Лойэ нравилось орудовать костяной иглой, кажется, не меньше, чем клинком. Рехи же сел рядом, задумчиво щурясь, потирая плечо. Вот главное, чтобы не загноилось! А то безобидная забава превратилась бы в большие проблемы. Для Лойэ, правда, после таких «игр» существовала возможность другой проблемы… но она об этом не задумывалась. Рехи же не представлял, что станет добывать для кого-то пищу, кроме себя.
Впрочем, на будущее никто не строил планы. Все радовались настоящему, насколько вообще помнили значение этого слова. А следующий день скрывала завеса урагана, нависшего над равниной. Ветер уже гулял по шатру, колыхал шкуры, словно тонкие лоскуты, неприятно лизал кожу. Рехи тоже поспешил накинуть одежду, но больше никуда не двинулся, лениво наблюдая за работой Лойэ. Кому и зачем она что-то шила? Вроде хотела обменять на что-то. А Рехи ничего не делал, только охотился. Из одежды его устраивала и снятая с убитого воина туника, которую он никогда не менял, старые штаны и тоже снятые с какого-то мертвеца сапоги.
— Не скучно же тебе, — протянул Рехи. Ему порядком надоело смотреть, как девушка сшивает неровные края шкуры. Но из шатра выбираться не хотелось: снаружи все неистовее завывал ветер, разнося шершавых назойливых мух песка и пепла. Они не ведали, почему в их мире все покрывал пепел, он же напитал и неизменные тучи. Казалось, словно триста лет назад кто-то зажег гигантский костер, пожарище. Рехи даже не совсем представлял, сколько это — триста.
— Я так успокаиваюсь, — отрезала Лойэ, нервно дергая толстую нитку. Кое-что от мира до Падения оставалось полезными мелочами.
Порой на пути во время кочевания встречались развалины древних городов, совершенно мертвые, зловещие до дрожи. Некоторые утверждали, что видели между обломков неведомых строений сотни призраков. Старики со вздохами вспоминали какие-то крепости и замки. Что это такое, Рехи толком не понимал. Утрамбованные груды камней напоминали ему обычные скалы, только под ногами слишком часто скрипели кости сгинувших обитателей. Мрачные картины лезли в голову под гул урагана, а в сердце невольно теснились дурные предчувствия. Лишь бы не повторился давний кошмар! Лишь бы…
Нет-нет, скалы защищали от ветров, скалы ограждали от смерчей — только это и оставалось повторять. Нарастал безотчетный страх замкнутых пространств. Рехи боролся с ним, как мог, поэтому руки сами потянулись к талии девушки, потом к шее и волосам, немного погладили, задумчиво перебирая прядки. Страсть отвлекала от страха.
— Не мешай! — рявкнула на него Лойэ так, что старик в углу проснулся. А ее страх, похоже, отвлекал от возможной страсти. Она лишь неистово дырявила неподатливую шкуру, закрепляя петельные грубые стежки.
«Ну что с ней не так? Только что стонала и извивалась… теперь — не мешай», — недовольно отшатнулся эльф. От нечего делать он лег плашмя на мех, вытянув руки вдоль тела. Но заостренные уши чутко улавливали движение ветра за пределами деревни.
Все ее обитатели тоже нервно замерли. Доносился запах грозы, но молнии тонули за черной завесой, клубящейся над холмами. Рехи закрыл глаза, ему представилось странное парение над пустошью. Он наблюдал все отстраненно с высоты черных туч. Он отчетливо рассмотрел, как черный полог бури переполз через скалы, перекинулся через них жадными лапами.
От этого образа Рехи встрепенулся, убедившись, что деревня все еще на месте. А что если буря и правда перевалилась через холмы? Но горизонт у края равнины все равно скрывался в дымке. Лишь бы через преграду не пришли гибельные завихрения, долгое время не приходили же. Но все этого безотчетно боялись, старались как-то не думать, чтобы не привлечь беду. Лойэ же задумчиво покачивалась вперед-назад.
— Тебе было жаль Здоровяка? — решил отвлечь ее разговором Рехи.
Впрочем, тема все равно выходила не веселая.
— Нет, с чего бы? — пожала плечами Лойэ, не оборачиваясь. — Разве ты стал бы жалеть, если бы убили меня?
— Ну… ты-то не Здоровяк.
— А в чем разница? Кроме внешности, — бросила она небрежно. — Не думай, что нас что-то связывает.
