Джерард Селден не спеша вышел из станционной конторы. Толпа на платформе Айвенго почтительно расступилась перед ним. За внешними знаками почтения, которые ему оказывало население шахтерского поселка, скрывалась ненависть. Селден был управляющим шахтой в Айвенго, принадлежащей Континентальной угольной компании. Айвенго боялся и ненавидел его.

Лениво пройдя платформу, Селден прислонился к решетке окна, за которым назойливо стрекотал телеграфный аппарат. Он специально выбрал это место: ему необходимо было знать всех, кто приезжал и уезжал из Айвенго. Отсюда он мог видеть всю узкую длинную платформу, на которую через несколько минут прибывал поезд из Чарлстона. Селден мог бы послать на этот наблюдательный пост одного из своих подчиненных, но он старался не прибегать к услугам жителей поселка и предпочитал действовать сам: личные наблюдения служили ему источником познания человеческой натуры.

Между ним и толпой на платформе образовалось свободное пространство. Селден отметил это с удовлетворением. Ставя себя над толпой, он управлял ею. Шахтерский поселок боялся его – и не без оснований.

Внешне Селден выгодно выделялся среди окружающих. Это был высокий, стройный человек с гибкой фигурой. Каштановые волосы на красиво посаженной голове слегка вились, тонкие губы часто складывались в жесткую усмешку, Молчаливый, прекрасно владеющий собой, он был самым холодным человеком из всех, кто когда-либо держал в своих руках судьбы и счастье двух тысяч жителей поселка.

Ожидая поезд, управляющий глазами собственника оглядывал район шахты, находя его прекрасным. С высоты платформы он мог видеть Айвенго; поселок лежал в долине у подножья Бархатной горы, достигавшей высоты трех с половиной тысяч футов. Остов вышки, стоявшей у входа в шахту, возвышался над Айвенго. До Селдена доносился грохот тележек, загружающих уголь в дробилки. Непроизвольно он отмечал интервалы времени – каждые шесть минут. Время не тратилось зря. Селден следил за стрелкой, которая показывала движение смолы, поступающей под желоб промывателя. Почерневшие вышки, покрытые мелкой угольной пылью, вовсе не казались ему безобразными. Каждый ремень, каждая вращающаяся цепь ведер, даже бесконечный поток воды из промывателя – все это имело смысл и назначение.

За вышкой, в конце улицы, находилось здание конторы шахт, такое же аккуратное, как и сам управляющий. Рядом помещался продуктовый магазин Компании, а еще выше, на склоне горы, – почти спрятанный за деревьями пороховой погреб. Расположение домов в поселке не подчинялось определенному плану. Коттеджи мастеров и надсмотрщиков выглядели наиболее солидно; вокруг них ютились жалкие домишки рабочих.

Оторвав взгляд от поселка, Селден снова вперил его в толпу на платформе. Его глаза стали холодными; теплый блеск, появившийся в них, когда он смотрел на шахту, исчез, и легкая гримаса скривила губы управляющего. Толпа также принадлежала ему – взором он постигал то, что было скрыто от других глаз. Рабочие бросали на управляющего косые взгляды, но ни один не решался с ним заговорить. Жители Айвенго без особой нужды не обращались к Селдену, а если и приходилось, делали это торопливо, стараясь побыстрее закончить разговор.

Управляющий узнавал лица на платформе и восстанавливал в памяти события их жизни. Там был Билл Уоршам, который, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо смотрел на железнодорожный путь. Селден знал причину его волнения: Сузи Уоршам возила сына на операцию в Чарлстон, и этой ночью должна была вернуться с ним домой. Уош Винсон тоже чего-то ждал; сизый нос выдавал его пристрастие к крепким напиткам. Глядя на него, управляющий решил переговорить c Бревтом – в шахтерском поселке не должно быть виски.

Наконец подошел поезд. Внимательно следя за всем происходящим на платформе, Селден видел бурные встречи, слышал несвязные, радостные восклицания людей, спешащих обменяться новостями.

Поезд постепенно освобождался от пассажиров. Пробил колокол, предостерегающе закричал кондуктор, и состав медленно пополз назад. Толпа рассыпалась во все стороны. На платформе остались двое – Селден и молодая женщина. При виде ее у него на одно лишь мгновение вспыхнули глаза, дрогнули губы – и снова лицо приняло обычное бесстрастное выражение.

