"...7 марта. Заиграл баян. Выступают певцы. Шумные аплодисменты заглушают близкие разрывы вражеских мин.
После особенно лихого перебора баяниста в наступившей тишине кто-то протянул с восхищением:
- Да-а... С такими пальцами хорошо на автомате играть...
Необычайный подъем овладевает нами. Ну, как не удивляться силе искусства! Вот связист - он раздваивается: лицо его обращено к "сцене" и полно неподдельного восторга, но время от времени, не отрывая глаз от артиста, он кричит что-то серьезное в трубку. Другие связисты держат свои телефонные трубки, "транслируя" концерт по сети - для товарищей, находящихся на посту на огневых позициях.
Когда мы прощались, один из бойцов сказал:
- Спасибо, товарищи. Теперь мы на своей трехрядке дадим немцам концерт.
3 марта. Днем дали три концерта. Вечером состоялся четвертый, особый. Мы узнали, что командир одной из рот, герой, любимец бойцов, повредил себе ногу и лежит в избе. В 10 часов вечера явились к нему всей бригадой и для него одного провели всю концертную программу. Надо было видеть его смущение, растроганность".
Была у артистов одна знаменательная и, я бы сказал, удивительная встреча. Выступали они у танкистов. А там оказались чудесные певцы. "Так, как пели они "Махорочку" и "Письмо в Москву" - песни, знакомые нам и раньше, не поет никто, - рассказывает Попов. - Невыразимые интонации вкладывают эти суровые люди в слова:
Много махорки надо было выкурить на военных привалах, чтобы так спеть!"
Бригада здесь же выучила с голоса, записала на ноты эти песни и включила их в свой репертуар в "танкистской" трактовке.
А как пляшут! Лейтенант-танкист, вернувшись после боя, включился в самодеятельность и проплясал час подряд. Фамилия его Гудзь. Этот красивый 23-летний юноша - известный не только нашему народу, но и всему миру герой. О нем в прошлом месяце рассказал председатель ВЦСПС, руководитель советской профсоюзной делегации Н. М. Шверник на массовом митинге в Лондоне. Стоит привести его рассказ так, как он был опубликован в наших и английских газетах.
"На одном из участков Западного фронта тяжелый танк лейтенанта Гудзя спешил на поддержку атаки пехоты. На пути могучий советский танк встретился с 18 танками фашистов. Призыв лейтенанта "Принять бой!" нашел дружный отклик у всего экипажа. Завязался горячий бой одного советского танка с 18 фашистскими танками. Один против 18. Советский танк методически выводил из строя один танк за другим. Вскоре на поле боя уже насчитывалось 10 сожженных и подбитых немецких машин (аплодисменты). Остальные восемь спаслись бегством. Покончив с танками, героический экипаж направился к переднему краю вражеской обороны, где раздавил четыре батареи противотанковых орудий. Тем временем наши славные пехотинцы наседали на врага, который не выдержал натиска и побежал. Танк преследовал отступающего врага, давил его гусеницами и расстреливал из пулеметов. На поле боя осталось до 400 гитлеровских бандитов, которые никогда не увидят не только Москвы, но и Берлина (смех, аплодисменты). Несмотря на полученные в бою танком 29 вмятин, героический экипаж машины оставался до конца боя, блестяще поддерживая пехоту".
И вот встреча артистов с прославленным танкистом на одном из выступлений бригады. Узнали они, что Гудзь, оказывается, мечтал когда-то быть режиссером, учился немного и даже был ассистентом по постановке "Егора Булычева" Горького. О своем былом увлечении танкист сказал им без грусти, умно:
- Я жизни не знал. Любить еще никого не любил, ненависти не испытал плохой бы из меня режиссер вышел, без жизненного опыта.
Нас трогали до слез, писал Попов, и смущали та любовь и радость, с которой нас встречали бойцы. А общение с героями - "золотая россыпь для художника. Здесь, на фронте, мы увидели истинную любовь к родной земле и великую ненависть к врагу".
