на кого сердился Хаблум, — он мог своим колдовством причинить человеку любую беду. Вот почему, когда Хаблум вошел в хижину, две сидевшие там соседки опустили голову и поспешно вышли. Осталась одна Синнури. Низко кланяясь знахарю, она подвела его к больному мужу.

— Ну, Убар-Шамаш, — сказал Хаблум, — рассказывай, что с тобой приключилось?

Ослабевший Убар-Шамаш смотрел на знахаря помутневшими глазами и ничего не отвечал. Только Синнури плакала и беспрестанно повторяла, что Убар-Шамаш вернулся вечером из города усталый и промокший от дождя, свалился на циновку и четвертый день не встает, не ест, не разговаривает.

Знахарь поднял веки больного, пощупал голову, посмотрел в рот и заявил:

— Твой муж заболел оттого, что на него напал злой дух из болота. Асаккум вошел к нему в тело. Надо выгнать Асаккума из Убар-Шамаша, тогда он будет здоров.

— Сделай это, господин, и мы всю жизнь будем молить за тебя бога! — взмолилась Синнури.

— Сделать можно. Только Асаккум — страшный дух, и выгнать его будет трудно. Надо заплатить один сикль серебра.

— Целый сикль? — всплеснула руками Синнури. — Где же нам взять такие большие деньги? Ведь на них можно купить хорошую свинью или хлеба на два месяца для целой семьи?

— Ну что же, если нечем платить, тогда и лечить не буду,— пожал плечами Хаблум. — А это что? Зерно? — спросил он, показывая на мешок. — Так вот, давай мне сто ка зерна, и мы поладим с тобой!

Сто ка зерна?! Ведь это треть того, что Убар-Шамаш занял на посев! Но если знахарь откажется лечить и Убар-Шамаш умрет? Лучше уж пожертвовать зерном. И бедная женщина согласилась.

Хаблум быстро наклонился над больным, сделал страшное лицо и громким голосом заговорил, четко произнося каждое слово:

Прочь, прочь, дальше, дальше!
Уходите далеко, далеко.
Отвернитесь, уходите, сгиньте!
Прочь из моего тела!
Убирайтесь из моего тела!
В мое тело не возвращайтесь!
К моему телу не прикасайтесь!
Не мучьте мое тело.

Потом Хаблум начал вертеться вокруг больного, размахивая руками и выкрикивая бессвязные слова, — это окончательно должно было испугать злых духов.

Наконец усталый Хаблум остановился, едва переводя дыхание. Теперь духи оставят Убар-Шамаша, и он скоро поднимется совсем здоровый.

А чтоб облегчить боли Убар-Шамашу, Хаблум дал Синнури пучок травы, велел залить ее горячей водой, прибавить щепотку золы из очага и давать несколько раз в день больному.

Синнури опять низко поклонилась знахарю, отсыпала ему зерно, и Хаблум удалился.

С тоской смотрела бедная женщина на опустевший наполовину мешок, но что делать? Здоровье мужа дороже.

Прошло несколько дней, а Убар-Шамаш все не поправлялся. Залилум несколько раз бегал к знахарю, но тот даже не стал разговаривать с мальчиком. А в последний раз жена Хаблума выгнала Залилума из дома...

Только в конце недели стал выздоравливать Убар-Шамаш. Он был очень слаб, но жара уже не было и голова не болела. Только кашель не переставал мучить беднягу, особенно по ночам.

В первый день, когда Убар-Шамаш поднялся, он вместе с Залилумом вышел в поле. Надо было вспахать его и засеять. Пока отец болел, Залилум очистил все поле от сорняков. Его дружок Ахуни помогал ему в этом. С утра до вечера мальчики работали как взрослые. Только вечером, после ужина, они начинали играть и бегать. Не раз случалось им подраться, но ссора никогда не была долгой. Они тут же мирились. Вот и теперь Ахуни, увидев Залилума за работой, пришел помочь другу. Пришел и его отец, чтоб вспахать поле вместе с ослабевшим от болезни соседом.

Как только Хаблум узнал, что Убар-Шамаш вышел на работу, он пришел к нему и потребовал еще зерна:

— Сто ка очень мало. Ведь это мои заклинания прогнали Асаккума. Если бы не я, он задавил бы тебя.

Но у бедных людей больше ничего не было. Они низко кланялись знахарю и говорили:

— Мы отдали тебе все, что имели, больше у нас ничего нет. Тем зерном, что оставалось в мешке, мы засеяли поле. Не гневайся на нас! Когда будет новый урожай, мы принесем тебе подарок.

И Убар-Шамаш и Синнури были очень рады, когда Хаблум ушел, не проклиная их и не вызывая злых духов. А в глубине души они не верили в колдовство знахаря. Если бы духи испугались заклинания, Убар-Шамаш сразу бы выздоровел, а он еще целую неделю пролежал больной. Вероятно, болезнь как пришла, так и ушла сама. Но только не совсем ушла. Несколько дней поработал Убар-Шамаш в поле и опять стал мучительно кашлять, и уже не только ночью, а все время. Потом опять началась лихорадка, и чем дальше, тем все хуже становилось ему.