Верхний пласт "Зипасок " — художественное описание фактов; средний — психологическое их истолкование с помощью идей свободы и личности; нижний — метафизическое исследование добра и зла в душе человека.

Достоевский начинает от упрощенного разделения каторжников на добрых и злых. "Везде, пишет он, есть люди дурные,, а между ними и хорошие. Кто знает, эти люди, может быть, вовсе не до такой степени хуже тех остальных, которые остались там за острогом ". Расширив круг своего исследования и придав ему общечеловеческое значение, писатель сопоставляет добрых и злых, сильных волею и кротких сердцем. "Есть натуры до того прекрасные, говорит он, от природы до того награжденные Богом, что даже одна мысль о том, что они могут когда нибудь измениться к худшему, вам кажется невозможною ". Таков молодой татарин Алей. "Вся душа его выражалась на его красивом, можно даже сказать, прекрасном лице. Улыбка его была так доверчива, так детски простодушна; большие черные глаза были так мягки, так ласковы, что я всегда чувствовал особое удовольствие, даже облегчение в тоске и в грусти, глядя на него… Это была сильная и стойкая натура… Я хорошо узнал ее впоследствии. Он был целомудрен, как чистая девочка ". Достоевский научил его читать русское Евангелие. "Я спросил его, нравится ли ему то, что он прочел? Он быстро взглянул и краска выступила на его лице. "Ах, да!, отвечал он, да, Иса святой пророк, Иса Божии слова говорил. Как хорошо! " — "Чтож тебе больше всего нравится? "

— "А где он говорит: прощай, люби, не обижай и врагов люби. Ах, как хорошо он говорит! "

Алей — благодатный человек, «animanaturaliterchristma».

Другой образ — старик старовер — первый очерк "старца "у Достоевского. "Это был старичек лет шестидесяти, маленький, седенький… Что‑то до того спокойное и тихое было в его взгляде, что, помню, я с каким‑то особенным удовольствием смотрел на его ясные, светлые глаза, окруженные мелкими, лучистыми морщинками… Редко я встречал такое доброе, благодушное существо в моей жизни… Он был весел, часто смеялся — ясным, тихим смехом, в котором много было детского простодушия ". Старовер из "Мертвого Дома "принадлежит к роду странника Макара Долгорукого, архиерея Тихона и старца Зосимы.

Кроток сердцем и "хорошенький мальчик "Сироткин, чистенький, смирный, задумчивый; кроток сердцем и самоотверженный Сушилов, "вполне безответный, приниженный, даже забитый человек, в природе которого уничтожать свою личность везде ". Во всех этих людях добро от природы, независимое от воспитания и среды, добро, как gratia gratis data.

Им противостоят люди зла. Достоевский впервые столкнулся с ними на каторге. Они влекли и пугали его своей загадочностью. Он долго не понимал их. И то, что, наконец, понял, было самым потрясающим откровением, которым подарила его каторга. Эти преступники совсем не знали раскаяния. "В продолжении нескольких лет я не видал между ними ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении. Ведь можно же было во столько лет хоть что нибудь заметить, поймать, уловить в этих сердцах, хоть какую нибудь черту, которая бы свидетельствовала о внутренней тоске, о страдании. Но этого не было, положительно не было ". Как объяснить эту нераскаянность? Невежественностью, душевной тупостью, неразвитостью? Автор отстраняет "готовые точки зрения ". Каторжный люд был грамотный. "Наверное более половины из них умело читать и писать. В каком другом месте, где русский народ собирается в больших массах, отделите вы от него кучу в 250 человек, из которой половина была бы грамотная? "Достоевский не останавливается перед признанием дерзновенным, почти невероятным: эти злодеи, убийцы, преступники были лучшие русские люди. "Сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром. Ведь надо уж все сказать: ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы…. "

Итак, "готовая "точка зрения на совесть и моральный закон ничего не объясняет. Лучшие люди, грамотные, даровитые, сильные, никаких угрызений совести не испытывают. Загадка преступности встает перед писателем. "Философия преступления заключает он, несколько потруднее, чем полагают ". Так возникает тема "Преступления и наказания ".

Вопрос о совести сложнее, чем думают сторонники оптимистической морали. Таинственную природу зла автор исследует на примере нескольких "сильных "личностей.

Вот арестант Газин. Достоевский рассказывает о нем: "Этот Газин был ужасное существо. Он производил на всех страшное, мучительное впечатление. Мне всегда казалось, что ничего не могло быть свирепее, чудовищнее его… Мне иногда представлялось, что я вижу перед собой огромного, исполинского паука, с человека величиною… Рассказывали, что он любил прежде резать маленьких детей, — единственно из удовольствия: заведет ребенка куда нибудь в удобное место, сначала напугает его, измучает, и уже вполне насладившись ужасом и трепетом маленькой жертвы, зарежет ее тихо, медленно, с наслаждением… А между тем в остроге он вел себя очень благоразумно. Был всегда тих, ни с кем не ссорился и избегал ссор, но как будто от презрения к другим, как будто считая себя выше всех остальных… Что то высокомерно–насмешливое и жестокое было всегда в лице его и в улыбке ". Газин — демоническая личность; его образ воспринимается писателем, как воплощение чистого зла, насилие над детьми — как признак демонической одержимости (Свидригайлов и Ставрогин). Злая сила символизируется в образе паука ( "баня с пауками "Свидригайлова, пауки Версилова, Ипполита, Ивана Карамазова). В Газине выражена разрушительность зла — начало Аримана. В другом разбойнике — Орлове — показано величие зла — начало Люцифера. Об этом страшном злодее Достоевский пишет: "Положительно могу сказать, что никогда в жизни я не встречал более сильного, более железного характером человека… Это была на–яву полная победа над плотью. Видно было, что этот человек мог повелевать собою безгранично,, презирая всякие муки и наказания и не боялся ничего на свете… Между прочим, я поражен был странным его высокомерием. Я думаю, не было существа в мире, которое могло бы подействовать на него одним авторитетом… Я пробовал с ним заговаривать об его похождениях, но когда он понял, что я добираюсь до его совести и добиваюсь в нем хоть какого нибудь раскаяния, то взглянул на меня до того презрительно и высокомерно, как будто я вдруг стал в его глазах каким‑то маленьким, глупеньким мальчиком, с которым нельзя и рассуждать, как с большим. Даже что‑то вроде жалости ко мне изобразилось в лице его. Через минуту он расхохотался надо мной самым простодушным смехом, безо всякой иронии… В сущности, он не мог не презирать меня и непременно должен был глядеть на меня, как на существо покоряющееся, слабое, жалкое и во всех отношениях перед ним нисшее*. Достоевский сталкивается с титанической личностью, сверх–человеком, для которого обычная мораль — жалкое ребячество. Зло совсем не ущербленношь воли и слабость характера; напротив, з нем страшное могущество, мрачное величие. Зло не в господстве нисшей плотской природы над высшей духовной; злодей Орлов являет в себе полную победу над плотью. Зло есть мистическая реальность и демоническая духовность.

Орлов высокомерно смеется над наивным моралистом Достоевским и презирает в нем "слабого человека ". В романе "Униженные и оскорбленные "злодей князь Волковский издевается над шиллеровским прекраснодушием литератора Ивана Петровича. От сверхчеловека Орлова идут все "сильные личности "Достоевского. Проблема Раскольникова уженамечена. Люди делятся на сильных, которым "все позволено* и на слабых, для которых сочинена мораль. Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов ставят себя " по ту сторону добра и зла ". Это ницшеанство до Ницше Достоевский вынес из каторги.