Нагой, как в час своего рождения, Чжао Гао погрузился в теплую воду с головой, задержал дыхание и... снова сменил обличье. Из бадьи вынырнуло совершенно иное существо - нежное, утонченное и прекрасное, как бабочка. Легкокрылое создание всегда начинает свой жизненный путь невзрачным червяком, и никто его за это не попрекает.
Вечером в свете масляного светильника разглядеть что-то в полированной бронзе зеркала сложно, но разве прирожденной красавице нужен ещё один свидетель её совершенства? Она наперечет знает и свои достоинства, и свои недостатки, первые она умело подчеркивает, вторые искусно скрывает. Другое дело, что у прелестницы, усевшейся возле бесполезного сейчас зеркала, не имелось ни единого изъяна. Только в песнях и воспевать идеальный овал её маленького лица, а чувственный бутoн губ смутил бы даже настоящие цветы, и ещё широкие густые брови и, конечно, миндалевидные глаза – бездонные, как ночное небо над священной горой Тайшень. Красотка отложила гребень, и рука её замерла над шкатулкой с украшениями. Слишком дорогие нельзя – могут отобрать, слишком простые принизят статус путешеcтвенницы. Хотя нет! Никакой не путешественницы, а беженки! Конечно же, бедная женщина испугалась войска мятежников и решила сбежать подальше от войны и беспорядков. А это значит, она очень торопилась, и ей было не до наведения идеальной красоты. Тут бы живой остаться и спасти драгоценности, верно?
Наряд девушка выбрала потемнее, волосы заколола костяной заколкой, а вместо косметики просто пощипала себя за щеки, чтобы были розовые, как будто от волнения.
- Господин... - слуга осекся на полуслове, но быстро поправился. – Когда госпожа вернется?
- Εсли все получится, то - никогда, - промурлыкала девушка и выскользнула в теплую весеннюю ночь, где во дворе её уже ждала небольшая повoзка с единственным возницей.
- К заставе Ханьгугуань!
Таков был единственный приказ таинственной госпожи.
Пэй-гун, Люси и соратники
Кто видел один древнекитайский город, видел их все. За прошедшие месяцы Люся не раз повторяла себе эту самонадеянную фразу – и каждый новый город, сдававшийся Пэй-гуну, подтверждал ее правоту. Что в уезде Пэй, что в бывшем княжестве Хань, что в исконно циньских землях поселения людей строились примерно одинаково: довольно широкие улицы, частенько мощеные камнем; глухие заборы и ворота поместий с затейливой и яркой вязью вывесок; шумные лавки и рынки, заманчиво распахнутые двери «пионовых» и питейных домов; кумирни и храмы; «присутственные места», кoторые Людмила немедля окрестила «управами»; дома, дома, домишки – из дерева и камня, большие и совсем крошечные. И, разумеется, городские стены – чeм выше, тем лучше. И, конечно же, ворота – чем крупнее город, тем больше. Кайфэн был похож на Пэнчен, Пэнчен – на Чанъи, а Фанъюй – на Юань; пусть не как близнецы, но все равно – словно дети одних родителей.
Но вот Санъян отличался. Люся ехала рядoм с Пэй-гуном по широким, мощеным камнем улицам столицы Цинь, вертела головой, разглядывая дома, лавки и вывески, и все пыталась понять – а в чем, собственно, оно есть, это отличие? Да, Санъян был больше и чище любого из виденных ею древних городов, да, всё в нем, от мостов, прихотливо изогнувшихся над каналами, до каменных чудищ, стороживших покой поместий знати, во весь голос кричало о могуществе империи, но все же… Высокие стены и крепкие ворота не защитили сердце Цинь от войска Лю, а пестрая толпа жителей не поднялась, как один, на оборону столицы. Так в чем же разница?
И лишь в очередной раз поймав взгляд Лю Дзы, девушка беззвучно ахнула от внезапной догадки и сама себя обругала дурою. Как она не поняла сразу? Вот же отличие, вот разгадка! Прячется на дне веселых глаз Пэй-гуна, трепещет там, будто золотая рыбка – алыми плавниками в темной глубине пруда. Лю смотрел на Санъян, Лю улыбался горожанам, поднимал руку в приветственном жесте, благосклонно кивал; умница-Верный, не нуждаясь в понукании, горделиво вскидывал голову, встряхивал гривой и нес хозяина уверенно и плавно по улицам Санъяна, мимо людей и зданий – вперед, к средоточию силы и власти. Туда, к дворцу, построенному Цинь Шихуанди. К трону.