К нам в руки часто попадают вражеские документы, письма, фотографии. Есть среди них такие, от которых клокочет гнев в груди и сжимаются кулаки в ненависти к фашистским людоедам. Это - фотографии повешенных и расстрелянных советских людей, найденные у убитых и пленных немцев.
Вот две напечатанные нами фотографии, под которыми стоит подпись: "В оккупированном Харькове... Фотодокументы найдены у немецкого унтер-офицера 68 немецкой пехотной дивизии Герберта Калуша, захваченного в плен нашими бойцами. На снимках: 1. Жители Харькова, повешенные немецкими извергами на балконе одного из домов города. 2. Советские граждане, повешенные на здании, где помещался Харьковский обком КП(б)У".
Вот пять снимков из оккупированной Старой Руссы, найденные у убитого на Северо-Западном фронте немецкого унтер-офицера Герхарда Валонка. Улицы и переулки, балконы домов, телефонные столбы - везде висят жители города. И еще две фотографии, тоже найденные в бумажнике убитого немца. Группа фашистских вояк, как в ложе театра, расселась у большого дуба на полянке. На переднем плане фигура с офицерскими погонами. А впереди - огромный плакат, на котором большими буквами написано:
"2. 10. 41.
Русский должен умереть, чтобы мы жили.
Бравая 6 рота.
Керстен капитан, ротный командир"
А на втором снимке двумя рядами лежат расстрелянные советские люди. Четыре немца из "бравой роты" на этом страшном фоне позируют фотографу.
Все эти снимки публикуются из номера в номер под заголовком: "Мы не забудем, отомстим!"
* * *
Передовая статья в сегодняшнем номере озаглавлена "Харьков, Орел, Старая Русса". Начинается она так:
"Мы знали их свободными и красивыми, многолюдными и трудолюбивыми. Немцы превратили их в мрачные кладбища, в место пыток, в ад, где томятся бледные тени живых существ..." А далеко не полную картину того, что происходит в этих городах, да и в других районах, раскрывают корреспонденции, которые были напечатаны в последних номерах газеты: "Что происходит в Орле", "В Старой Руссе", "В оккупированном Витебске", а также статьи начальника политуправления Юго-Западного фронта С. Галаджева "Что происходит в оккупированных областях Украины", Н. Каротамма "Эстония под пятой оккупантов", украинского писателя Миколы Важана "Харьков борется"...
В этих статьях разные факты, разные события, но в одном они схожи: злодеяниям гитлеровцев нет меры и нет предела.
Есть в передовой и строки, рассказывающие о сопротивлении захватчикам:
"Стон стоит над нашими городами, изнывающими под немецким разбойничьим гнетом. Но сквозь этот стон прорывается песня борьбы. Советские люди никогда не склонят свои гордые головы перед мечом завоевателя. Взлетают на воздух немецкие казармы. Партизанские пули поражают немецких летчиков у ворот аэродрома. Мирные горожане берутся за оружие, чтобы отомстить палачам за кровь и слезы своих близких, за муки родного города, за поруганную землю отцов..."
Хочу подробнее рассказать и о недавнем выступлении известного украинского писателя Миколы Бажана. Его статью "Харьков борется" передали в Москву по военному проводу, когда полосы уже верстались. И все же мы успели поставить ее в номер. Была у меня и личная причина, о которой сквозь дымку времени я вспоминал. На Харьковщине прошла моя комсомольская молодость. В Харькове, в 1921 году, после возвращения с гражданской войны, я, как представитель губкома комсомола, служил в должности помощника командира корпуса по работе среди допризывников и постоянно гарцевал на резвом коне. Учился в Харьковской губсовпартшколе. Позже в столичном Харькове работал инструктором ЦК КП(б)У, а в начале тридцатых годов, будучи начальником политотдела МТС, входил в состав Харьковского обкома партии. Словом, как говорится, знал каждый камень этого города. То, о чем писал Бажан, была и моя боль, и мой гнев. Но, главное, хотелось, чтобы скорее, завтра же все узнали о том, как страдает и борется непокоренный Харьков.