— И не думаю. Ты просто прокусила мне плечо! — усмехнулся Рехи, потирая место возле ключицы. Два отверстия от клыков уже не сочились кровью, у эльфов она вообще быстро сворачивалась, густая и вязкая. Чтобы она совсем не застыла, наверное, и требовалась подпитка в виде людей.
— Совсем молодежь друг друга не ценит… а в старые времена… клялись в любви до гроба, — внезапно вклинился старик из угла, привычно забрюзжав свою песенку.
— Ты еще скажи, что когда-то эльфы не пили кровь! — привычно осадил его насмешливый Рехи. — Давай, старик, это твоя любимая сказка.
— Так рассказывают… Когда-то эльфы служили идеалом для людей, — пошевелилась сморщенная развалина в окружении дырявых шкур.
Бесконечное число морщин перепахали бесформенное лицо в обрамлении редких седых волос. Тощее, как скелет, тело двигалось слабо, неохотно. И как они все-таки еще жили? Словно кто-то обрек их на такое существование в наказание.
— Почему же они… мы… стали пить кровь людей? — заинтересованно подала голос Лойэ, повернув голову.
— Ты видишь другой корм в этой пустыне? — отмахнулся Рехи. Сама ведь любила охоту! Чего ей не хватало? Будто кому-то оставалось дело до правды. Хоть правда, хоть ложь — уже ничего не изменилось бы. Сказки только заставляли верить в мистическое спасение великим чудом или унижали рассказами, что когда-то эльфы считались идеалом. Да и для кого! Для людей! Зачем идеалы еде? Ах да, люди тогда тоже друг друга не лопали.
— Но что было до Великого Падения? — настаивала Лойэ, отложив в сторону работу.
— Мир, — непонятно отвечал старик. Рехи задумывался, что такое вообще «мир». Он знал долгую дорогу, скитания без конкретной цели, короткие и длинные стоянки, вылазки за едой, тропы между темных скал.
— Сейчас не-мир? — спросил он.
— Сейчас его остатки, — мрачно проговорил старик, уставившись перед собой.
— Почему вы называете это Падением?
— О! О-о-о-о! — старик затянул долгую монотонную мелодию, голос его то хрипел стенаниями, вторя порывам снаружи, то срывался на горловой свист.
— Ну, хватит уже! — топнул ногой Рехи.
— Да, Великое Падение… Великое… — сморщенные разлапистые ладони закрыли лицо рассказчика. — Оно случилось не сразу. Сначала была Великая Война. Когда Темный Властелин вышел против эльфов, он пытался поработить весь мир. Он восседал на гигантском троне из костей и черепов. И прислуживали ему… ему… — старик недовольно хлопнул себя по безжизненно вытянутым ногам. — Забыл… я все забыл!
Сказка не удалась, впрочем, ее все слышали много раз. Рехи бы сам сумел закончить: «И прислуживали ему самые мерзкие твари, начавшие эту войну. Среди них были и эльфы, и люди».
Пожалуй, стариков и правда оставили на веки вечные в наказание за Великую Войну. Сами же об этом рассказывали. А верить или нет… Рехи никого не осуждал, потому что не представлял прошлый мир. Те же развалины рассказывали, что и в нем сиротам жилось несладко. Их так же пинали и мучили, хоть в пустоши, хоть в городах. Поэтому Рехи не жаждал каким-нибудь колдовством отмотать время и предотвратить Падение. Кое-кто фаталистично заявлял: если случилось, значит, заслужили. Хотя… что случились? Великая Война, Великое Падение, Великий Темный Властелин… Все у них «великое», а на деле премерзкое. Темный Властелин — нелепое прозвище, похоже, его истинное имя из страха забылось. Чего он хотел? Не верилось, что один человек способен раскрошить целый мир. Порой хотелось глянуть ему в глаза и плюнуть прямо в лицо, чтобы перечеркнуть весь воспеваемый суеверный страх из сказок. Рехи бы не устрашился, так он убеждал себя.
— И где-то ж он теперь? — живо интересовалась Лойэ. Она в детстве редко слушала эти россказни. Это Рехи рос с условными изгоями общины. В какой-то мере он был благодарен старикам, они служили хоть какой-то его защитой в детстве, весьма зыбкой, но все же.
— Э… Властелин-то? — старик пренебрежительно махнул рукой. — Подох, как и все мы. Тьфу, туда ему и дорога. Думал править, а со своей магией просто разворотил все… — но глаза старика остекленели, он подался вперед, шепча в беспричинной панике: — Без возврата. Возврата нет!