Женщина выжидающе озиралась вокруг, но никто не пришел ее встречать. Она казалась почти девочкой, но темные круги под глазами, складки у рта и суровое выражение лица говорили о ее горьком жизненном опыте. Одета просто, вся в черном; тень от полей маленькой, плотно прилегавшей к голове шляпы скрывала глаза – но не от острого взгляда Селдена. В ней было что-то необычное, отличавшее ее от других пассажиров. Она выглядела слишком изящной и хрупкой для закосневшего в обыденности шахтерского поселка в Западной Виргинии.

Некоторое время Селден наблюдал ее замешательство, не двигаясь с места, но когда она собралась покинуть платформу, он преградил ей дорогу.

– Добрый вечер, мистер Селден, – с легким вздохом приветствовала она управляющего.

– Старик Ангус не встретил вас? – спросил Селден.

Она показала на пустую платформу.

– Как видите. Я не ждала отца, но мама…

– Итак, вы все-таки вернулись в Айвенго? Хрупкая фигурка женщины выпрямилась, глаза заблестели, и казалось, она готова была резко ответить, но под холодным взглядом Селдена тут же сникла. Серые глаза управляющего, жесткие и недобрые, откровенно разглядывали ее, и в них не читалось ни малейшего сочувствия к ее утомленному виду.

Заходящее солнце неожиданно осветило своими лучами бледное лицо молодой женщины, и Селден увидел перемены, оставленные на нем последними годами ее жизни. Эти перемены были очевидны. Три года назад она уехала из Айвенго девочкой и теперь вернулась домой женщиной, узнавшей страдание. Все три года Селден твердой рукой направлял ее жизнь, и теперь, видя результаты своих усилий, он не испытывал жалости. Стоя, как загипнотизированная, она терпеливо ждала, что он скажет.

Появился станционный служитель, принесший с собой огромные керосиновые лампы. Он с любопытством посмотрел на разговаривающих, но не осмелился им помешать. Айвенго никогда не мешал Селдену.

– Я ждал вас раньше, – сказал он все тем же холодным тоном.

– И вы знали, что я вернусь? – испытующе глядя на него, спросила женщина.

Селден рассмеялся беззвучно, как умел только он один.

– Конечно. У вас не было выбора.

Она уронила саквояж, казавшийся слишком тяжелым для такой хрупкой фигурки. Ее голос возбужденно звенел.

– Вы заставили меня вернуться!

– Конечно, – охотно подтвердил Селден.

– О! И вы не отрицаете этого?

– Зачем? – с усмешкой ответил он. – Я знал, что вы вернетесь. Это было неизбежно. Видите ли, я знаю людей и знаю вашего мужа. Я предостерегал вас перед замужеством.

– О да, вы предупреждали меня. Торопитесь теперь сказать: «Я говорил ей».

– Нет! Не хочу утруждать себя. Довольно и того, что когда-то я предупреждал вас.

Молодая женщина, раздумывая, молчала минуту, и когда заговорила, в ее голосе прозвучало недоверие:

– Итак, то, что говорил Клемент, было правдой?

– Зная вашего мужа, сомневаюсь в этом, – сказал Селден с едкой насмешкой, от которой так часто страдал Айвенго.

Кристин Беннет, урожденная Мак-Ивор, внутренне содрогнулась от этой насмешки, но Селден продолжал, не обращая внимания на ее реакцию:

– Что же он вам говорил?

Кристин пыталась говорить спокойно, но ее волнение выдавали судорожные движения руки, мявшей складки платья.

– Клем сказал, что вы внесли его в черный список!

– Это правда, – ответил Селден, пожимая плечами.

– Он считал, что из-за черного списка не мог найти работу в центральных угольных районах.

– Нельзя было поступить иначе. В полумеры я не верю, и потому он не должен был работать ни в Алабаме, ни в Теннесси.

Кристин потупила глаза, но за ее опущенными веками пылал огонь возмущения. Не замечая сгущавшейся тьмы, которую не мог рассеять даже желтый свет ламп, она пыталась понять ту тайную игру, которая столько лет велась вокруг нее. С Бархатной горы подул холодный ветер, и она плотнее запахнула свой плащ, но не двинулась с места.