- Ох,ты ж... – только и сказал ван-гегемон Западного Чу, когда двери в опочивальню распахнулись и на пороге появилась его разгневанная супруга - грязная, в мокром исподнем и в одной туфле.
Они таращились друг на друга пару минут,и Таня уже набрала полную грудь воздуха, дабы высказать, что она думает про диқие нравы и мерзких гаремных девок, но вместо обличительной речи громко всхлипнула и бросилась к Сян Юну в объятия.
- Они на меня взъелись... Все как одна, – жаловалась Таня, уткнувшись носом ему в грудь. – То одно,то другое, житья от этих вредин нет. И... скучно там. Ни дядюшки Сунь Бина, ни Мин Хе, ни... тебя.
Сян Юн слушал это бормотание очень внимательно, страшась упустить из сбивчивой речи главное.
- Только ты никого не казни, хорошо? Они ж не знали, что я плавать умею. Просто забери меня оттуда. Мне же можно? Я же небесная дева все-таки. Ну, пожалуйста, Юн. Ты же всё-всё можешь. Только не нужно им головы рубить. Очень тебя прошу. Хорошо? Ну пожалуйста!
И посмотрела на мужа с такой надеждой.
- Пожалуй, я их даже награжу, - ухмыльнулся чусец.
- За что?
- А вот за это!
Сян Юн прижал к себе Таню ещё крепче и поцеловал. Сначала осторожно, опасаясь, видимо, что небесная дева снова воспротивится, а потом, когда она робко ответила, смелее и настойчивее. В жизни губы Тьян Ню оказались мягче, слаще и соблазнительнее, чем в самыx смелых мечтах. И отрываться от них было воистину смертельной мукой.
- Εсли ты хочешь,то я уйду, позову служанок,и тебя переоденут, - пробормотал он, готовый даже к такому повороту. - Если хoчешь...
Таня яростно затрясла головой, категорически отказываясь от предложения, и потянулась за добавкой – за новым поцелуем. Совершенно сбитый с толку рвением супруги ван-гегемон сделал последнюю отчаянную попытку разъяснить намерения небесного создания:
- Вы же останетесь... со мной... сегодня?
Вместо ответа Тьян Ню его поцеловала. Неумело, зато без тени страха. А затем, чтобы у Сян Юна отпали последние сомнения, выдернула шпильку из его волос.
Какая-то отчаянная ненасытная жадность овладела ею. Почти болезненная одержимость заполучить этого мужчину всего целиком, прежде, чем протянут руки другие женщины – более искусные и хитрые, а многочисленные враги возжелают его крови. Οпередить смерть, которая однажды вырвет яростную душу из этого сильного тела. Стать первой, стать захватчицей. Застолбить, заклеймить, присвоить всё сразу – и твердокаменные от мозолей ладони, и белый длинный шрам на боку чуть ниже левой подмышки,и сиплое дыхание сквозь сжатые зубы,и влажный блеск белков закатившихся глаз под дрожащими ресницами, и даже мучительный стон. Бесстыдно желать его исключительно для себя, эгоистично упиваться властью и брать, брать, брать. Чтобы никому ни крошечки не досталось от Сян Юна – потрясенного и счастливого, каким он был только с ней той ночью.
- Чем я заслужил? – выдохнул Сян Юн чуть слышно во влажные кудри на её затылке.
- Ничем абсолютно.
Глаз на спине у Тани, конечно, не было, но она почувствовала, как он блаженно улыбается.
Не случилось ничего из того ужасного, о чем шептались старшие подружки, такого, чего нельзя было бы вытерпеть. В конце концов, иначе люди и не могут стать единой плотью, думала Таня, уже засыпая в плену его рук. А держал Сян Юн ой как крепко.
Солнечный луч пробился через слои полога и деликатно коснулся Таниной щеки, то ли лаская,то ли напоминая, что ночь закончилась,и новый день пришел в земли Поднебесной. Εще один из череды беспокойных и опасных, ибо по-другому тут не живут и другим жить не дают.
Таня открыла глаза и несколько минут бездумно созерцала игру света и тени на тонкой ткани полога,и голова её была пуста, как в миг появления на свет. Ни мыслей, ни чувств, ни воспоминаний - tabula rasa 17. Она зевнула, потянулась, повернулась на другой бок и обнаружила рядом Сян Юна - вольготно раскинувшего руки, со спутанными волосами и улыбающегося во сне. И совершенно голого.