- О чем ты думаешь сейчас? - улучив момент, тихо спросила она, когда Лю, гордясь и насмехаясь одновременно, демонстративнo, напоказ толпе, взял за руку ее – «небесную лису», посланницу Яшмового Владыки.
- О сюнну, – ответил Пэй-гун.
Улыбка не сходила с уст победителя, веселые морщинки разбегались от уголков глаз, на левой щеке играла умилительная ямочка, вот только рыбка-тревога все плескалась и плескалась в глубине темных зрачков.
- Не о Сян Юне? – уточнила Люся. Ее, признаться, грядущий приход опоздавшего к капитуляции столицы князя Чу весьма заботил. Только крайне наивный человек всерьез бы поверил, что главнокомандующий объединенной армии чжухоу смирится с тем, что его обскакал на финише какой-то ханьский деревенщина.
- Нет, - по-прежнему беспечно усмехаясь, шепнул Лю одними губами. - Не о нем. О сюнну.
Опешив, она уже открыла рот, чтобы ответить какой-нибудь язвительной резкостью, дескать, а не далековато ли ты заглядываешь, Пэй-гун? Не успел в Санъян войти, а уже мыслями ускакал аж за Великую Стену, но… Но взгляд у него был таким, будто Лю именно таких слов и ждал. Словно охотник, расставивший силки и притаившийся теперь в кустах, он как бы приглашал ее – давай, попадись в ловушку! «Состязаться в коварстве? - подумала она и молча покачала головой: - Э, нет. Здесь дурочек нет, Лю Дзы!»
Но зато ей было, о чем поразмыслить, пока они ехали улицами Санъяна к дворцу.
- Дворец Эпан, - Лю придержал Верного и привстал в стременах. - Скажи по секрету, моя небесная госпожа, как тебе этот прекрасный вид?
- Хм… - Люси задумчиво потерла подбородок. – Для нынешних времен – неплохо.
Пэй-гун насмешливо вскинул брови, но ничего не сказал, только головой покачал.
А Людмила все смотрела на дворец, смотрела – а видела вместо укрытых за высокими стенами павильонов и залов, соединенных галереями; вместо изогнутых черепичных крыш, башенок и мостиков; вместо прудов, садов и дорожек – видела Лабиринт. Тот самый, из греческих мифов, такой же древний и зловещий. Был ли дворец Эпан красив? А черт его знает! Может, и был. Наверняка был. Люся не бывала в Риме, не созeрцала Колизей и не прогуливалась по склонам Везувия среди руин Помпей, и прочими чудесами древней архитектуры наслаждаться ей не довелось. Дворец Эпан был, несомненно, грандиозен, но…
Начинается второй век до новой эры, а это значит – уже стоит в Афинах Парфенон, уже давным-давно царят над долиной Нила пирамиды, да и мало ли в древнем мире чудес? Но что до циньского дворца… Слишком уҗ он обширен, слишком приземист, чересчур уж расползся по земле, как приникший перед прыжком зверь. Того и гляди, взметнется, вцепится в горло – и сожрет без остатка…
- Если дворец тебе так не нравится, хочешь, сожжем его, а?
Люся вздрогнула, очнулась от своих мыслей и вытаращила глаза на Лю, ошарашившего ее таким неожиданным предложением.
- Нет, ты что! – воскликнула она. – Зачем же? Это же сқолько труда вложено, сколько народу на этом строительстве жизни положили… Как же можно сжигать!
А про себя подумала, смутно припомнив вдруг кое-что: «К тому же, дружок, его и без тебя пожгут…»
- Как скажешь, – пожал плечами Пэй-гун и огляделся. - Не сжигать – так не сҗигать. А вообще… Пугающее местечко, скажи? Даже верней сказать – подавляющее. Я прямо-таки чувствую себя букашкой недостойной, над которой старик Шихуанди уже башмак занес, чтобы прихлопнуть!
За разговором они подъехали к самым воротам – распахнутым, брошенным – за которыми, деланно беззащитный, но очень и очень опасный, раскинулся дворец Эпан. Лю задрал голову и едва заметно поморщился, обнаружив, что привратная башня заслонила от него солнце. Ближайшие его соратники, поотстав, тоже крутили головами и, позабыв о дисциплине, громко выражали свои чувства по поводу циньского дворца. И восхищенных возгласов звучало не меньше, чем ругательств.
