Улица была пустынной. Генка закурил и исчез в подъезде.
— Чего это он? — Костик недоумевал.
— Чего, чего! Тут дело нечисто. Видал, как он оглядывался? Честные люди так не оглядываются. И мешок у него тяжеленный. Да ещё чемодан.
Стас схватил друга за руку, потащил за собой.
— Пойдём посмотрим!
— Куда?
— Как это куда? За Генкой! Поглядим, куда он это всё тащит.
— Так ты и узнал! — Костик присвистнул. После треклятых голубей, после ужасной крыши не больно-то хотелось встречаться с этим типом. — Держи карман шире.
Но Стас упрямо тащил его за рукав. У самого подъезда он взглянул ему в лицо своими бесстрашными, светлыми глазами, усмехнулся.
— Боишься?
— Ага, — сказал Костик. — Пошли.
И они вошли в подъезд.
Наверху слышались грузные шаги, железные перила тихо дребезжали. Мальчишки на цыпочках взлетели на третий этаж. Остановились там. Послышался лязг замка и протяжный скрип. Потом всё стихло.
Ребята осторожно и медленно поднимались.
С площадки пятого этажа вёл ещё один пролёт лестницы, и наверху в желтоватом свете пыльной лампочки виднелась узкая дверь на чердак, обитая железом.
Дверь была наполовину отворена. В толстом стальном кольце качался здоровенный амбарный замок.
Стас решительно зашагал по лестнице. У самой двери обернулся, поджидая Костика, и скользнул в темноту чердака. Костик за ним. Под ногами было что-то мягкое — стружки или опилки.
Глаза немного привыкли к темноте, и они увидели совсем рядом основание печной трубы. Мальчишки прошли вдоль неё и выглянули. В дальнем конце чердака, в жидком свете слухового окна, копошился Генка. Он что-то вынимал из рюкзака и осторожно ставил подальше, к самой стрехе.
Вдруг он выпрямился и пошёл прямо на мальчишек. Они попятились в тень трубы, присели на корточки. Генка прошёл мимо них к двери. Резко запахло чесноком.
Затем они услышали скрип и чёткий металлический лязг защёлкнувшегося замка. Стало тихо-тихо. И жутковато.
Костик поглядел на Стаса. Тот растерянно улыбался.
— Ты чего?
— «Ах, попалась, птичка, стой! Не уйдёшь из сети». Очень похоже, — ответил Стас.
Костику было страшно. Показалось, что Стас выламывается.
— Брось-ка, Стас, шуточки. Давай поглядим, что он там принёс, и будем сматываться, пока не вернулся.
Стас неопределённо хмыкнул, пожал плечами.
— Давай.
Костик первым подбежал к слуховому окну, на коленках пробрался в угол и нащупал какие-то банки: четыре железные — круглые и тяжеленные, одну стеклянную, обвязанную тряпкой.
Стас стащил тряпку, сунул руку внутрь. Рука утонула в чём-то густом и вязком. Он испуганно выдернул её — рука пахла рыбой и была тёмная, будто в кожаной перчатке. Подтащил банку к свету.
— Чёрная икра, — сказал Стас.
— Да, — подтвердил Костик. Икринки лежали одна к другой, плотно, как дробь. — Он её с консервного завода украл.
— Какой ты догадливый, — ехидно ответил Стас.
Он аккуратно обвязал банку тряпкой и поставил на место.
— А вон чемодан.
Стас потащил жёлтый щегольской чемодан к свету. Замки не открывались. Стас огляделся, увидел черепицу, недолго думая сшиб замок.
— Что ты делаешь? — испугался Костик.
— Тихо. Это жулики. Надо всё узнать, раз уж такой случай подвернулся.
В чемодане лежал добротный костюм, туалетные принадлежности, здоровенные штиблеты.
В углу чемодана лежал перевязанный бечёвкой, завёрнутый в газету пакет. Стас надорвал угол пакета. Это были деньги. Красные новенькие тридцатки.
— Ого! — выдохнул Костик.
Столько денег они никогда в жизни не видели.
Стас молча вытащил брюки, приложил их к себе — он мог спрятаться в них по подбородок.
Вдруг рука его быстро скользнула в правый карман брюк, вытащила плоский воронёный пистолет.
— Дела! — сказал Стас. — Браунинг. Они не просто жулики и спекулянты. Это похуже.