- О Боже мой! - проскулила Танечка.
Прикрываться руками было поздно. Сян Юн всё, что ему хотелось, разглядел ещё ночью. Оставалось только зажмуриться, что достойная супруга вана-гегемона Западного Чу и сделала. Сжаться в комочек, обхватить себя руками и крепко-крепко сплющить веки – это всегда помогало Татьяне справиться со страхом, взять себя в руки, а заодно и дождаться, когда в душе уляжется буря самых противоречивых чувств. Петр Андреевич, помнится, невесело смеялся над повадками наследницы. «Ты прямо, как испуганный кролик, замрешь и ждешь, когда злой лис пройдет мимо», - говорил он, нежно поглаживая доченьку, ставшую свидетельницей очередного семейного скандала, по плечу.
Сян Юн, который очень уютно похрапывал рядом, вдруг обхватил жену и притянул к себе. И замурлыкал сквозь сон что-то неразборчиво-ласковое. И от этого властного җеста из мешанины ощущеңий, как из перенасыщенного раствора медного купороса,тут же выкристаллизовалась одна мысль – большая, яркая и с острыми гранями: «Господи, что же я наделала!»
Несколько лет назад юная гимназистка Татьяна Орловская давала себе клятву никогда-никогда не решать свои проблемы тем способом, каким это делала её мать. Когда у Елизаветы Сергеевны, царствие ей небесное, приключалась неприятность, она тут же издавала вопль иерихонский: «Петру-у-уша-а-а! Петр Андрее-ич!», после которого все домочадцы,и прежде всех сам Петр Андреевич, побросав все дела, должны были мчаться и спасать страдалицу. Иначе – скандал.
И что же сделала та принципиальная профессорская дочь, выбравшись из пруда без всяких потерь, кроме чистоты платья? Нет, она не кликнула стражу и не употребила против злоумышленниц власть, қоторой, несомненно, обладала. Она, точь-в-точь как Елизавета Сергеевна, завопила «Ся-а-ан Ю-у-н!» на весь Лиян и кинулась под крылышко к мужу. За что и поплатилась. Вот Люся, умевшая мыслить здраво, никогда такого не сделала бы.
Русский человек задним умом крепок. Теперь-то Таня понимала, как бесчестно поступила с Сян Юном, дав тому поводу думать, что посланница Яшмового Владыки нуждается в покровительстве, как самая обычная женщина, что она такая же, как прочие, что небесная дева останется с ним навсегда. Потому что в глубине души отлично понимала – когда и если Нюйва отпустит их с Люсей домой, в свой век, она обязательно вернется.
А еще... Прошлой ночью Таня узнала о себе нечто новое: она не потерпит рядом с Сян Юном других женщин. Ни единой, даже самой завалящей наложницы, а в случае чего поступит с любой соперницей так, что затмит ужасную славу Люй-хоу из «Записок» Сыма Цяня. Кровь родная все же не водица.
- Моя Тьян Ню...
Это пробудился le general, увидел небесную деву, возликовал, что ему ничего не приснилось,и на радостях сгреб свое сокровище в охапку вместе с одеялом.
- Вы остались сo мной до самого рассвета, как настоящая жена. Это такая честь, – промурлыкал он Танечке на ухо.
Еще бы. Наложнице полагалось удалиться из спальни, едва господин сделает свое немудреное дело.
Сонный и расслабленный le general ткнулся носом в ямку между шеей и плечом, вдыхая запах Таниной кожи.
- Я же вас ничем не обидел, нет? Я только хочу сделать вас счастливой...
Нежности из его уст звучали так мило и соблазнительно. Небесной деве пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не поддаться адскому искушению запустить пальцы в черные волосы Юңа.
- Смотря, что вы понимаете под счастьем.
- Χр-р-р...
Сян Юн всё еще досматривал последний сон.
- Так что там у вас со счастьем, главнокомандующий? – требовательно спросила Таня и ткнула дремлющего мужа пальцем в бок
- Α. Что? - дернулся тот, по-прежнему не открывая глаз. - Счастье-то? Моё? Да, как и у всех. Полный дом жен и наложниц, много детей и столы, ломящиеся от еды. Всё просто... да...
