Даниил Андреев
Голоса веков
(1906–1959)
Палестинская мелодия
Гладит предутренний ветер вечно-священные камни.
Над Галилеею грустной руки воздел муэдзин.
Лижет бесшумное время прах Вифлеема и Канны,
И с минаретов вечерних слышно: Алла-иль-Алла.
Розовым встанут миражем храмы и рощи Дамаска,
Жены под светлой чадрою нижут сапфир и опал.
Лишь набегающий ветер, волн благосклонная ласка…
Смолкли призывные трубы Ангела, Льва и Орла.
Но, как и прежде, задумчивы те же рыбацкие мрежи,
Дремлют гроба крестоносцев, миррой и кедром дыша,
И разноликие толпы молятся снова и снова,
К плитам Господнего Гроба с моря и суши спеша.
1930-е
Серебряная ночь пророка
Над белоснежною Меккою гибкой планеты хвост,
Дух песков накалённых и острых могучих звёзд.
Звёзды вонзают в душу тысячи звонких жал….
Благоговейный трепет сердце пророка сжал.
Слышится ближе, ближе шум непомерных крыл:
Конь с человеческим ликом россыпи неба скрыл;
Грива — белыми волнами, сам он — словно туман;
Имя коню — Молния, эль-Бохран.
Мчит пророка на север десятикрылый гонец,
Хлещет сирийский ветер, душит, и наконец,
Весь запылён пустынею, сполохами палим,
Сходит ночной наездник в спящий Иерусалим.
В уединённом храме ждут Моисей и Христос,
Вместе молятся трое до предрассветных рос.
И в выси, откуда Солнце чуть видимо, как роса,
Конь ездока возносит на Первые Небеса.
Иерархии гигантские ширятся впереди:
Между очами ангела — тысяча дней пути…
Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:
Скрывают лицо Аллаха семьдесят покрывал,
И за покрывалами — голос, как ста водопадов шум,
Как опоясанный громом и молниями самум:
— Восстань и гряди, избранник, вдоль всех городов и стран,
Провозглашай народам Мой истинный Аль-Коран!
Головокруженье… омут… отпрянувшие Небеса,
Звёзды, летящие вверх… Гаснущие голоса…
Толща холодных туч… Старый кирпич стен…
Ещё не остывшее ложе и плоти свинцовый плен.
По-прежнему бдит над Меккой белой кометы хвост,
Дух песков остывающих и острых могучих звёзд.
1933
Титурель
1
— Кто ты, мальчик? куда?.. Твои волосы
Нежней королевского золота,
Тебе пажом надо стать…
Отчего ты один? Где мать?
— Титурэль мое имя. Я вышел,
Когда рассказал мне дед
О песне: он сам её слышал
И прекраснее в мире нет.
Ту песню ангелы пели
В Сальватэрре, земле святой…
Нет на свете другой мне цели,
Как дорога к стране той.
— Ты ошибся, дитя. Туда
Надо плыть по многим морям.
Попадают даже суда
То к пиратам, то к дикарям;
А когда каравелла в шторм
На подводной рухнет скале
Яйца чаек, единственный корм,
Испечёшь ты в тёплой золе.
Но нечего будет пить,
И когда оборвётся нить,
Ты обрадуешься концу.
Возвращайся ж, дитя, к отцу.
Меняются годы, несутся года и года,
Мужает упорство, духовная крепнет страда,
И встречные птицы с небесным лучом на крыле
Всё дальше и дальше манят его в путь по земле.
2
— Кто ты, юноша? и куда?
Благородна твоя стать,
Твои тонкие руки не знают труда,
Тебе надо рыцарем стать!
— Мне не надо быть рыцарем. В рубище сером,
Как Спаситель ходил по земле,
Я достигну скорей Сальватэрры
В этом мире, лежащем во зле.
— В Сальватэрру путь долог и крут.
Далека твоя цель ю не дойти!
Византийцы в рабы продадут,
Сарацины убьют по пути.
— Но не знаю другой я цели;
Невозможен мне путь иной.
Помолись о рабе Титурэле,
О дороге его земной.
Меняются страны, несутся года и года,
Встают из-за моря империи и города,
И плачутся ветры, и волны бушуют во мгле
О пламенном хоре, которого нет на земле.
3
— Без оружия?! Путник, зачем
Ты бредешь в эту степь один?
Азра пала, пал Вифлеем,
По пятам спешит Саладин!
— Но к неверным проникну легче я
Без оружия и щита.
Да будут щитом мне вера моя,
Смирение и нищета.
— Э, мы тоже верили прежде,
Пока от бед и утрат
Нас хранило, подобно надежде,
Имя Конрада Монферрат.
Но погиб он — и пламень веры
Победы нам не стяжал:
Оттеснены тамплиеры,
И Тевтонский орден — бежал.