И тут им стало страшно по-настоящему. Сами того не сознавая, они столкнулись со смертельно опасной тайной. Игры кончились. Друзья понимали, что Генка просто мелкая сошка. Фальшивый немой! Этот зверюга был посерьёзнее. Достаточно вспомнить его разговор с Генкой!
Стас скомкал брюки, швырнул их в чемодан, задвинул его подальше и сунул пистолет в карман.
Только сейчас Стас огляделся цепким взглядом.
— Теперь самое бы время отсюда уходить. И как можно быстрее, — сказал он. — А чемоданчик-то для «немого». Уезжать собрался.
Костик с завистью глядел на его отвисший от тяжести браунинга карман и молчал.
— Айда на крышу! — позвал Стас.
Деваться было некуда. Через слуховое окно они выбрались на крышу. Сперва старались не громыхать железом. Балансируя, наступали только на острые ребра. Потом им надоело балансировать, и ребята стали ходить как вздумается. Но от этого ничего не изменилось.
Далеко внизу торопились по домам редкие прохожие, чуть дальше виднелись бурая крыша и кусочек двора рыбоконсервного завода.
Равнодушные прохожие, равнодушная пустая крыша. Никому до них не было дела. И выхода не было. Стас потрогал водосточную трубу — она была старая, проржавевшая.
— Не выдержит, — сказал он.
— Факт, — отозвался Костик. — Может, есть пожарная лестница?
— Нет её, сам видишь. Может, и должна быть, только её нету.
Ребята вернулись на чердак, подёргали дверь — бесполезно.
Конечно, был один очень неверный шанс выбраться. Оба это знали. Можно было просто-напросто выбраться на крышу и орать, звать прохожих. И всё объяснить — громко и жалко. Может, их и вызволили бы, но уж тогда ищи-свищи: Генка со своими жуликами-бандитами тоже с ушами, за икрой и чемоданом никто бы не пришёл.
Они сидели под слуховым окном и думали.
— Надо дожидаться, — сказал Стас. — Ты как, не боишься?
— Боюсь, — сказал Костик, — давай дожидаться. Только вдруг они через неделю придут?
— Не может быть, — не очень уверенно ответил Стас.
Но даже сквозь неуверенность в голосе его слышалось упрямство.
— А икра — вкусная штука, — сказал Костик.
Стас сглотнул слюну. Они переглянулись и рассмеялись, хотя ничего смешного в их положении не было. Потом Стас притащил банку, и мальчишки руками стали есть из неё. Они припомнить не могли, когда ещё так вкусно ели, — жаль только, хлеба не было. Очень было вкусно.
Наконец Стас отвалился от банки и улёгся на опилки. Он уставился на сучковатые брёвна стропил, брезгливо, будто что-то грязное, вытащил браунинг.
— Заряженный, — сказал он. — Костик, а что будет, если Генка нас поймает здесь?
— Худо будет, — ответил Костик, — самого его поймать надо. Помнишь голубей и крышу?
— Ха! Ещё бы!
— Такой, наверное, не только ворует. Он и убьёт — не поморщится.
— Да. И отсюда не удерёшь. Если только с крыши сигать.
— Сказанул. Но во второй раз я ему в лапы не дамся.
— Понимаешь, — Стас стиснул Костику руку, и тот почувствовал, что рука его вздрагивает, — понимаешь, после света здесь ничего не видно. Он пойдёт за икрой, а мы — к двери. Выскочим — и поминай как звали.
— Хорошо бы, — ответил Костик.
— Иначе пропадём. — Голос у Стаса был необычно серьёзен. Сухой, совсем взрослый голос.
Костика знобило. Странное дело — теперь, когда он точно знал, что Стасу тоже страшно, ему почему-то стало спокойнее. Мало ли что страшно! Ничего не боятся только глупцы, но он скорее бы умер, чем сознался, что боится.
Друзья сидели не просто так, они ждали врага.
В кармане Стаса лежал пистолет, но он не прикасался к нему, и оба старались о нём не думать. Потому что пистолет — на самый-самый крайний случай, и если думать об этом крайнем случае, становилось страшно вдвойне. Они росли во время войны и знали: оружие — это серьёзная штука, оружие убивает, с оружием не шутят.
Костик встал, попрыгал на месте.
— Тебе тоже холодно? — спросил Стас.
Они подошли к трубе, сели рядом, прижавшись к её тёплому боку.
Костик старался не думать о доме, о маме. Что толку? Всё равно ничего не изменишь.